— Защищайся, дундук! — прорычал Пантелей, отбивая палицей топор лешего. — Я те как умру, паршивец!
Ваадж пригнулся, очертил в воздухе круг, отступил на шаг, и с силой выбросил вперед правую руку. Полупрозрачная стена встала между людьми и очокочами. Чудовища тыкались в нее, но пройти не могли, яростно вопили и размахивали грудными отростами. Зезва перевел дух, посчитал людей. Вместе с Пантелеем эров осталось девять человек.
— Заклинание сейчас иссякнет, — тихо сказал Ваадж, — готовьтесь.
Призрачная стена заколебалась, мигнула и исчезла. Очокочи торжествующе взвыли.
— Зезва, теперь можешь использовать любое оружие! — крикнул Ваадж, поднимая меч. Сверкнула молния, с шипением вырвалась из острия чародея, и впилась в ближайшего очокоча. Тот зарычал, отступил и как-то странно взглянул на чародея. Зезва был готов поклясться, что очокоч заколебался, хотя синий луч не причинил ему видимого ущерба.
— Ну, скорее, мои заклинания не безграничны! На леших они действуют слабо!. К тому же… получай! К тому же, кудиан-ведьма помогает им на расстоянии, защищает от ударов… Не смотри на меня так! Делай же что-нибудь!
Слишком близко… Зезва выхватил из сумки небольшой блестящий предмет, повернулся к очокочам. Но замер, попятился, потому что со всех сторон на подмогу лешим явилось множество крюковиков. 'Толстик некормлен останется с утра', - пронеслась в голове дурная мысль. Ныряльщик поднял руку, прищурился. Чудовища медленно подступали к сбившимся в кучу людям.
— Выставить оружие! — спокойно скомандовал Пантелей.
В воздухе повеяло ледяным дыханием стужи. Лютый мороз словно царапнул Зезву по щекам, накинулся на руки и ноги.
— Дуб Святой!!! — закричал кто-то из эров. — Али летят, али!!! Со всех сторон-та!..
Зезва поднял голову. Жуткий вой снова пронесся между вековыми деревьями, но это не очокочи кричали, сея ужас и панику, то налетела целая куча али, в темноте похожих на адские тени со сверкающими глазами. Али заметались среди очокочей и крюковиков, вой чудовищ смешался в один жуткий нечеловеческий крик. И очокочи дрогнули, заколебались. Крюковики уже давно бежали в лес, смешно дрыгая ногами-ветками. Лешие отступали медленнее, они злобно вращали глазами. Али не смогли повалить ни одного, лишь летали среди очокочей и били, били их, словно борцовые груши, на которых тренируются силачи из бродячего цирка. Очокочи рычали, безуспешно пытаясь достать уворачивающихся али топорами-обрубками. Тщетно.
Зезва припал на колено, вытер пот со лба, оглянулся. Раздались облегченные вздохи: эры стали понимать, что в этот раз смерть обошла их стороной. Пантелей даже криво усмехнулся в бороду. Ваадж по-прежнему всматривался в темноту, где скрылись очокочи и али. В звенящей тишине до их слуха донеслось отдаленное:
— Ашшшштарт…
— К хижине ведьмы, за мной! — скомандовал Ваадж, и побежал по дороге. Зезва бросился следом. Пантелей раздал пару тумаков и повел эров в арьергарде.
Дорога петляла по лесу, они бежали долго, задыхаясь и падая. Зезва постоянно оглядывался на эров. Те не отставали, а в самом конце колонны, пыхтя как бегемот, мчался старый Пантелей.
Ваадж встал как вкопанный. Зезва чуть не налетел на него. Луна вдруг вышла из деревьев и залила блеклым свечением опушку, покрытую целым морем ромашек. Множество лепестков смутно белело под ногами, а между цветами узкой змейкой тянулась тропинка, что вела к небольшой аккуратной хижине, стоявшей на другом краю опушки, возле темной стены леса. Где-то рядом взвыл очокоч.
— Спокойно, — задыхаясь, произнес Ваадж. — Он не подойдут, боятся. Смотрите.
Зезва взглянул туда, куда указывал чародей. Над крышей хижины, вокруг дымящейся трубы, металось в лунном свете не меньше десятка али. Они кричали. Зезве почудилось в их крике что-то удивительно человеческое, тоскливое.
— Они кричат от боли, — сказал Ваадж, присматриваясь куда-то.
— От боли? — переспросил Зезва. — Злые духи али чувствуют боль?
— Эти злые духи пришли нам на помощь в лесу, если ты запамятовал. А насчет боли… Они есть сущности потусторонние, но почему, скажи мне ради бога, все люди воображают, что существам Грани недоступно чувствовать боль? Ах, дуб святой!
— Что такое?
— Лошади, Зезва, лошади… Я же просил их, дождитесь нас!
Рядом с хижиной, почти невидимые в темноте, тихо ржали две кобылы. Зезва прищурился, но кроме смутных теней, ничего не разобрал. Ваадж прищурился, среди пальцев чародея снова заблестело синее сияние.
— Арсен и Аштарт ослушались меня. Я вижу лошадей. Они внутри, у Миранды.
— Что предпримем, Ваадж?
Чародей посмотрел на опершегося о палицу Пантелея.
— Окружите хижину. Мы с Зезвой идем внутрь. Если увидите что-то страшное, бегите по дороге домой, не оглядываясь.
— Но…
— Выполняйте, что говорю! Если Миранда нас одолеет, вам останется только бежать!
Пантелей насупился, кивнул. Отошел к эрам. Ваадж повернулся к Зезве.
— Что ж, друг Ныряльщик. Идем.
— Идем, — кивнул Зезва, — но сперва скажешь, кто ты таков на самом деле.
— А ты не догадался?
— Догадался.
— Тогда идем. Не время сейчас разговоры вести.
Зезва некоторое время пристально смотрел на чародея, затем положил меч плашмя на плечо, вздохнул.
— Пошли, чудик. Готовь свои эликсиры.
Они приближались к хижине, мягко ступая по ромашковому ковру.
— Миранда знает про нашу победу?
— Надеюсь, что нет.
— Почему ты так уверен в этом, чудик?
— Потому что я поставил щит.
— А-а-а… ну раз щит поставил, тогда конечно…
— Знаешь, о чем я, Зезва?
— Понятия не имею.
— Тихо! Двери.
Подкравшись к дверям с криво прибитой подковой, они прислушались. Из хижины не доносилось ни звука. Зезва ощупал содержимое сумки. Ваадж поднял меч. Снова голубоватое сияние.
— Хороша магия, — пробормотал Зезва. — Где б и мне такой клинок раздобыть, чтоб светился заместо факела? И в отхожем месте пригодится…
— Меняю, — прошептал Ваадж, улыбнувшись. — Сам знаешь, на что.
— Гм, посмотрим, чудик, посмотрим… Ну, врываемся или как?
— Врываемся.
— С боевым кличем для морального подавления противника или блюдя зловещее молчание?
Ваадж покачал головой, затем кивнул Зезве.
Они ворвались в логово ведьмы: Ваадж, блюдя зловещее молчание, а Зезва с боевым, подавляющим моральное состояние воплем.
В воздухе стоял тяжелый смрад. Тела Арсена и Аштарта без признаков жизни лежали возле пылающего камина. Здесь же в уродливом подобии колыбелек спали Светик и Нази, они даже не проснулись от того, что в хижину влетело двое взрослых с мечами в руках.
