Тихо звенели колокольчики…
Пурпурный закат охватил полнеба, слизывая голубую вышину языками солнечного пожара. От золотого сияния, затопившего долину, слепило глаза. Там был город. Там была жизнь. Другая. Там царили размеренность и покой, скрытые даже в ежедневной суматохе.
Вэльтарет… Золотые купола белокаменного Храма, ажурные переплетения стальных оград, стройные Дозорные Башни, высокие дома под золотой черепицей. Воздух — смесь благовоний и пыли, незаметной коренным горожанам. Тенистые скверики с одомашненными цветами и прихотливыми деревьями…
Золотой Город! Сейчас он действительно был золотым, напоённый лучами закатного солнца. Он играл, звенел всеми колоколами своих башен торжественный гимн Вечности и Соразмерности…
А там, позади, в густом вольном лесу, на оставленном навеки пути, где нет Вечности, где всегда что-то новое ждёт за каждым кустом, стволом, камнем, на последней дороге Свободы и Воли, там, провожая, тихо звенели колокольчики…
Их было двое, стоявших на кромке миров. Он и Она. Оба чем-то неуловимо похожие и в то же время очень разные.
У него волосы цвета пшеничных колосьев, медовые глаза с зелёной крапиной, прикрытые выгоревшими ресницами, обветренное лицо Странника южных равнин, телосложение воина, побывавшего во многих передрягах.
Она — невысокая, гибкая, тоненькая, с кошачьими движениями. Тёмные волосы сбегают по спине до бёдер. Глаза тёмно-зелёные, слегка раскосые, с длинными чёрными ресницами. Личико бледное, светлое, без загара. Сразу видно — жительница лесов, и тоже Странница.
Она закуталась в плащ, словно ей было холодно, и спросила:
— Ты уверен?
Спросила, наверное, в сотый раз, без надежды, что услышит иной ответ кроме:
— Конечно.
Он вздохнул и проговорил:
— Это ненадолго. Я увижу её и вернусь. Обязательно вернусь, сестрёнка.
Она отвернулась и закусила губу: «Из Вэля не возвращаются, брат. Вэль не отпустит того, кто сам к нему пришёл», но вслух сказала:
— Я буду ждать тебя на Пути.
— Если я понадоблюсь, просто позовите! — крикнул он, сбегая с холма. — Я всегда приду к вам!
— Нет, брат, — она накинула капюшон и шагнула в лес. — Для нас ты уже потерян.
В небе раздался удар грома, и крупный дождь, похожий на слёзы, взбил пыль на дороге, стирая следы и пряча девушку за отвесной стеной.
— Ах ты, свинёнок! Чума тебя побери! — ругался толстый трактирщик на своего помощника. Парень прятался от летевших в него ложек и вилок, прикрываясь столом.
— Ну папа, — жалобно протянул он, уворачиваясь от миски, полетевшей в него. — Всего-то на пару часиков ушёл, а ты сразу в крик.
— Пара часиков?!! — отец взъярился ещё больше. — За твою «пару часиков» я разориться могу! Я не должен разрываться, пытаясь прокормить семью.
Он ухватил со стойки очередную миску, но сын бросился на него и зажал руки отца за спиной.
— А ну, пусти! — зарычал разгневанный трактирщик, тщетно пытаясь вырваться. Цепкие и сильные руки юноши крепко держали его. Не без мрачной довольности трактирщик это понял и уже менее угрюмо бросил:
— Да отпусти же! Ну и руки, как клещи, — он потёр локти. — Научил на свою голову. И где тебя носило? Опять с этим прохвостом Яртом якшался? Ат-та нэриль деранориттэ Вэль-хиа! Не доведёт он тебя до добра…
— Да хватит тебе, — сын опустился на табурет. — Нормальный парень. Мы ходили к Границе, слушали рог над горами. Он уже третий раз поёт.
— Рог? — трактирщик встревожился. — За Границей?
— Угу, — парень жевал хлеб. — Уже третий день подряд.
Отец тяжело сгорбился, глянул в зеркальную стенку, вздохнул и медленно побрёл в другую комнату.
— Я тебе скоро задам трёпку хорошую, — из тёмного угла выскользнула миниатюрная сухонькая женщина, погрозив парню кулаком. — Посмотри, до чего отца довёл!
Она скользнула за трактирщиком.
— А чего я сделал-то? — недоумённо проговорил парень.
— Хэй, Инри, проблемы? — поинтересовался весёлый голос от дверей. Инри обернулся. Ярт.
Друг зашёл в трактир и сел на подоконник:
— Что случилось? Твой отец орал так, что весь Вэльтарет трясся, — он оглядел помещение и приподнял бровь. — Ого! Вастрадская битва домашнего масштаба?
— Помоги прибраться лучше, — буркнул Инри, вытаскивая метлу и швабру. Ярт встал и стал собирать миски.
Инри с некоторой завистью смотрел на друга, на его гибкие движения и стройную фигуру. Сам-то он был скорее похож на отца: полноватый, неловкий, хотя и сильный. И имя ему дали под стать: Медвежонок — Инайрэнни. А в мечтах он был во всём лучше Ярта: сильный, смелый, гордый, красивый, и ему принадлежали все красавицы Вэля, да и не только Вэля, наверное. Как жаль, что времена Древних миновали, и битв больше не было. Прославиться стало трудно, да Инри и сам знал, что даже если бы случилось какое сражение, ни мать, ни отец не отпустили бы меньшого отпрыска на поиски славы.
Инри вздохнул и усерднее заработал метлой. Мечты мечтами, а за грязь в помещении мать всыплет покрепче отца. Мать он боялся.
Закончив с уборкой, Инри развалился на скамье. Ярт сел рядом.
— Пойдём завтра к заводи, — вдруг предложил он.
— Не, — Инри лениво мотнул головой. — Что нам там делать? Опять за русалками подглядывать? Вот если бы у них ноги были, а так…
— Предложи что-нибудь поинтереснее, — Ярт чертил полукруг носком сапога.
— Не знаю, — Инри рывком поднялся и шлёпнулся с узкой скамейки на пол. Ярт улыбнулся уголком рта, глядя, как парень, охая, поднимается.
На улице раздался топот копыт, затем быстрые шаги по каменным ступеням, и распахнулась входная дверь. Ребята дружно повернули головы… и оба, как по команде, поднялись.
В дверях стояла девушка, какой они не видели во всём Вэле. Невысокая, волосы рассыпались по плащу, сбегая до колен, под дугами чёрных бровей лихорадочно блестят тёмные глаза, опушённые чёрными ресницами. Тёмная дорожная одежда ещё больше подчёркивает бледность кожи.
Ярт, и тот язык проглотил, что уж об Инри говорить. А она вдруг уставилась на него, словно призрака увидела, шагнула и, схватив его за плечи, жадно спросила:
— Как тебя зовут, мальчик?
— Инри, — смущённо пробормотал он, — Инайрэнни…
— Найрэ… Наконец-то, — она скинула плащ на стол, оперлась рукой о стенку и… медленно сползла на пол.
— Что с вами? — Ярт моментально оказался на коленях и осторожно приподнял девушку.
— Она без сознания, — Инри открыл дверь в другую половину. — Папа! Скорее иди сюда!
