Правый курильщик, безвольно вытянув руки, лежал на краю скалы.
По камню, за которым он прятался, стреляли как минимум трое. Особенно неприятны были те пули, которые попадали в верхушку валуна — сами они с визгом уносились прочь, но выбиваемая ими каменная крошка сыпалась прямо в глаза гнома.
Дождавшись момента, когда три пули угодили в валун практически одновременно, Уин, выставив перед собой «шипучку», вывалился из-за камня, нажал спуск… и тут же резко качнулся обратно, а скала, где он только что был, вспыхнула россыпью искр.
Присев на корточки, Малыш покосился вбок, ловя взглядом блестящие цилиндрики гильз. Один, два… пять.
Много, огорченно подумал он. Слишком расточительно. Надо еще быстрее убирать палец.
Еще одна пуля ударилась о валун в трех ярдах перед его лицом и, срикошетив, тугим горячим комком ткнулась ему в бок.
Иллика аэн Леда, сорвавшаяся
— Крис… отпусти.
Человек, мертвой хваткой сжимавший мое запястье, никак не отреагировал на эти слова — но, глядя вверх, я видела, как белеют пальцы его руки — той, которая пока еще продолжала цепляться за карниз. Ноги же Ханко — как и все мои свободные конечности — упирались лишь в пустоту над бездной.
Раны у эльфов и вправду затягиваются быстрее, чем у людей. Но все же… попытка подтянуться на сломанной всего три дня назад руке не всегда остается безнаказанной.
— Отпусти.
Ханко молчал. Тогда я медленно опустила свободную руку на рукоять Огонька.
Ты очень острый, мой стальной друг. Один взмах — а боль будет недолгой. Совсем недолгой.
— Если ты сделаешь это, — хрипло прошептал человек, — я тоже захочу научиться летать.
На этот раз промолчала я.
А потом Крис медленно, дюйм за дюймом начал подтаскивать меня вверх.
Ну же, шептала я, с силой вдавливая рукоять «снарка» в ладонь. Я знаю, ты можешь… хорошая, точная машинка. Давай! Покажи всем, на что ты способна!
На этот раз фонтанчик пыли взвился дюймах в трех правее амбразуры. Тринадцатая! В первой обойме остались только две.
Спокойно, Бренда, спокойно! Пули не любят возбужденных, пули не любят торопливых… вдохнула-выдохнула, задержала…
Я коснулась изгиба спуска почти так же нежно, как могла бы касаться… ребенка. Моего ребенка, которого у меня никогда не было.
Фонтанчик не взлетел — зато торчащий из амбразуры ствол винтовки резко дернулся, задираясь к небу.
Малыш Уин, все еще невезучий
Тяжело дыша, гном привалился к скале. Медленно расстегнул куртку, прикоснулся к сгустку боли под ребрами — и болезненно охнул.
Синяк будет что надо, подумал он. Ну да синяк — не дыра, а вот что могла бы натворить эта свинцовая лепеха, дотянись она до него не на излете, а чуть пораньше? Даже думать не хочется.
Он вытряхнул из «шипучки» магазин — так и есть, прощай, глупая надежда на то, что оружие заело, перекосило. Магазин был пуст, как хорошо разработанная рудная жила. Подумав, Уин вставил его обратно и аккуратно положил «шипучку» на землю — нет смысла тащить наверх лишние три фунта железа.
Начал было распрямляться — и в этот миг картонный промасленный цилиндр, шипя, упал на камень прямо перед ним.
Крис Ханко, вкусивший победу
Приятно иногда побыть в роли пророка. Для разнообразия. Кристофер Ханко, дипломированный прорицатель и гадальщик — звучит? По-моему, звучит. А дипломов надо будет заказать не меньше трех — на разноцветной бумаге и с печатями побольше.
Оба троллеобразных типа стояли на краю уступа, самозабвенно пялясь на происходящую сотней ярдов ниже баталию. Это занятие было для них настолько увлекательным, что даже на произведенный мной при приземлении грохот они начали оборачиваться спустя целых две секунды, да и то как-то неохотно. Замедленно.
Первый из них умер, так и не увидев меня. Я развернулся ко второму, поднимая револьвер, — И в этот миг накатившая сбоку волна заставило время замереть, словно пойманную бабочку.
Чудовищные тиски сковали меня полностью. Палец застыл, вжимая спуск револьвера — и так же неподвижно повисла над макушкой бандита смятая пуля. Я четко различал ее след — мерцающую струйку сжатого воздуха до точки входа под скулой и цепочку сероватых и багровых комочков с противоположной стороны, а слева от бандита замерла, как самая прекрасная в мире скульптура, создать которую под силу лишь богам, вытянувшаяся в выпаде эльфийка — сверкающее лезвие меча успело дойти лишь до середины шеи.
Это было как наваждение… и длилось секунды три, не больше. Затем картинка дрогнула — и отрубленная голова, ударившись о край уступа, улетела вниз, а безголовое тело мягко шлепнулось на площадку.
Франциско да Коста, похоже, даже не заметил произошедших в окружающей его обстановке изменений. Хотя выглядел он не в пример лучше своего родственника — кроваво-красный балахон не имел никаких видимых повреждений, да и черную пентаграмму на лбу колдуна тоже вряд ли следовало относить на счет полученных в схватке увечий.
— Ритуал завершен! — картинно раскинув руки, проревел он. — Именами Родууака, Геровха, Ури, Фоту и Зи требую и заклинаю — да отомкнутся Врата! И да явится Камень миру.
— Мы опоздали! — выдохнула Иллика. — Он — успел!
— Тогда, — задумчиво спросил я, — почему ничего не происходит?
Похоже, Франциско пришла в голову схожая мысль — иначе с чего б ему с таким воплем кидаться вперед, на скалу, словно надеясь разломать ее голыми руками!
— Попробуй головой, — дружелюбно произнес я. — В смысле — постучать! Вдруг да сработает!
Взгляд, которым одарила меня после этих слов Иллика, был… очень странный.
— Ты знал, — тон ее голоса тоже был весьма забавен — то ли обвиняющий, то ли восторженный. — Ты знал, что Врата не откроются. Но почему?
— Ну, — медленно произнес я, — возможно, потому, что они должны открыться через сто двенадцать с хвостиком лет. В полном соответствии с пророчеством.
— Как ты узнал? Моргенау?
— Он самый, — кивнул я. — Тот барельеф на пирамиде, к которому он рвался… эти ацтеки, при всех своих недостатках, неплохие математики и астрономы. Комета, о которой говорится в пророчестве, появится через сто двенадцать лет. А то, что маячит на небесах сейчас, — просто шальная гостья из глубин вселенной, прихотью судьбы легшая на тот же самый курс.
— Прихотью судьбы, — тихо повторила эльфийка. — Что ж… была ли это прихоть судьбы или иных неведомых богов — я все равно благодарна им. Ведь они свели меня с тобой.
