На следующие пять дней я погрузился в дела. Рэвел не мог успеть всего. Он был хорош, когда надо было найти работу, нанять людей и объяснить им, что он желает сделать. Но он не мог понять, делается ли работа должным образом. Баррич научил меня прекрасному искусству проходить мимо бездельников и заставлять их работать одним взглядом, и я, не колеблясь, использовал его. Я не мог притязать на тонкое знание ремонтных работ и столярного дела, но мог заметить рабочих, которые только делали вид, что трудятся. Очаровывала работа умельцев, таких как Ант, блестящее мастерство которого требовало времени и особенного темпа.
В дополнение к ремонту и продолжающейся уборке, постоянная работа в поместье никуда не делась. Я чувствовал, что Би избегает меня, но не мог ее винить. Ей надо было многое обдумать, и мне тоже. Возможно, я тоже ее избегал, надеясь, что не взвалил слишком многое на ее маленькие плечи. Если я позову ее, и мы сядем обсудить это, не станет ли оно слишком важным и значительным в ее глазах? Могу ли я быть честным в ответах на вопросы, которые она задаст?
Вот уже несколько дней, как выбросил из головы мысли о курьере, сказав себе, что если нежданный сын Шута прятался годами, то несколько дней не могут иметь большого значения. Я посетил овечье пастбище и осмотрел старые лошадиные следы на снегу. Лин был прав. В ту ночь, когда я сжег тело курьера, здесь проходили три лошади. Я нашел следы одного пешего человека. По крайней мере, один из них размял ноги. Не было никаких признаков костра или лагеря. Я стоял возле следов и смотрел в сторону Ивового леса. Отсюда они мало что могли видеть: садовые стены и деревья укрывали поместье. Но погребальный костер им был виден. Они могли стоять и смотреть, как мы с Би сжигаем белье. Больше ничего разглядеть им бы не удалось. Это было все, что земля смогла рассказать мне, и я выбросил этот случай из головы как бесполезную информацию. Путешественники, браконьеры или бродячее жульё.
Или они все-таки преследовали курьера? Я взвесил все, что она рассказала мне о них, и решил, что вряд ли. Они должны либо настолько обозлиться, что гнались бы за ней до самого дома, либо должны были удостовериться, что она мертва. Я не мог себе представить, что они просто постояли вдалеке от места, где она могла укрыться, а затем двинулись дальше. Нет, просто совпадение. Меня беспокоила мысль, что они могут по-прежнему искать ее. Если так, Риддл выяснит это. В подслушивании ему не было равных.
Но следовало по-прежнему быть начеку, если они все еще выслеживают ее. И я пообещал себе при первой возможности заняться поисками этого «нежданного сына». Сначала стоило обеспечить безопасность поместья и своего неожиданного подопечного. Перед отъездом нужно вычистить и укрепить дом. Я боялся ехать в горы зимой, но, возможно, мне придется это сделать. Я сомневался, что Джофрон ответит на мое письмо. Значит, нужно ехать туда самому.
Ночью, перед сном, я задался сложным вопросом. Могу ли я оставить Би дома, затеяв такой поход? Я не мог. Взять ее с собой? Навстречу опасности? Я не мог. Отправить ее Неттл? Станет ли учитель ее телохранителем, как когда-то предлагал Чейд? Способен ли Лант на это? Побои показали его слабые способности в самозащите, что же можно говорить о защите моего ребенка?
Шан как телохранителя Би я даже не рассматривал. Она не любила мою дочь и боялась ночных шорохов. Такого защитника Би не нужно. Я должен найти кого-то, кому могу доверять. До тех пор я не мог уехать по поручению Шута. И не мог пренебречь им. Тревога сменялась гневом: я боялся, что мой старый друг в серьезной опасности, а, может быть, уже мертв, и злился на него за такое таинственное послание. Я знал, что его предчувствия будущего расплывчаты, но он, конечно, мог бы рассказать мне хоть что-нибудь о своем положении! Возможно, если бы его курьер прожила бы дольше, она бы все объяснила. Иногда по ночам я думал, не поспешил ли я даровать ей легкую смерть? И ругал себя за бесполезные мысли. Потом начинал вертеться в постели, устраиваясь поудобнее, и ругать себя за то, что сделал со своей дочерью. Чаще всего я снова и снова пенял себе, что позволил Чейду сбросить на меня свои проблемы. Но как я мог отказать ему?
Я приготовился начать свою работу с простейшего. Признаю, было немного мелочно с моей стороны дожидаться середины ночи, чтобы связаться с Чейдом. Но если я надеялся разбудить его, мои усилия прошли даром. Он немедленно отозвался и даже обрадовался моему вызову, что дало мне понять, что я слишком редко обращаюсь к нему. От этого сохранить свои секреты стало еще сложнее.
У меня странная просьба к тебе. И даже более, чем странная, потому что я пока не могу объяснить тебе причин.
Какое интригующее начало! Тогда спрашивай. Но не обижайся, если я разгадаю твое намерение прежде, чем ты его откроешь.
Я ощутил, как он откинулся в кресле и вытянул ноги к огню в своей тайной комнате. Кажется, он наслаждался возможностью перехитрить меня и угадать мой план. Хорошо же. Пусть это будет игрой. Копаясь, как барсук, в моей тайне, он может раскрыть и другие загадки.
Я посмотрю, как у тебя получится. Но пока, пожалуйста, не торопи меня. Вот что мне нужно узнать. Я ищу сына, рожденного одной из трех женщин. Возможно, младенец рожден вне брака. Я хорошенько обдумал все, прежде чем внести такое уточнение. Многие женщины выходят замуж в спешке, чтобы скрыть имя истинного отца ребенка.
Три женщины, ага. Так кто же это?
Одну ты наверняка знаешь, вторую — возможно, о третьей вряд ли когда слышал.
Отлично, отлично. Ну, не тяни, рассказывай же.
Ты помнишь главную охотницу Лорел, которая помогла нам в истории с Дьютифулом и Полукровками? Потом она нам очень пригодилась в договоре с Древней кровью.
Короткий миг тишины. Он что-то скрывает от меня? Потом искренний ответ: Конечно же я помню Лорел!
Ты знаешь, вышла ли она замуж? Есть у нее дети?
Снова крошечная пауза, будто он сомневается. Я непременно выясню это. Следующая?
Гарета. Она работала садовницей, когда я рос в Баккипе. И оставалась там в то время, когда я жил под личиной слуги лорда Голдена.
Никогда не слышал этого имени, но могу легко найти кого-нибудь, кто знает, что с ней стало. И последняя?
Он походил на белку, собирающую орехи, перескакивая от одного имени к другому, забивая ум фактами, не пытаясь осмыслить их, пока не вытянет из меня каждую крупицу информации. Я знал: скоро он соберет их в одну цепочку. Что ж, ему будет приятна эта работа. На имени третьей женщины я запнулся. Сын Шута, которого она могла родить, давно вырос. Но я хотел учесть все возможности.
Джофрон. Она жила в Горном Королевстве и помогала ухаживать за мной, когда я был при смерти. Она краснодеревщик, делает прекрасные шкафы и игрушки. Я знаю, что у нее есть сын, потому что встречался с ее внуком, но мне необходимо узнать, кем был отец ее сына и когда родился ребенок. Еще мне нужно описание его внешности.
Я помню Джофрон. Чейд не скрывал, что поражен моей просьбой. Это было давно и довольно далеко отсюда, но запрос послать можно. В Джампи у меня есть люди.
Не сомневаюсь. У тебя, должно быть, есть люди по всему миру, и здесь, в Ивовом лесу тоже. Я обвинил и похвалил его одновременно.
Вполне может быть. И ты отлично знаешь, как полезна бывает широко раскинутая сеть из острых глаз и тонкого слуха. Так. Джофрон, Гарета и главная охотница Лорел. Ты ищешь ребенка. Мальчика или девочку?
Мальчика. Скорее подростка. Сыну Джофрон по крайней мере тридцать шесть лет. Как я думаю. Могу ли я быть уверен, что Шут не посещал ее после? Могу ли я быть уверен вообще в чем-нибудь? Да, любой их ребенок в любом возрасте. Если ты сможешь добыть мне эти сведения, я обдумаю их сам и останусь у тебя в долгу.
Конечно, останешься, пообещал он мне и разорвал нашу связь прежде, чем я успел что-нибудь сказать или спросить.
Я задержался в потоке Скилла, позволив себе ощутить его искушение. Тренировка молодых строго предостерегала о его захватывающем притяжении, способном вызвать привыкание. Это ощущение сложно описать. В Скилле я чувствовал себя завершенным. Не одиноким. Даже в разгар глубочайшей любви, в соединении двух партнеров они все-таки разделены кожей. Только в Скилле это чувство разделения исчезает. Только в Скилле я ощущал единство со всем миром. После смерти Молли я чувствовал себя одиноким как никогда. И поэтому я искушал себя, позволяя завершенности плескаться вокруг и обдумывая возможность освободиться и стать единым с большим целым. Не частью, присоединенной к другим частям, нет. В Скилле растворяются все границы, исчезают все ощущения себя как личности.
