— Не нужно ничего платить, — поморщился Ваадж.
— Благодарите не меня, — улыбнулся Зезва, — а архимага Вааджа. Не знаю только, настоящее ли это имя или нет.
— Настоящее, Ныряльщик. При дворе светлоокой Владычицы Ламиры служу я. Вести, что появилась кудиан-ведьма в Убике, дошли до ушей ее величества. Ну и тевад Мурман…
— Дуб ему в зад! — буркнул Зезва.
— … согласился помочь, отрядив в помощь мне знаменитого своего Ныряльщика.
— Я не знаменитый вовсе, — нахмурился Зезва, но умолк, уставившись на двери, потому что в них стояла золотоволосая прекрасная дева.
— Злата… — прошептал Аштарт потрясенно.
Дева али подошла поближе, ласково улыбаясь. Золотые волосы сверкали, словно блики огня из камина зажгли миллионы маленьких огоньков на ее голове. Белые как снег одеяния шелестели по полу. Али подняла стеклянный колпак, бережно собрала все пряди волос со скамьи. Повернулась и вдруг изменилась в лице, слезы брызнули из прекрасных зеленых глаз. Приняла из рук Аштарта детей, прижала к сердцу.
— Нази, доченька. Светик, сынок, — глотая слезы, прошептала Злата. — Родненькие мои, душеньки мои, звездочки… Мама пришла попрощаться с вами…
Зезва прикусил губу. Защипало в глазах. Аштарт стоял как в столбняке, не сводя глаз с жены. Арсен плакал навзрыд. Ваадж опустил голову.
— … солнышко мое, Нази. Соколенок мой любимый, Светик… — шептала дева али. — Знайте же, что люблю я вас больше всего на этом свете. Нет во вселенной силы, что причинит вам вред… Когда услышите пение птиц в лесу, знайте, это я пою вам песню. Ветерок подует на вас ласковый, это я ваши волосики тереблю… Мама любит вас, сильно-сильно…
Дети смотрели на Злату и улыбались. Маленькие ручки гладили щеки девы али, и чистые материнские слезы сверкающими жемчужинами блестели на нежной детской коже.
— Я буду там, где вы, родные… Я всегда буду рядом.
Тихо застонав, передала Злата детей своих на руки подошедшему Арсену. Повернулась к Аштарту.
— Злата, любовь моя…
— Аштарт, властитель сердца моего. Когда-то я ненавидела тебя страшной ненавистью, но прошло время, и полюбила тебя дева али, полюбила так, как только может любить живое существо! Я должна идти…
— Нет!
— Я должна… — Злата взяла лицо Аштарта в ладони и поцеловала мужа в губы. — Не может али два раза человеком стать, таков закон наш! Не увидимся мы больше, но знай: охранять я буду вас всегда, до самой вашей смерти. Ибо в бессмертии моем — мое проклятие!
Злата закрыла лицо руками, зарыдала. Мгновенье и прозрачным стало тело девы али, слабо блеснули золотые волосы, растворяясь в воздухе.
— Злата! — Аштарт сделал шаг вперед, протянул руки. Полупрозрачная сущность обвилась вокруг него, застыла на мгновенье и улетела в ночь. Скрипнула дверь.
Шатаясь словно пьяный, юноша подошел к отцу. Старый гамгеон Арсен улыбался детям, которые играли с длинными седыми волосами деда и радостно гукали.
— Она всегда будет с нами, сынок!
Врата раскрылись, как всегда обрушив на Зезву волну боли. Черные круги заплясали перед глазами, он зашатался и рухнул на колени. Голова раскалывалась.
— Как обычно, — пробормотал он, приходя в себя.
Мир Демонов шумел и коптил вокруг. Адское зловоние ударило в нос Зезвы. Мимо него промчалось несколько инфернальных тележек, в которых сидело по несколько демонов. Зезва торопился, он не любил находиться здесь слишком долго.
— Что надо? — толстый демон, от которого исходил жуткий запах, смерил Зезву с головы до ног. — Чем могу помочь?
— Мне нужно кое-что, — ответил Зезва, дыша ртом.
— Понимаю, — оскалился демон. — А платить чем будешь?
— Вот.
— Отлично! Что возьмете в этот раз?
— Вот это. И вот это тоже.
— Конечно, никаких вопросов…
Зезва проверил сумку. Все купленное было на месте. Он еще раз пересчитал запасы.
Десять оборонительных гранат Ф1, столько же наступательных. Еще разная мелочь, не оружие. Больше ничего. Даже эти адские взрывалки — слишком много. Отец бы не одобрил. Ныряльщик не может злоупотреблять своим даром Перехода в мир демонов и обратно, в Мир Утренней Зари. Но Зезва давно не был здесь. Он скривился. Пора в путь, пока его не стошнило. Мир демонов смердит.
— Это оно и есть? — спросил Ваадж, опасливо взвешивая в руке металлический предмет.
— Да, — ответил Зезва. — Осторожно! Смотри, аккуратнее с этим стержнем, а не то разлетишься на кусочки как Миранда!
— Очень смешно, — буркнул чародей. Помолчав, отвязал от седла длинные ножны, протянул Зезве.
— Держи, Ныряльщик. Меч теперь твой.
— Спасибо… — Зезва принял оружие, обнажил меч и залюбовался сиянием клинка. — А ты как же?
— Да ладно, — махнул рукой Ваадж. — Я ж чародей. Джуджи сделают мне новый.
— Спасибо… А почему не светится, испортился?
— Да нет! На нелюдь реагирует.
— Ага… то есть, как страховидл ко мне, железяка твоя посинеет сразу?
— Именно так.
Ветер гулял по поверхности Иорки, гоняя игривую рябь от берега к берегу. Пройдясь по воде, он стремительно летел дальше, в дубраву, чтобы громким шелестом ветвей спугнуть распевшихся птиц. Оглашая воздух недовольными криками, птицы взмыли в небо. Ветер некоторое время гнался за ними, весело свистя, а затем вернулся к воде, и робким ураганом налетел на одинокого человека, что понуро стоял возле самой кромки воды. Сбил с него шапку, озорно засвистел и улетел опять к воде, радостно погнав по Иорке новую волну.
Яркое солнце почти скрылось, его слабеющие лучи изо всех сил пытались отвоевать у наступавшей тьмы последний островок света и тепла, но тщетно: ночь уже победно шествовала по земле, и вскоре тьма опустилась на воды реки Иорки. Испугался даже озорник-ветер, притих, затаился среди камышей.
Аштарт смотрел на воду, сжимая в руке поднятую шапку. Его глаза блуждали по реке. Показалась луна. В кустах запел сверчок.
— Злата! — услышал ветер крик человека. Удивившись, он выглянул из камышей, полетел к человеку, обвился вокруг него, зашелестел его плащом.
— Злата! — проговорил Аштарт охрипшим голосом. — Злата…
Ветер умчался. Аштарт присел на берегу, опустил голову. Безучастная вода мягко журчала у его ног. Пел свою песнь сверчок.
Школяры часто спрашивают меня: кем же на самом деле был Зезва Ныряльщик? Дэвом ли? Аль каджем зловредным? А может, ангелом, на землю нашу грешную сошедшим? Вот что я вам скажу, люди добрые. Не без странностей, уму непостижимых, был этот человек. А кто из нас без греха? Воистину, в каждом человеке сидит маленький, но дэв.
