– Я должен был бы убить всех вас, – прошептал Леон, уводя Трента в сторону от Диких Волков и приматывая его цепь к центральному опорному столбу шатра. – Вы совершили святотатство, перелив кровь оборотней обычным людям. Но этот парень Ферран еще может мне пригодиться. Возможно, семейные узы надломят решимость вервольфа. Клавель, распорядись, чтобы этого парня накормили. И вымыли. Остальные твои люди-волки могут уйти, Лукас. Мы разместим их на краю лагеря, вдали от нормальных людей. Или, может быть, соорудим для них загон в лесу.
– Ты распускаешь мою личную охрану? – воскликнул Лукас?
– Личную охрану? – хмыкнул Леон. – Они омерзительны. Только взгляни на них – это же уродливая карикатура на оборотней.
Когда гвардейцы Льва принялись выталкивать Диких Волков из шатра, заговорил наконец шаман Черное сердце.
– Ваша светлость, я держал Феррана на цепи неспроста. Приближается полнолуние. Когда оно наступит, совершится превращение, Ферран станет больше, сильнее, он станет таким же, как я и мои братья. Или умрет, если не сможет выдержать силу древней магии.
Леон, прищурившись, взглянул на шамана.
– Ты готов ухаживать за этим парнем? – спросил он. – Готов быть рядом с ним, когда совершится превращение?
– Мне будет очень интересно наблюдать за тем, как это произойдет, – ответил Черное Сердце. – Он первый так долго продержался после того, как его покусал один из моих братьев. Большинство из них умирали гораздо быстрее, но Ферран оказался на удивление сильным.
– Большинство? – прошипел Леон и, наклонив голову вбок, посмотрел на Лукаса. – И как много было людей, которых покусали твои дикари? И, что еще важнее, сколько среди них оказалось выживших, несущих в своей крови ту же заразу?
Лукас не ответил, лишь вяло смотрел на деда своими большими пустыми глазами.
– Увести их, – приказал Верховный лорд. Улик тут же схватил шамана Черное Сердце за шиворот и потащил к выходу из шатра. Лукас остановившимися глазами смотрел вслед своим Диким Волкам. Трент видел, что король смертельно испуган.
– Клавель, – сказал Леон, садясь на свой трон. – Покажи свиток моему внуку.
Уже вернувший себе человеческий облик лорд-журавль передал пергаментный свиток Лукасу. Тот развернул его и начал читать.
– Что это? – спросил он.
– Вызов, ваше величество, – ответил Клавель. – Оникс предлагает провести смертельный поединок между собой – лучшим из бойцов Пантер – и сильнейшими бойцами Львов и Волка. В назначенное время в назначенном месте трое бойцов должны будут сойтись в поединке. Смертельном. Победитель получает все. Полную единоличную власть над всей Лиссией.
– Он уже и раньше рассылал подобные вызовы, – заметил Лукас. – Например, герцогу Генрику. Их дуэль состоялась в горах Уайтпикс.
– Да, мы слышали об этом, – презрительным тоном ответил лорд-журавль.
– Мое вмешательство тогда мало что могло изменить, – попытался защититься Лукас. – Оникс никогда не проигрывал дуэлей.
– Любопытно, что ты скажешь сейчас, – хмыкнул Верховный лорд Леон. – Ты очень вовремя возвратился, внучек. Теперь у тебя есть шанс подтвердить свое право оставаться королем после всех жутких дел, которые ты натворил за последний год.
– Подтвердить свое право? – растерянно переспросил Лукас.
– Ну, да, – улыбнулся его дед. – Готовься, малыш. Ты будешь представлять Львов на этой дуэли.
Стоя на коленях, Дрю не мигая смотрел вверх, на Луну. Так часто служившая Дрю источником силы, сейчас она помогала ему успокоиться и терпеть, пока леди Грета и Ларс Стейнхаммер трудились над его вытянутой на камне рукой. Он чувствовал прикосновения пальцев и инструментов магистра и кузнеца, они вдвоем пришивали белую стальную перчатку к покрытой рубцами коже – что-то тянули, сжимали, соединяя плоть с холодной сталью, делали надрезы скальпелями, сшивали иглами мышцы и сухожилия.
Боль была адской, операция проводилась безо всякой анестезии, но Дрю не мог позволить себе потерять сознание, потому что должен был постоянно выполнять команды Дочери Айсгардена. Иногда боль слегка отступала, становилась тупой, и тогда Дрю казалось, что он наблюдает за собой со стороны, откуда-то сверху, словно паря в прохладном ночном воздухе, избавленный на короткое время от страданий.
Неподалеку на склоне холма стоял Флоримо, обнимая Милоки одной рукой за плечи. Милоки была не только ясновидящей, но еще и целительницей, однако ее знаний не хватало, чтобы принимать участие в такой сложной операции. Магистры владеют особой разновидностью целебной магии, а Грета и ее Сестры знали об этой магии намного больше, чем это доступно обычным людям и оборотням. Флоримо побледнел, когда Грета сделала первый надрез своим скальпелем. «Некоторые не переносят вида крови», – подумал Дрю. Было даже странно, насколько надежды всех союзников Дрю зависели от мудрости этого старого эксцентричного лорда-крачки. Но теперь всем им оставалось лишь ждать, принесет ли желанные плоды разработанный Флоримо план.
– Я свою часть работы закончил, – сказал Стейнхаммер.
Услышав эти слова, Дрю оторвал взгляд от Луны и повернул голову, чтобы взглянуть на свою руку. Камень, на котором лежала рука, потемнел от крови, Белый Кулак Айсгардена был уже прикреплен к культе. Под темными лужицами крови Дрю рассмотрел рунические символы, которые Грета нарисовала на камне легкими завитками блестящей серебристой краски. Земля вокруг камня была обведена широкой линией бримстоуна, того самого желтого порошка, который использовал его друг Гектор, вызывая к жизни души умерших. «Надеюсь, сегодня встреча с мертвецами у нас не запланирована», – подумал Дрю и невольно вспомнил о Гекторе. Что-то сейчас с юным лордом-кабаном? И каким он стал, этот милый, добрый парень? Перестав медитировать, глядя на Луну, Дрю сильнее начал ощущать покалывание и зуд в руке. Он попытался шевельнуть рукой, и покалывание сменилось горячей, ослепляющей волной невыносимой боли.
– Погоди! – сказала Грета, ласково, но сильно сжимая плечо Дрю своими испачканными в его крови пальцами. – Тебе нельзя шевелиться!
– Но я ничего не чувствую, кроме боли, – простонал Дрю. – Такое ощущение, будто мою плоть разрывают на части сотни рыболовных крючков.
В этот миг что-то металлическое прижалось к его обрубленным костям запястья, тяжелая боль прокатилась по руке вверх, до самого предплечья. Дрю напрягся, опасаясь, что его сейчас стошнит.
– Работа закончена только наполовину, – сказал Стейнхаммер, стирая промасленной тряпкой кровь с металлической рукавицы. Он распрямился и отошел назад, за пределы прочерченного бримстоуном круга. Лицо кузнеца блестело от пота. – Остальное теперь в руках леди Греты.
– В руках Бренна, – поправила его леди-магистр. Она прикрыла глаза и начала читать заклинания.
Они отличались от заклинаний Гектора. Дрю помнил, что заклинания лорда-кабана, когда тот вступал в общение с мертвыми, состояли из набора непроизносимых слов на каком-то древнем, давно забытом языке. На слух эти слова казались Дрю уродливыми, хриплыми, мрачными, невозможно было представить, что их мог произносить язык живого верлорда или человека. Голос Греты, напротив, звучал мелодично, слова, которые она произносила, были красивыми, они разносились по воздуху словно перезвон серебряных колокольчиков. Такие колокольчики украшали комнату Дрю, когда он был совсем маленьким, их подвесила его мать. Слушая этот перезвон, Дрю мысленно перенесся в далекие счастливые времена на Холодном побережье, с ленивыми летними вечерами, навевающими дремоту, а затем легкий сон.
Стоявшая до этого на коленях Грета поднялась на ноги, раскинула руки и подняла голову к ночному небу. Дрю почувствовал, как что-то завибрировало у него на бедре – это был Мунбренд, волшебный меч Серых Волков из Вестланда. Дрю взялся за рукоять меча своей здоровой правой рукой, немного вытянул меч из ножен и увидел, как от его прикосновения загорелся молочно-белым светом клинок. Дрю полностью вытащил меч из ножен, продолжая слушать неземное пение Греты. Нанесенные на клинок меча руны заискрились, и вскоре яркий свет разлился по всему лезвию.
Дрю перевел взгляд с меча на лицо Дочери Айсгардена и был потрясен, увидев, что ее глаза светятся тем же холодным пламенем.
Таким же огнем, как Мунбренд, светился и Белый Кулак Айсгардена, казался теперь живым и подвижным. С металлической рукавицы срывались мелкие искры и разлетались по воздуху, словно споры какого-то неземного цветка. Подхваченные какими-то странными воздушными потоками, словно рожденными пением Греты, они кружили над вервольфом и Дочерью Айсгардена. Искр становилось все больше, они уже образовали сверкающее облако, освещали лица всех, кто стоял возле камня. Искры крутились все быстрее, вытягивались в вихревой столб, поднимавшийся к плывущей по небу Луне.
