Я не знала, почему послание тёмных не достигло адресата, но ничего хорошего это означать не могло.
И мне было до боли интересно, что сейчас думает о происходящем Лод.
Ожидали долго и молча. У нас ничего не спрашивали: то ли боялись, то ли противно было заговаривать с тёмными.
Но в конце концов знакомый страж вернулся.
— Повелитель велел сопроводить их в тронный зал. — Эльф обращался исключительно к товарищам, избегая даже смотреть на нас. — Идёмте.
Белый мрамор пола гулко отражал шаги. Стены дворца изнутри тоже сплетали золотые лозы, соединяясь в ровную гладь, — словно причудливые обои с древесным рисунком. Их украсили пёстрыми гобеленами, придав окружению сходство с привычным убранством замков. Пустынные залы и переходы, которыми вела нас четвёрка стражников, ярко озаряли люстры и светильники — гнёзда изящных серебряных кружев, укрывавшие пляшущие язычки белого колдовского огня. Использовать настоящее пламя в огромном дереве явно было не слишком разумным.
Вместо тьмы, черноты и серебра — свет, яркость и золото.
Полная противоположность всего, к чему я успела привыкнуть.
Далеко идти не пришлось. Я заметила по пути широкую лестницу из гибких золотых ветвей, но обошлись без подъёмов. Двери в тронный зал казались лишь чуть меньше тех, что вели во дворец, превосходя их богатством отделки… а вот сам зал, большой и круглый, впечатлял не особо. Он был не менее красив, чем всё, что я видела до того — и не более.
Нас подвели к трону, устроенному на небольшом возвышении в конце зала.
И на сей раз нас ждали.
Повелитель Хьовфин, брат Эсфориэля, встречал нас в одиночестве. Прекрасный, как рассвет, как гениальная симфония, как идеальная симметрия; сиявший утончённой красотой, на которую не имел права ни один человек. Лицо, гладкое и юное, — статуя Микеланджело, волосы — золотой шёлк, глаза — бездонное море, где тонет сиреневый закат, серебряная парча одежд — лунный свет, ниспадающий на пол.
И мне вдруг захотелось упасть на колени перед его троном, последовав примеру светлого колдуна.
— Приветствую, Восхт. И вас, гости, что явились незваными и принесли злые вести. — Голос Повелителя эльфов завораживал холодной музыкой, переливами высоких гармоник. — Давно я не видел Детей Луны. Говорите, кто вы. Зачем пришли. И что с моими сыновьями.
За этим голосом, за этой красотой хотелось идти куда угодно. Ей хотелось подчиняться. Ей хотелось служить.
Такими становятся эльфы, что прожили не один век?..
— Я — принцесса Мортиара, сестра Альянэла из рода Бллойвуг, Повелителя дроу, Владыки Детей Луны. И мы пришли к вам с предложением мира. — Морти степенно скинула капюшон. На неё Хьовфин явно не оказал гипнотического воздействия. — Мы пленили вашего сына, Дэнимона, вместе с его невестой и принцессой Навинией, владычицей людей. Они живы и здоровы, и с ними обращаются самым достойным образом.
Чтобы избавиться от зачарованности, мне пришлось зажмуриться. Наверняка какие-то эльфийские чары, будь они неладны! А на Морти не действуют, ведь она дроу…
И только тут я услышала отзвуки шёпота, которым обменялись стражники. Исполненные ужаса.
«Наследница Тэйранта».
— Дэнимон? — повторил Хьовфин. — А как же Фаник?
— Принц Фаникэйл остался на свободе. — Морти говорила спокойно, учтиво, без всякого раболепства, как равная с равным. Если ей и претило мирно беседовать с убийцей сестры, она ничем этого не выдавала. — Семь дней назад мы встретили его в Тьядри и передали послание для вас.
— Вот как? — Вежливая прохлада в голосе эльфа завораживала и замораживала, как сознание, так и слух. — А мне докладывали, что в последний раз его видели как раз в Тьядри. Как раз семь дней назад. И больше — нигде и никогда.
Я увидела, как Восхт, до сих пор молча отсиживавшийся на полу, удивлённо вскинул голову. Почему-то — на меня.
Как будто я каким-то образом могла знать, куда угораздило запропаститься брата Дэнимона.
— Вы пленили одного моего сына, — ровно продолжил Хьовфин, — но утверждаете, что непричастны к исчезновению второго?
— Уверяю, Повелитель, — склонив голову, заговорила я, — семь дней назад мы оставили принца в гостевом доме «Чёрная Кошка», в целости и сохранности. Восхт может это подтвердить. Принц был в полном порядке, разве что…
— С этой вещью на шее он подтвердит всё, что вам угодно. — Эльф наконец повернул голову в мою сторону. — Человек? И с ними?
Его глаза обездвиживали, приковывали к месту, лишали дара речи долгим взглядом, в котором ты тонул и увязал, словно в карамели, блаженно, сладко…
— Так распорядилась судьба, Повелитель, — всё же преодолев чары, отозвалась я. — Я не из Риджии.
— По твоей речи это заметно.
— Я из другого мира. И к дроу попала случайно. Но они самым достойным образом обошлись как со мной, так и с невестой вашего сына, которую схватили рядом с горами. — Естественно, я не стала вдаваться в скользкие подробности. — Я знаю обо всех причинах, которые привели к сложным взаимоотношениям ваших народов, и…
— Значит, глупая девчонка добегалась со своим стремлением к подвигам, — даже тут в голосе Хьовфина не скользнуло и намёка на чувства. — Что ж, закономерный итог.
Это была не совсем та фраза, которую я ожидала услышать в отношении невесты любимого сына. Особенно на фоне утверждений Кристы, что Повелитель в ней души не чает.
Я замялась — и с досадой подумала, что парламентёр из меня всё же вышел отвратительный.
— Повелитель, мы не причастны к исчезновению принца Фаникэйла. — Морти снова взяла инициативу в свои руки. — Но Дэнимон у нас, и мы готовы вернуть его в любой момент. Позвольте нам изложить свои требования, и…
— Нет.
Это было очень твёрдое «нет». Настолько твёрдое, что им можно было бы резать алмаз.
И кажется, после него Морти растерялась не меньше меня.
— Я знаю, о чём вы будете просить. Мир, земли, Хьярта. Ваш народ уже просил меня о том же. Но вы закрыли себе эту дверь. Восемнадцать лет назад.
Не будь голос Хьовфина таким мелодичным, он мог бы принадлежать роботу.
Никогда не думала, что в речи живого существа могут полностью отсутствовать эмоции.
— Повелитель, — Морти быстро взяла себя в руки, — на тех переговорах…
— …вы ясно дали понять, что наши народы могут говорить лишь на одном языке. Языке войны и крови. Что триста лет назад, что сейчас. Светлые народы никогда не смогут жить спокойно, пока в Риджии останется хоть один дроу. И вы сами выковали и закалили меч, который вас поразит. Выковали и закалили меня. И я положу этому конец, — Хьовфин говорил чётко, размеренно и абсолютно спокойно. — Я истреблю ваш народ, раз и навсегда. Весь. До последнего младенца в колыбели. Так же, как вы когда-то намеревались истребить мой. И тогда, и только тогда — этот кошмар наконец закончится.
