Наконец девушка умолкла, закончив песню тем же немелодичным звуком, с которого она началась. Но теперь никто не ворчал. Повисла тишина, которую через миг взорвали крики наемников. Все сорвались с места, обступили Светлану. Каждый хотел протиснуться к ней поближе, хлопнуть по плечу, сказать пару слов в благодарность.
– А знаешь песню про вдову мельника?! – крикнул кто-то.
– Не знаю, но если напоете, то музыку подберу, – смело отозвалась княжна.
Потом, далеко за полночь, когда все, кроме стражи, легли спать, Борислава рассказала мне, что, кроме вышивания, музыка была единственным занятием, дозволенным юной княжне. В самом деле – какой от этого мог быть вред старшей сестре? Тоска первого похода настолько извела Светлану, что подруга решила создать ей хоть какую-то отдушину. Скрипка вообще-то считается инструментом простолюдинов, но ни на что больше денег не хватило, даже после того как Борислава буквально ограбила Ждана. Слух княжны оказался совершенным. Тренированные пальцы легко вспомнили те азы скрипичной науки, которые девушке показали когда-то давно. Талант восполнил недостаток опыта. Многие даже из моих братьев сказали бы, что так не бывает. А вот я ничего невозможного в этом всем не видел. В конце концов, встречались мне музыканты еще талантливее. Да и мелодии, которые играла Светлана, были просты и незатейливы, не требовали виртуозного владения смычком.
Для наемников этого хватило. Уже на следующей стоянке Светлану сразу подсадили к костру, насыпали полную миску каши с отборными кусками мяса. Ее робкий протест встретил дружный смех.
– Ешь-ешь, – выразил общую мысль Картавый. – От общего котла не убудет. Наедай щеки, тебе еще иггать и иггать.
Вот так все разом изменилось. Княжна повеселела. Такая популярность среди суровых наемников была ей приятна. Погонщики друг перед другом предлагали ей присесть на свою телегу и не бить зря ноги. Дожди зачастили. Дорога превратилась в сплошную каторгу. Но вечером, на привале, когда играла скрипка, морщины на грубых лицах людей Картавого разглаживались, усталость покидала тела. А Светлана с каждым разом играла все лучше и лучше. И грубые наемники с одинаковым удовольствием слушали как фривольные кабацкие песни, так и грустные сказания о любви, героически-возвышенные – о витязях прошлых лет. Скрипка пела, и вместе с ней пело сердце беглой дочери корчевского князя.
В конце похода, когда купец рассчитался со всеми, к Светлане подошел Картавый и протянул калиту, в которой явно ощущался звон денег.
– Что это? – удивилась Светлана.
– Это мы всем мигом собгали, – довольный собой, ответил капитан.
– Да что ты, дядя Картавый? Я нищенка какая, что ли? – возмутилась девушка.
– Ой, княжна. – Картавый произнес это совсем тихо. – Пго гоног подгуги твоей не газ было говогено. Неужто ты ничего не поняла? Нищенка пгосит, а тебе пгосить не надобно. Мы сами пгинесли. За песни твои. Загаботала.
– Так я ж просто так, от всего сердца. – Светлана покраснела. – Я же как лучше хотела.
– Лучше и вышло. – Рука наемника легла ей на плечо. – Мы ж ведь тоже от всего сегдца. Собгали, кто сколько смог. А ты не отхомячивайся. Чай, в кагманах ни полушки. Это – честные деньги, бгать их тебе не зазогно. Загаботала. Есть тебе что-то надо, да и скгипочку получше спгавить. Ты нам помогла, мы – тебе. Все по-людски. Жизнь здесь дгугая. Сам на кусок хлеба не загаботаешь – никто дагом не поделится. Так что беги.
– Куда бежать? – удивилась княжна.
– Да не беги, а беги, вот дуга девка. – Картавый в сердцах сплюнул, сунул ей в руку кожаный мешочек и направился к своим подчиненным. Видно, не очень привык бывалый наемник общаться с людьми благородных кровей, да еще и женщинами. И все же он обернулся, махнул рукой: – Счастливого пути, малышка, может, еще свидимся. Не бойся бгать деньги за свою музыку, когда честные люди пгедлагают. Бойся иггать только гади денег. И косы свои состгиги. Хлопот с ними много. Пгощаться с пгежней жизнью – так уж пгощаться.
Больше мы Картавого не видели. Через полгода, весной, в тех же бочажских лесах, разбойники, переодетые в антов, напали на охраняемый им караван. Почти четыре десятка набранных им бывших охотников, так и не получивших настоящего боевого опыта, разбежались, гонимые вековечным страхом перед северянами. Семнадцать проверенных мечей, и восемнадцатый – самого Картавого. Они встали против банды десятков в восемь, костяк которой составляли дезертиры из княжеских полков, хорошо обученные и вооруженные. Наемники отработали свое золото сполна. Кто-то из охотников все же наткнулся на лесных братьев и рассказал им о нападении. Когда последние поспели на поле боя, лишь купец да Одинаковые еще отбивались, став спиной к спине. Остальной отряд лег костьми, но никто не дрогнул и не убежал. Изрубленного капитана смоли опознать только по мечу, который окоченевшие пальцы сжали в последних смертельных объятиях. Одинаковые потом рассказывали, что, увидев безнадежность положения, капитан сам прорубился к главарю шайки, снес тому голову и упал на его труп под градом ударов. Совсем чуть-чуть не дождался он подмоги. Вот такова она, жизнь наемника.
Впрочем, впереди у нас было много новых походов и много знакомств. Ждали нас стычки, в которых Борислава пролила первую кровь. Были и таверны, где скрипка Светланы за один раз могла принести больше денег, чем дубина Ждана в особо удачном походе. Но княжна так и не привыкла считать медяки. Она играла, видела блеск чужих глаз, слышала восторженные крики, и этого ей вполне хватало. Девушка так и не научилась думать, что она будет есть завтра. Да и зачем? Рядом всегда была подруга, которая считала каждую монетку, легко планировала расходы.
Но вот что удивительно: в новую жизнь дочь князя, благородная дева, первые восемнадцать лет жизни окруженная заботой челяди, вписалась гораздо легче и быстрее, чем Борислава, изведавшая тяготы обучения княжеских дружинников на своей шкуре. Мышцы княжны окрепли. После дневного перехода она уже не валилась с ног, и руки не дрожали, сжимая скрипку у вечернего костра. Хрупкая, тоненькая, как тростинка, она так и не обрела прежней округлости форм. Дорога – она всех обтесывает под себя, вытапливает лишний жир, учит правильно дышать и двигаться, так, чтобы сил хватило на дневной переход. Обостряет внимание. Каждую засаду, в которую мы могли бы попасть, Светлана обнаруживала загодя. Возможно, ее тонкий слух и был инструментом, позволившим в свое время заметить и меня, и Псеглавца, а теперь служившим безопасности торговых караванов. Малышка – ласково называли ее наемники.
Однажды в каком-то кабаке после исполнения особо фривольной и потому весьма популярной песни кто-то из местных заправил решил, что неплохо было бы заполучить эту скрипачку на ночь в свою постель. Кто знает, может быть, песня его так распалила, внушив мысль, что у исполнительницы нравы не менее свободны, чем у разбитной вдовы, о которой она пела. Борислава не успела прийти на помощь подруге, когда два дюжих молодца взяли ее под руки. Кабак был полон наемников. Расправа оказалась весьма жестокой. Все трое – и хозяин, и его подручные – одними выбитыми зубами не отделались. Первому ретивые парни, обожавшие свою Малышку не меньше, чем ее песни, к тому же подогретые неумеренными возлияниями, сломали руки и ноги. С подручными обошлись мягче, но и те на своих ногах уйти не смогли. От окончательной расправы всех троих спасло лишь заступничество Светланы. Девушка сумела-таки достучаться до хмельных голов своих защитников и остановить самосуд.
Очень скоро моя слава отошла на задний план. Те, кто дрался рядом со мной в старые времена, умирали один за другим. Да, купцы всегда помнили обо мне. Каждый знал: Искатель выберет лучший путь для каравана, договорится с разбойниками и таможенниками, которые, по мнению купцов, – суть те же разбойники. А если не успеет, его спутники станут весомым дополнением к обычной охране. Последней, к счастью, мы полностью заменить не могли. Иначе для наемников стали бы врагами.
Борислава продолжала перенимать у Ждана мою науку. Не так быстро, как сам парень, но все же это сделало ее еще опаснее в бою. Девушку уважали, ей стали доверять, как соратнику. Хотя ярость ее никуда не делась, Борислава худо-бедно научилась держать ее в узде. Но все знали: если в бою ей нанесут хоть одну рану, союзникам лучше убраться подальше, потому что меч антской ковки начинал сеять смерть, не глядя на лица. Ждан ворчал – мол, столько человеческого материала пропадает зря, кивая на изрубленные девушкой тела, но поделать ничего не мог.
Кстати, парень научил подруг читать. Но книги, которые он носил с собой, показались им скучными и неинтересными. Даже премудрости Абдаллаха, напрямую связанные с тем, чему учил Бориславу Ждан, не пошли девушке впрок. Парню пришлось пересказывать ей самое важное. Вот тогда Борислава и Светлана слушали, развесив уши, и даже начинали что-то понимать. А слова, написанные на пергаменте или бумаге, так и остались для них набором полупонятных закорючек. Хотя нет, не совсем. Светлана начала записывать на обрывках свои песни. Но и только.
