– Почему ты решил, что он вой от богов? – Гостомысл сопротивлялся совету просто по привычке решать самому. – Мне показалось, он был не против установления мира со словенами…
– Я таких людей чувствую. Мне он с первого взгляда представился именно воем. Поступь, стать, взгляд. От него идёт неукротимый дух. Он спокоен и сдержан, но в любой момент готов взорваться в ярости. И ярость эта будет управляемой. Я видел таких людей, которые умеют управлять своей яростью. Это редкое качество. Такие люди обычно лучшие вои и лучшие полководцы. Наш князь-воевода таков. Ты сам, княже, таков. Таков и Войномир.
– Может быть. В этом варианте есть здравое зерно, – согласился Годослав. – Надо поговорить с Войномиром. А ты, Дражко, что по этому поводу думаешь?
– Я мало знаком с ним. Но, по слухам, полки он строить и водить умеет. Отчего ж не попробовать? И лицо у него хорошее, без коварства. И ногти не обточены, как у князя Додона.
– Усы только не сильно выросли… – улыбнулся волхв. – Но это вопрос возраста…
– Ставр, позови ко мне племянника. Надо поговорить с ним до того, как бояре соберутся.
Воевода Славер тем временем вынужден был ждать прибытия сильного подкрепления из Бьярмии, потому что совет посадников Русы, после долгой взаимной ругани и пререканий, вызванных интересами торговыми и возрастными, которые сошлись в противоречии, так и не дал ему полных полномочий для ведения боевых действий. Здесь уж от всей души постарался престарелый городской воевода Блажен, приверженец глубоких, подтверждаемых громким храпом, убеждений спящего князя Здравеня, тоже любитель, в соответствии со своим возрастом, больше сидеть на лавке, чем в седле, как и его князь. Он высказывался за повышенную осторожность, памятуя, что ни раз и ни два в прошлом бывал отменно бит неудержимым в сече князем Буривоем, и опасался, что подобное повторится и со Славером, а спрос по всей строгости будет с него, как с городского воеводы. При этом совершенно игнорировал факт того, что именно с него стремились снять ответственность, и переложить её на широкие, покрытые кольчугой плечи тоже немолодого, но ещё крепкого и телом и характером Славера.
Посадник боярин Ворошила, до этого, как казалось, решительный и самостоятельный, почему-то свою решительность на совете не проявил, и даже забыл, что именно он высказал предварительное решение о начале войны. Поговаривали, что кто-то уже успел пересказать князю Здравеню высказывания посадника в его адрес, иначе, зачем бы Здравень вызывал боярина к себе для многочасовой беседы, о смысле которой никому известно не стало. Однако, это всё – слухи и предположения. А действительность оказалась таковой, что посадник Ворошила открыто на сторону воеводы варягов-русов из Бьярмии не встал. В итоге, долго проспоря, решили, что Славер всё же будет командовать, но только тогда, когда прибудет сильное подкрепление из Бьярмии, вернее даже не подкрепление, а почти третья часть войска, а до этого Блажен будет городскую дружину готовить, чтобы потом Славеру её передать.
Будь у Славера эти самые обширные полномочия, он, полководец опытный, оправданно рисковый, и умеющий принимать неординарные решения, уже начал бы воевать даже своими ограниченными силами, полагаясь на свою извечную спутницу – удачу, которая раньше его никогда не подводила, но войну он начал бы неожиданно для словен. И эта неожиданность давала бы большие шансы на успех, как часто бывало уже с князем Войномиром, не большим любителем ждать и догонять. Славер был наставником Войномира, но сам многому у князя научился. Войномир читал книги о древних походах, и пересказывал их воеводе. И Славер все запоминал. И теперь мысленно представлял, как можно было бы воевать со словенами. При этом воевода всегда считал, и практика это мнение оправдывала, что неожиданность в действиях обычно дает чуть ли не половину победы. Даже привычным «изъездом»[122] можно было бы решить дело со взятием Славена в течение нескольких часов. Сначала заслать под видом купцов пять десятков воев. Потом в «изъезд» пойти, а вои изнутри ворота откроют. Но совмещенный княжеский и посадский совет рассудил по-своему, превышая даже разумную осторожность. Стали ждать подкрепления, которое вытребовал Славер у князя Астараты, такого же престарелого военачальника, как и воевода Блажен, и такого же медленного на решения, хотя Астарата, в отличие от Блажена, и редко покидал седло, делая вид, что воюет. Правда, в народе поговаривали, что Астарата на войну уезжает только ради того, чтобы оказаться подальше от своей старой жены, легче вынося походы и неудобства кочевой жизни, опасности неуёмной сечи, чем присутствие рядом благоверной властолюбивой и скорой на руку супруги, большой любительницы прятать в рукаве скалку.
Однако князя Астарату могли, по просьбе Славера, поторопить сторонники Войномира, которых князь всегда слушался. Об этом Славер сам позаботился, отправив дополнительно гонцов к каждому, кто может иметь на Астарату влияние. Воеводу же Бажена поторопить было некому, а Славер на него влияния не имел. Более того, Славер, как казалось Блажену, был его соперником, выскочкой, который пытается во всем опередить самого главного воеводу Русы. Сколько правды было в мыслях Блажена, сказать трудно, хотя ему многократно передавали нелестные отзывы о нем со стороны Славера. Славер при этом считал свои слова справедливыми, и только. Сам же о посте воеводы Русы не думал. Но при таких отношениях почувствовать поддержку Славер не рассчитывал.
Пришлось ждать, а ждать Славер, как и Войномир, тоже не любил, и потому, пока настоящие боевые действия не начались, и он не считается жителям Славена врагом, решил просто съездить к соседям, для чего ему пришлось ещё затемно выбраться на лёд Ильмень-моря, чтобы опробовать давно уже проложенную по льду дорогу. В сопровождение, как и полагается по рангу, Славер взял пару молодых варягов, пришедших с ним из Бьярмии – Боживоя и Верещагу, да вместо проводника купца Смыка из рушан[123], который имел в Славене укоренившиеся традицией деловые связи, и даже держал там свою соляную лавку.
Неожиданно ударивший крепкий мороз воеводу остановить не мог. Благо, как обычно бывает с наступлением холодов, ушёл до этого дувший беспрестанно подзакатный сырой ветер, и уже не иссекал лицо тугими и хлёсткими порывами. Лицо и щёки от мороза борода спасает, а нос недолго и рукавицей прикрыть. Так и поехали. И уже на подъезде к противоположному берегу Ильмень-моря, когда рассвело, увидели издали, как Славен покидает большая кавалькада, состоящая из всадников и нескольких саней. На взгляд опытного воеводы в кавалькаде было не меньше сотни воев. А если вои уходят из города, значит, никто не ждёт со стороны варягов-русов неприятностей – такой вывод сам собой напросился. Но Славер знал, что простые выводы не всегда бывают самыми верными. От ворот кавалькада, не теряя даром времени, свернула в полуночную сторону. Кони с ходу пошли вскачь. Похоже было, что кто-то отправился в Бьярмию…
Славер придержал коня, чтобы купец Смык догнал его.
– Узнай первым делом, кто уехал и куда! – приказал воевода. – Сразу, как въедем, постарайся узнать…
Смык шмыгнул тонким и острым, как у дятла, носом. Этот нос его готов был в каждую щель забраться, и что-то там вынюхать. За это Славер и приблизил Смыка к себе.
– Это, воевода, недолго… Словене народ разговорчивый…
Подъехали к городским воротам, которые уже были распахнуты настежь, словно приглашали гостей. Стража особого внимания на воеводу и его сопровождение не обратила, а Смык тут же свернул в сторону, заметив среди горожан знакомое лицо. Разговаривал недолго. Воеводе даже не пришлось коня придержать, когда Смык догнал его.
– Что там?
– Княжич Вадимир с женой отправился к отцу в Карелу.
– Оставил город? – удивился воевода. – Княжич оставил город?
– Буривой гонца ночью прислал. Плох князь, говорят, зело… На прощание сына вызвал.
– Вадимира, а не Гостомысла, – сам себе сказал воевода, и удовлетворённо хмыкнул.
Значит, данные о том, что Гостомысл выехал к бодричам с посольством, оказались верными. Иначе Буривой вызвал бы к себе старшего сына, а Вадимира оставил бы хозяйничать в Славене. И вполне вероятно, что Гостомысл взял с собой и Войномира, чтобы удалить его от основных мест схваток и сражений. В отсутствие Войномира словенам будет жить спокойнее.
– Вадимир поехал… Словене жалеют, что Гостомысла нет. Значит, Словен без правящей руки остался. Не понимаю… – рассуждал Смык.
– А не желает ли Вадимир сам князем стать – случаем воспользоваться, и брата обойти? – спросил, остановившись справа от воеводы, дружинник Верещага.
