Вблизи острова, на расстоянии броска камнем, на отвесной скале, окружённой со всех сторон морем, возвышается крепкая башня, куда можно попасть только по подъёмному мосту. Когда-то, в языческие времена, на месте этих руин стоял знаменитый храм, где чтили приносящего радость Бахуса и где всегда царило веселье. Но христианская любовь превратила этот храм в башню смерти, откуда то и дело доносились зубовный скрежет и голодный вой. Несчастные жертвы деспотизма находили здесь неминуемую гибель. Меня заставили спуститься в мерзкое подземелье по бесконечной приставной лестнице, которую, едва я коснулся ногой пола, тотчас же убрали. Египетская тьма прочно обосновалась в этом глубоком мрачном погребе. Запах разлагающихся трупов затуманил моё сознание. Скоро я убедился, что нахожусь у порога царства мёртвых. Отыскивая место, где бы умереть, я натыкался то на скелет, то на полуистлевший труп. Полный отчаяния, я лёг на каменный пол и стал призывать Смерть, чтобы она избавила меня от мучений. Но на этот раз она подослала ко мне своего брата — Сон, заставивший меня на время позабыть мои страдания. Когда я снова открыл глаза, то с великим удивлением обнаружил, что яма освещена и, осмотревшись вокруг, заметил висевшую на верёвке, опущенной через отверстие в потолке камеры смерти, корзину и в ней горящую лампу. В корзине оказались всевозможная снедь, несколько фляжек с вином, а также сосуд с маслом, чтобы поддерживать огонь. Хотя лампа и высветила все ужасы страшной тюрьмы, всё же чувство голода победило моё отвращение. Быстро сдвинув несколько скелетов вместе, я устроил из них стол и сиденье и расположился обедать, как могильщик перед только что вырытой могилой.
Однажды, спустя несколько дней, — так по крайней мере мне показалось, ибо у времени в этой подземной клетке были свинцовые крылья, — я вдруг услышал над собой шум. Вслед за тем что-то скатилось по бесчисленным ступенькам лестницы, и в двух шагах от себя я увидел человека. В сумерках трудно было определить, товарищ ли по несчастью передо мной, или палач. Но моё недоумение сменилось радостью и удивлением, когда я наконец узнал моего друга. Да, да, то был он — доктор Теофраст! И его голос в этом погребе смерти был для меня словно звук трубы, призывающей мёртвых восстать из могил.
Друг Теофраст сердечно обнял меня и, торопливо объяснив цель своего визита, предложил, не теряя ни минуты, следовать за ним: ему не терпелось выбраться отсюда, так как удушливый трупный запах подземелья вызывал у него отвращение.
Наверное, я был первым пленником, вырвавшимся на свободу из этой пасти льва. Под покровительством моего доброго ангела я вернулся домой, где он открыл мне тайну моего чудесного освобождения.
«Благодарите судьбу и верную любовь, что помогла вам на сей раз избежать голодной смерти, — сказал Теофраст. — Но вы должны как можно скорее покинуть Цикладские острова, иначе выход от сюда может закрыться для вас навсегда. У ревнивого князя сто глаз, чтобы следить за вами, и сто рук, чтобы схватить вас. Цено — любящий муж и мстительный человек. В его жилах течёт кровь тигра, и только цепи любви сковывают его ярость. Поэтому он жестоко мстит всем влюблённым паладинам прекрасной Зои, но никогда ей самой. Ваш жребий мог стать жребием ваших предшественников, и вы сгнили бы в этой башне, если бы Зоя не питала к вам чувства, большего, чем ко всем остальным, ставшим жертвами страсти к ней. Она упрашивала князя испытать её огнём, чтобы доказать свою невиновность и ваше благородство, и смело требовала вашего освобождения. Но после того как он, не смотря на все её просьбы, пренебрежительно отказал ей, она ушла, огорчённая, и поклялась с этого часа не прикасаться к еде. Зоя жаждала умереть тою же смертью, что и вы, господин рыцарь. Однако всё это мало обеспокоило жестокосердного супруга, и он спокойно отправился на охоту. Воспользовавшись его отсутствием, Зоя подкупила сторожей и послала вам еду и напитки, в то время как сама, верная своей клятве, не прикасалась к еде. Через три дня князю передали, что розовые щёчки его супруги поблекли, и огонь жизни в её небесных глазах начал угасать. Тревожное известие сильно взволновало Цено. В порыве раскаяния, он бросился к ногам Зои, заклиная её не губить себя и свою красоту. Просьба сохранить вам жизнь была удовлетворена, но с условием, что вы немедленно покинете остров Наксос, как праотец Адам рай, и никогда больше не попытаетесь вернуться сюда. Князь поручил мне заботу о здоровье прекрасной Зои и о вашем освобождении. Итак, приготовьтесь к скорейшему отъезду. В гавани уже стоит корабль, который доставит вас в Геллеспонт».
Когда Теофраст закончил свою речь, я обнял его и поблагодарил за дружеское участие, но на сердце у меня было тяжело: ведь я должен был покинуть остров Наксос, а красота прелестной Зои так очаровала меня, что мне казалось легче расстаться с жизнью, чем с ней.
«Мой друг, — сказал я, — ваши последние слова для меня равносильны смерти. Разве вы сами не говорили, что любовь без надежды горше смерти. Лучше бы вы оставили меня навсегда томиться в голодной тюрьме, тогда бы я расквитался с этой несчастной жизнью, которую не мыслю в разлуке с любимой. Дайте мне умереть честно, по-рыцарски. Скажите князю прямо, не таясь, что я избрал Зою дамой сердца и готов подтвердить это в поединке не на жизнь, а на смерть. Я знаю, что никогда не смогу получить её как награду, поэтому готов биться за неё со всем его рыцарством, пока не погибну в бою».
Друг Теофраст покачал почтенной головой и улыбнулся, как врач улыбается больному, который бредит в лихорадке.
«Ваше намерение безумно, — возразил он. — Храбрый рыцарь должен биться не для того, чтобы умереть, а чтобы победить и завоевать славу и почёт. Кроме того, мне кажется ваш враг, князь Цено, движимый не законами рыцарства, а ревностью, в ответ на ваше предложение, не теряя времени, отправит вас обратно в преддверие Оркуса[171]. Но, видимо, любовь сильнее смерти. Раз уж ваша страсть победила рассудок и ничто не может заставить вас забыть прекрасную Зою, то я волью в вашу душу каплю освежающей росы. Она, может, и не исцелит вас, но во всяком случае оживит ваши надежды.
Я открою вам тайну, известную только немногим мудрецам мира. Никакая награда не вырвала бы её у меня, и только дружба и сострадание к вам побуждают меня нарушить печать молчания. Обожаемая вами Зоя принадлежит к числу тех немногих красавиц, которые происходят от фей и только наполовину от смертных. Старые народные легенды о богах, обитавших когда-то в Греции, не плод воображения и не фантазия, хотя поэты и разбавили их всевозможными баснями и небылицами. Отличить в них правду от вымысла не легче, чем обнаружить чистое серебро в его сплаве с сурьмой, хотя глаз настоящего знатока всегда разглядит серебро в шлаке.
Боги относятся к семейству эфирных духов, обитающих в верхних слоях атмосферы, на Олимпе. Они — ближайшее к людям звено в цепи мироздания. Когда-то боги жили в согласии и видимом общении с людьми, соединяясь браком с детьми Адама, и их потомство до сего времени встречается в этом мире. Хитрый Лебедь, обратившийся впоследствии в Громовержца, был как раз одним из таких духов. Он обольстил беззаботно купающуюся Леду и наградил своё женское потомство чудесным даром принимать, по желанию, образ их предка — лебедя.
В трёх частях света[172] из глубины недр нашей матери-земли вытекают три источника, которые служат сильфидам[173] местом наслаждения прохладой и одновременно наделяют прелестных обитательниц верхних слоёв атмосферы, называемых теперь феями, а в древние времена — небесными богинями, способностью сохранять девичью красоту. Действие любого из этих источников обнаруживается только на красавицах из рода духов, или фей, если они один раз в году, в день летнего солнцестояния, искупаются в нём. Все три источника находятся в далёких странах, а крыльями для полёта наделены только потомки Лебедя и матери Леды, поэтому немногие могут воспользоваться своим наследственным правом. Большинство красавиц разделяют общий жребий дочерей Адама, увядая, подобно смертным.
Может быть, мои слова окажутся неожиданными для вас, благородный рыцарь, но генеалогия прекрасной Зои, и это совершенно достоверно, ведётся от Леды, вернейшим доказательством чему служит то, что раз в году она становится лебедем, или, как она любит говорить, одевает лебединое платье. Ведь дочери Леды появляются на свет божий не голыми, как все другие дети: их нежные тела покрыты воздушной, сотканной из лучей эфира оболочкой — одеждой, которая, по мере их роста, растягивается. Эта одежда обладает не только свойством чистого газа преодолевать земное притяжение и легко подниматься до облаков, но ещё и придаёт своим владелицам лебединый образ на то время, пока они облачены в неё.
Ежегодное путешествие к источнику красоты длится девять дней и, если ничто не препятствует ему, оканчивается исполнением сокровенного желания женщин, недосягаемого для большинства из них, — беспрестанно наслаждаться собственной молодостью и красотой.
