Эта мысль пришла ко мне в последний миг. Король Шрюд всегда требовал, чтобы каждый ребенок в замке Баккип по крайней мере попробовал выучить буквы и цифры. Не все родители считали это нужным, да и многие дети просили освободить их от занятий, но каждый ребенок имел возможность учиться. Пришло время перенять это наследие.
Рэвел сделал глубокий вдох через нос. Для человека с таким именем, Ревел выглядел слишком строгим[2].
— Значит, надо починить классную комнату, сэр? И прилегающий кабинет писца?
Классная комната. Внезапно я вспомнил, что такая в самом деле есть в Ивовом лесу. Мое начальное обучение шло у одного из малых очагов в Большом зале Баккипа. Мальчики Молли попали ко мне, уже умея читать и считать благодаря Барричу, а в Ивовом лесу обучал их я и другие здешние люди. Их учили лесовод, садовник, пастух… Я никогда не требовал, чтобы они освоили еще один язык, а их знание истории Шести Герцогств черпались из вечерних разговоров и песен менестрелей по праздникам. Неужели я оставил такие пустоты в образовании сыновей Баррича? Ни Молли, ни один из мальчиков никогда не просили большего. Я почувствовал себя виноватым.
— Сэр? — вопрос Рэвела вернул меня в настоящее.
Я смотрел на него, припоминая, о чем мы говорили. Под моим вопросительным взглядом он повторил:
— Классная комната, сэр. Ее сделала леди Пейшенс. Много лет назад, когда она еще надеялась родить детей и растить их здесь. Вот и появилась классная комната, в которой должны учиться дети.
Он говорил так, будто я не знаю, что это такое.
Конечно.
— Да, Рэвел, конечно. Освежите классную комнату и кабинет писца, и приготовьте список более серьезных работ, которые могут понадобиться. Ох. И список детей, пожалуйста, которые могут пожелать научиться письму и счету.
В глазах Рэвела читалась решимость достигнуть вершины мученичества, когда он спросил:
— И что-нибудь еще, сэр?
Я сдался.
— Это все, что я могу сообразить сейчас. Если вам что-нибудь еще придет на ум, обязательно скажите мне.
— Как и должно, сэр, — согласился он, и я почти услышал продолжение его мысли: «как и должно было с самого начала».
Вечером, когда рабочие ушли, а Би снова спала в комнате для шитья, я связался Скиллом со старшей дочерью.
Я собиралась лечь спать, встретила Неттл мое осторожное прикосновение.
Я не думал, что уже так поздно, извинился я. Хотел известить тебя о последних работах по обновлению Ивового леса. Я считаю их необходимыми, как и Рэвел, но боюсь, они съедят те запасы, которые я должен был оставить в счет дохода.
Я почувствовал, как она вздохнула.
Пожалуйста, хватит церемоний. В действительности ты не арендатор, обязанный отчитываться передо мной. Мы оба знаем, что по совести Ивовый лес должен был перейти к тебе. Твое настойчивое желание навязать его мне и постоянные объяснения каждого своего действия раздражают.
Но это твое наследство…
И ранят мои чувства. Ты действительно думаешь, что я не одобрю что-либо, что ты делаешь на пользу Би? Или для себя? Я знаю, что ты не считаешь меня настолько самовлюбленной. Так что прекрати, пожалуйста. Делай то, что должно быть сделано, чтобы содержать поместье в рабочем состоянии и в исправности, и трать доходы от земель так, как необходимо. Или как тебе захочется потратить их. Пауза. Ты знаешь, что Фитц Виджилант скоро поедет к вам?
Мне сообщили, да. Я пытался скрыть от нее свое раздражение от этой сделки.
Не думаю, что сейчас он действительно готов к путешествию. Я убедила Чейда, что стоит пока подержать его в убежище. Когда он приедет, тебе придется позвать к нему целителя. Он упрямый парень, и будет настаивать, что с ним все в порядке. Заставь его. Его сильно избили, очень сильно. Думаю, Чейд в конце концов отправит его дальше, чтобы понадежнее спрятать. Его давно надо было послать к тебе. Я не раз говорила об этом Чейду. Он должен был выяснить склонности мальчика, прежде чем приближать его к себе.
Я присмотрю, чтобы о нем позаботились. Я собирался поселить его в Зеленых покоях, но потом Рэвел сообщил мне, что Пейшенс сделала классную комнату в восточном крыле, а рядом с ними есть жилые комнаты для учителя.
Правда? Да, припоминаю. В огромном старом крыле. Но оно должно подойти Ланту. Он любит уединение. А после нападения, кажется, еще больше полюбил одиночество.
Физическое насилие, как правило, способствует этому, подумал я. Это было не то, чем мне хотелось бы поделиться с Неттл. Но я хорошо помнил, что пытки Регала сделали со мной, и каким отрешенным стал Шут после беспощадных знаков внимания Бледной Женщины. Мы живем в своих телах. Нападение на этот бастион разума оставляет невидимые, вечно ноющие шрамы. Я обеспечу ему уединение. А если он решит выговориться, его слова я оставлю в тайне.
Ты еще не спишь? Неттл рассердила мысль, что я мог нарушить ее покой, а потом заснуть сам.
Нет. Просто размышлял о том, что следует сделать для Фитца Виджиланта.
Будь с ним помягче.
Ты привязана к нему, не так ли? И снова странное ощущение, что этот парень важнее, чем Чейд дал мне понять.
Да. Прими и позаботься о нем. Какая бы тайна там не была, Неттл тоже ее мне не открыла. А теперь я собираюсь поспать, сообщила она мне. Не все могут быть ночными волками, Том. Некоторые предпочитают спать.
Что ж, спокойной ночи, дорогая.
Спокойной ночи.
И она ушла, исчезла из моего сознания, как приятный запах в комнате исчезает под дуновением шального ветерка.
Она оказалась не единственной дочерью, овладевшей искусством избегать меня. Следующие несколько дней Би удавалось покидать комнату в тот самый момент, когда я входил в нее. Я видел ее во время еды, но она снова замолчала, как раньше, в то время как Шан кудахтала, словно курица, снесшая яйцо и желающая оповестить об этом весь курятник. Она, после долгих колебаний, выбрала Лиловые покои, которые называла Лавандовыми комнатами. Но если я и решил, что теперь получу передышку от ее требований и жалоб, то вскоре оставил эти надежды. Рисунок на балдахине оказался «слишком пестрым», а сама ткань, по ее мнению, выцвела. Зеркало «все в пятнах, слишком маленькое и совершенно бесполезное». Канделябры не понадобились: ей хотелось поставить лампы на туалетный столик. Я не смел отправить ее прямо к Рэвелу, ибо боялся, что он не только удовлетворит все ее просьбы, но и дополнит их. Торжественное лицо Риддла и веселый блеск его глаз убедили меня, что он вполне заслужил денежную доверенность и поездку с Шан на большой рынок в Лейксенд — путешествие, во время которого им придется провести ночь в гостинице, и которое даст мне хоть один тихий вечер. Рэвел, узнавший о поручении, немедленно составил такой объемный список необходимых к закупке вещей, что я распорядился подготовить повозку и нескольких людей для сопровождения. Следующей была Тавия, жаловавшаяся на помятые сковороды и сточенные ножи. Добавили и ее список, затем я вспомнил о нескольких собственных вещах, которые давно пора было заменить. Наконец, в сопровождении двух повозок и нескольких людей, они уехали. Перед отъездом Риддл перестал улыбаться. Зато начал улыбаться я. Я решил, что дополнительные списки предоставят мне по крайней мере, один дополнительный день, а может быть и два, до их возвращения.
В нагрузку к поручениями Шан и Рэвела, я дал Риддлу еще одно задание. По пути он должен был прислушиваться к любым новостям о чужаках, желающих найти бледную девушку, такую, как та, что посетила нас. Я сказал ему, что мне очень любопытно, почему она так внезапно бежала. Я хотел бы знать, чего она боялась, и не стоит ли гвардейцам обратить внимание на ее преследователей. Я знаю, Риддл подозревал, что история гораздо больше, чем ему рассказывают и это, решил я, добавит ему азарта в поисках новостей. И Шан по крайней мере несколько дней проведет вне моего дома. Я почувствовал себя удивительно свободным.
Я не стал принуждать Би оставаться рядом со мной. Возможно, после того, что она видела той ночью, ей требуется отстраненность. Но тихо и издалека я наблюдал, куда она идет и чем занимается. Она очень много времени проводила в своей комнатке, и вскоре я обнаружил, что же именно она читает. Я был потрясен и своей беспечностью и тем, что она могла узнать обо мне. Что ж, это была моя вина, и я хорошо знал, как все исправить. Так же, как делал Чейд, когда узнал, что я не ограничиваюсь чтением того, что он подбирает для меня.
На следующие пять дней я погрузился в дела. Рэвел не мог успеть всего. Он был хорош, когда надо было найти работу, нанять людей и объяснить им, что он желает сделать. Но он не мог понять, делается ли работа должным образом. Баррич научил меня прекрасному искусству проходить мимо бездельников и заставлять их работать одним взглядом, и я, не колеблясь, использовал его. Я не мог притязать на тонкое знание ремонтных работ и столярного дела, но мог заметить рабочих, которые только делали вид, что трудятся. Очаровывала работа умельцев, таких как Ант, блестящее мастерство которого требовало времени и особенного темпа.
