– Вадимир поехал… Словене жалеют, что Гостомысла нет. Значит, Словен без правящей руки остался. Не понимаю… – рассуждал Смык.
– А не желает ли Вадимир сам князем стать – случаем воспользоваться, и брата обойти? – спросил, остановившись справа от воеводы, дружинник Верещага.
– Если сам не додумался, след и подсказать бы ему… – добавил, с другого бока подъехав, дружинник Боживой. – Ежели они промеж себе перегрызутся, нам это будет только на руку…
Славер мнение дружинников внешне проигнорировал, хотя мысль в голову отложил. Но об этом можно и позже подумать, со знающими дело людьми посоветовавшись. Хотя все подобные методы больше подходят для посадников, чем для воевод, потому что интриги разводить – воя недостойно.
– Ещё что? – спросил Смыка.
Купец закашлялся, поперхнувшись ответом, но потом всё же сказал:
– Ещё меня спрашивают, правда ли, что варяги войной на Славен идти намереваются.
– Ты, конечно, сказал, что правда.
– Как можно, воевода! – Смык даже носом от возмущения зафыркал, как кот, почуявший собаку. – Я посоветовал рукавицу потяжельше одеть, и дать аккурат по челу тому, кто такое болтает. Наши дела, мол, торговые, и два торговых города дружить должны. А ты напраслину на меня не сказывай.
– Ладно-ладно, пошутил я, – ухмыльнулся Славер в бороду.
– Куда едем-то, на торги? – поинтересовался купец, когда маленькая кавалькада остановилась на перекрёстке.
– Покупать нам, кажись, и нечего. Прогуляемся-ка вдоль городских стен. И так, чтобы на нас внимания меньше обращали. Показывай.
– Тогда – туда, – Смык направил лошадь через мощёную обтёсанными по поверхности брёвнами улочку. – Всё одно потом к Волхову выедем, а там к мосту сворачивать…
Ехали медленно, чтобы Славер мог осмотреть всё, что ему осмотреть хочется. А осмотреть ему, как человеку, заинтересованному особо, хотелось каждый участок стены, и отыскать по возможности самые слабые места, где оборона наименее способна выдержать прорыв. Но откровенно слабых мест Славер не увидел. Для этого следовало бы на стены подняться, что, конечно же, вызовет подозрения городской стражи. И с другой стороны, с наружной, проехать следовало бы. Но там вообще будешь под приглядом. Нельзя свой интерес показывать так откровенно. Показать – значит, насторожить. А разговоры-то и без того идут. Значит, словене недоверие к соседям испытывают серьёзное. И настороже они.
Основанием городских стен служили дубовые срубы-городни[124], засыпанные изнутри, как и полагается, землёй вперемешку с мелкими камнями, непригодными для строительства. В отдельных участках вместо срубов шла настоящая каменная кладка, но таких участков было мало. Внутри камня тоже, как и полагается, насыпана и утрамбована земля – для крепости и устойчивости стен, чтобы никакой «баран»[125] своротить угловую связку городни, и стену тем свалить, не смог. Чуть дальше, где стены были поновее, устанавливались тарасы[126], о чём говорили входные двери в них. В общем, основание возвышалось над городом на добрый десяток локтей[127]. А уже на городни и на тарасы ставились тыны из таких же отёсанных брёвен. Здесь высота стены уже достигала пятнадцати, а то и двадцати локтей[128] с тем, чтобы высота эта вместе с основанием везде была ровной для взгляда со стороны, и нигде не оказалась ниже двадцати пяти – тридцати локтей[129]. Иначе город частично оставался бы открытым для стрельбы издали, и защитники какой-то из высоких стен могли бы получить при стрельбе под острым углом через низкую стену стрелу в спину. Тарасы и городни поверху крыты настилом, с которого удобно стрелять в вырубленные в тыне бойницы. Изнутри, поверху, вдоль всей стены, ставилась обязательные полати, к которым вели лестницы из обыкновенных брёвен, в брёвна вставили частые поперечины из жердин. Удобства мало, но разве вою нужно удобство? Главное, иметь возможность вовремя подняться в нужном месте, и не дать врагу подняться на ту же стену с другой стороны.
С полатей обычно стреляли поверх тына. Таким образом, защитники города имели возможность стрелять в нападавших в три этажа – из тарас, там, где городни на них сменили, с настила над тарасами и городнями, и с полатей.
Но со стен обычно не только стреляют. Даже не поднимаясь по малоудобным лестницам, Славер увидел, что на полатях уложены кучки камней на случай обороны. А дальше, когда стали подъезжать к Волхову, где вся стена из-за высоты берега была сооружена только из наклонённого наружу, и снаружи же подпёртого насыпью тына, два десятка работных людей, поднимали на полати новые камни. Видно было, что отъезд Вадимира не сказался на обороноспособности города. К войне здесь были готовы, и готовились дополнительно.
Проехав вдоль береговой стены, Славер остановил коня рядом с масляной давильней, от которой далеко распространялся чуть горьковатый запах масла, и из дворовых ворот выезжали сани, доверху груженые ещё более пахучей запревшей дурандой[130].
– Смык, не знаешь, что за человек командует там?
Славер кивком головы показал на стену, где в тыне меняли несколько брёвен, для чего работным людям пришлось снять поперечное бревно со всего тына, и от этого начали раскачиваться полати. Прямо перед стеной стояло четверо конных воев, и один из них распоряжался работами, что-то показывая рукой, и прикрикивая. Впрочем, слова воя назвать криком было трудно, поскольку он попросту имел такой тяжёлый голос, который легко было принять за крик.
– Как не знать… Его весь Славен и вся Руса знают, да и за пределами, почитай, тож о нём не раз слыхивали… Странно даже, что ты, воевода, его не признал… Это воевода местный, словенский – Первонег. Ратное ваше дело, как говорят, раньше первого детства[131] знает. Родился в санях, когда мать коней гнала. От хозар бежала… Первонега рожала, и тут же от врагов отстреливалась. Боевая, видно, мать была, и сыну характер передала.
– Слышал про него… – сказал Славер, и сменил тон разговора на едва слышный. – А кто у него мать была? Откуда она такая?
– Из Мурома. Боярыня.
– А что, Муром с хозарами воюет?
– Муром им дань платит. Отец Первонега боярин Улеб восстание поднял, так местные бояре, во спокойствие своё и выгоду, его хозарам на растерзание отдали. А мать бежала со старшим сыном, тогда тоже отроком. Князь Владимир, отец нынешнего князя Буривоя, их у себя укрыл…
– А где ж сейчас старший брат Первонега? При деле? Про него я что-то не слыхивал…
– Его урмане в полон взяли, увели неведомо куда… Должно, продали… Тож вой знатный был…
– Всё… Первонег нас увидел. Придётся познакомиться, а то заподозрит что.
– И так, и так – заподозрит, – обречённо сказал Верещага. – Он к войне готовится, и дюже подозрителен должон, стало быть.
– И не против кого-то случайного готовится, – добавил Боживой, – а против нас, понятно.
Славер тронул коня, направляя его прямо к словенским всадникам. Заметив это, Первонег своего коня развернул, внимательно и с вопросом вглядываясь в незнакомое лицо не простого, как он сразу понял, воя.
– Здравый будь, воевода! – первым сказал Славер. – Я рад случаю, что привёл меня в ваш город, и предоставил мне возможность с тобой познакомиться. Позволь поприветствовать тебя, и выразить тебе полное моё уважение.
– Здравствуй и ты, пусть продлит Лада[132] твои годы, а Перун долго оставит руку способной владеть мечом, – Первонег наклонил в приветствии голову. – Я не могу ответить тебе такими же вежливыми словами, какие от тебя услышал, поскольку не знаю, кто находится передо мной. Тем не менее, просто поприветствовать я тебя могу, и мне даже кажется почему-то, что я имею дело с равным себе человеком. Кто ты будешь, с каких краёв, странник?
– Меня зовут Славер. Я воевода князя Войномира, его наставник и воспитатель с детских лет. А приехал я в Славен для того, чтобы узнать, что случилось с моим воспитанником. И, наверное, ты как раз тот человек, который сможет мне ответить на мой вопрос, поскольку, как мне сообщили, буквально перед моим приездом, отсюда уехал княжич Вадимир, к которому я собирался было обратиться. Уехал туда, откуда я приехал. Мы разминулись в дороге, иначе я мог бы спросить самого Вадимира. Но не удовлетворишь ли ты мое не любопытство, а настоящее беспокойство. Не сообщишь ли, что стало с моим князем?
– Теперь я могу прямо сказать, что рад поприветствовать в нашем городе такого прославленного воя, как ты, Славер… – Первонег тронул коня пятками, подъехал к Славеру вплотную, и, сняв рукавицу, протянул руку для рукопожатия. Варяг ответил словенину тем же. Даже со стороны было заметно взаимное уважение двух воевод. – Что же касается князя Войномира, то я не уполномочен ни князем Буривоем, ни княжичем Гостомыслом, ни княжичем Вадимиром, ни посадским советом Славена вести разговоры на эту тему. Моё дело – оборона города, и порядок во вверенных мне полках. Здесь с меня весь спрос! Что же касается остального, то – не обессудь уж… Возможно, ты не знаешь, но к нам вчера уже приезжали послы Русы с тем же вопросом. Княжич Вадимир обещал дать ответ через неделю, когда спросит у отца. Я ничего не имею добавить к его ответу. Но, со своей стороны, обращаюсь к тебе – позволь пригласить тебя для дружеской застольной беседы в свой терем. Мне кажется, у нас найдётся немало интересных тем для разговоров. Перуну было угодно сводить на поле брани наши полки, но Макоши было угодно не сводить там нас с тобой, хотя часто мы имели такую возможность. Но уж за общим столом-то боги нас свели вовремя. Не откажи им хотя бы в этом.
