На свой страх и риск я сама пошла в конюшни. Это место я знала плохо. Из-за маленького роста я всегда боялась крупных животных. Даже пастушьи собаки казались мне огромными, а под многими лошадьми я могла пройти, не наклоняя голову. И все-таки я не только пошла туда, но и нашла кобылу, которую отец когда-то выбрал для меня. Как он и говорил, она была серая в яблоках, с одним белым копытом. Я отыскала табурет, подтащила его к стойлу и забралась на ясли, чтобы посмотреть лошадку. Она не стеснялась, сразу подошла и ткнулась носом в мой ботинок, а затем попробовала на вкус край моей рубашки. Я протянула к ней руку, и она лизнула мою ладонь. Я осталась сидеть, не отнимая руки, это позволило мне внимательно рассмотреть ее морду.
— Эй, мисс, вам не следует позволять ей это. Знаете, она просто слизывает соль с кожи. А потом может и укусить.
— Нет, не может, — возразила я, хотя понятия не имела, на что она способна.
Этот мальчик выглядел всего на несколько лет старше меня, но был на голову выше. Я с огромным удовольствием смотрела на него сверху вниз. В его черных волосах застряла солома, грубая ткань рубашки стала мягкой от бесчисленных стирок. Его нос и щеки покраснели от ветров и дождей, а руки, лежавшие на краю стойла, загрубели от работы. У него был прямой крупный нос, а зубы казались чересчур большими. Темные глаза его прищурились, когда я его не послушалась.
Я убрала руку от языка лошади.
— Это моя лошадь, — сказала я, оправдываясь, и мне не понравилось, как это прозвучало. Лицо мальчика помрачнело.
— Ага. Я уже догадался. Вы леди Би.
Пришла моя очередь нахмуриться.
— Я Би, — ответила я. — И все.
Мгновение он с опаской смотрел на меня.
— А я Пер. Я грум Кляксы, ухаживаю и выгуливаю ее.
— Клякса, — повторила я. Я даже не знала имя своей лошади. Мне почему-то стало стыдно.
— Ага. Глупое имечко, да?
Я кивнула в ответ.
— Так называют любую пятнистую лошадь. Кто ее обозвал так?
Он пожал плечами.
— Никто ее не называл, — он почесал голову, и на плечи посыпалась солома. Он даже не заметил этого. — Ее привели сюда без имени, мы просто звали ее пятнистой, а потом привыкли звать Кляксой.
Наверное, это я виновата. Думаю, отец ждал, когда я приду сюда, познакомлюсь с ней и дам ей имя. А я не пришла. Я слишком боялась больших лошадей, боялась представить, что случится, если она не захочет чувствовать меня на своей спине.
— Пер — тоже странное имя.
Он бросил на меня косой взгляд.
— Персеверанс[3], мисс. Это длинновато, чтобы кричать, поэтому просто Пер, — он посмотрел на меня и вдруг признался: — но когда-нибудь я стану Таллестманом. Моего деда звали Тальман, а когда мой отец вырос выше него, его стали звать Талеман[4]. И до сих пор так зовут, — он выпрямился. — Пока я не дорос, но, думаю, когда догоню отца, стану Таллестманом, а не Персеверансом.
Он сжал губы и задумался об этом. Открытость его стала мостиком, и мальчик ждал, когда я перейду по этому мостику. Настала моя очередь что-то сказать.
— Ты давно заботишься о ней?
— Года два уж.
Я отвернулась от него к лошади.
— Как бы ты назвал ее? — я кое-что придумала. Он даст ей имя.
— Я бы назвал ее Присс[5]. Она бывает очень капризна. Не любит, когда у нее грязные копыта. А седло ее должно лежать так, чтобы коврик был гладким и нигде не смялся. Очень придирчива к таким мелочам.
— Присс, — повторила я, и серые уши насторожились. Она понимала, что это означает. — Хорошее имя. Гораздо лучше Кляксы.
— Точно, — легко согласился он. Потом снова почесал голову, а затем нахмурился и пальцами выбрал из волос солому. — Вы хотите, чтобы я приготовил ее?
Я не знаю, как ездить на лошади. Я боюсь лошадей. Я даже не знаю, как сесть на лошадь.
— Да, пожалуйста, — сказал я, не представляя, зачем.
Я сидела на краю ее стойла и смотрела, как он работает. Он двигался быстро, но продуманно, и казалось, Присс знает заранее, что он собирается сделать. Когда он положил ей седло на спину, до меня донесся его запах. Лошадь, промасленная кожа, старый пот. Я постаралась успокоить нервную дрожь, бегущую по спине. Я смогу сделать это. Присс такая кроткая. Вот она стоит под седлом и осторожно берет в рот уздечку и удила.
Когда он открыл дверь, чтобы вывести ее, я спустилась на землю. И посмотрела на нее. Такая высокая.
— Возле конюшен есть подставка, чтобы садиться на лошадь. Здесь. Идите рядом со мной, а не позади нее.
— Она может лягнуть? — спросила я со страхом.
— Ей будет приятно видеть вас, — ответил он, и я решила, что он прав.
Вскарабкаться на подставку мне было сложно, но и потом, когда я выпрямилась, ее спина оказалась слишком высоко. Я посмотрела на небо.
— Похоже, будет дождь.
— Неа. До вечера не соберется, — наши взгляды встретились. — Вас подсадить?
Мне удалось твердо кивнуть.
Он забрался на подставку рядом со мной.
— Я подниму вас, а вы закидывайте ногу ей на спину, — распорядился он.
Он помедлил, затем положил руки на мою талию. Он поднял меня, и я почти разозлилась на легкость, с которой он проделал это. Но я забросила ногу на лошадь, и ему удалось усадить меня в седло. Когда Присс пошевелилась подо мной, у меня перехватило дыхание. Она повернула голову, с любопытством рассматривая меня.
— Она привыкла ко мне, — извинился за нее Пер. — Вы намного легче. Наверное, она не может поверить, что кто-то вообще есть в седле.
Я закусила губу и ничего не сказала.
— Вы дотянетесь до стремян? — спросил он.
В его голосе не было ни ехидства, ни насмешки над моим ростом. Я подергала ногой. Он взял меня за лодыжку и помог попасть в стремя.
— Слишком длинное, — решил он. — Дайте мне поправить. Поднимите ногу.
Я подняла, глядя меж ушей лошади, пока он что-то делал с одним стременем, а затем с другим.
— Попробуйте сейчас, — сказал он мне, и когда я ощутила арку стремени на ноге, я вдруг почувствовала себя спокойнее.
Он откашлялся.
— Возьмите вожжи, — распорядился он.
Я взяла и вдруг поняла, как я одинока и как все это далеко от безопасности. Сейчас я была во власти Присс. Если бы она захотела побежать, сбросить и растоптать меня, ей ничто бы не помешало. Пер снова заговорил.
— Сейчас я поведу ее. Держите вожжи, но не пытайтесь управлять ею. Просто сидите в седле и чувствуйте, как она движется. И выпрямите спину. На лошади надо сидеть прямо.
И это было все, что мы сделали в тот первый день. Я сидела на Присс, а Пер вел ее. Он говорил мало.
— Спина прямая.
— Большие пальцы в поводья.
— Дайте ей ощутить вас.
Это прошло не быстро, но и не долго. Я помню момент, когда, наконец, расслабилась и выдохнула застрявший в легких воздух.
— Вот и все, — сказал он, и это правда было все.
Он не помог мне спуститься с нее, просто подвел ее обратно к поставке и ждал. После того как я сползла с лошади, Пер сказал:
— Лучше завтра сапоги наденьте.
— Да, — сказала я. Не поблагодарила его. Не было чувства, будто он что-то сделал специально для меня. Это было что-то, что мы трое сделали вместе.
— Завтра, — повторила я и тихо, незаметно вышла из конюшни.
Обдумывая все это, я пошла в свое убежище. Мне хотелось побыть в одиночестве, подумать и проверить свое любимое место. Теперь я ходила туда не через кабинет отца, а использовала потайную дверь в кладовой. Я до сих пор боялась крыс, но, казалось, грохот и шум пока отогнали их.
Каждый день я изучала плащ. По утрам, позавтракав, я как можно скорее убегала, чтобы развернуть его и поиграть. Я быстро обнаружила пределы его возможностей. Я не могла надеть его и невидимкой бродить по коридорам. Плащу требовалось время, чтобы слиться с цветами и тенями места, где он лежит. Я была очень осторожна в своих опытах, поскольку боялась, что когда-нибудь уроню его цветной стороной вниз и уже не смогу найти. И так я проверила его, набросив на пень в лесу, укрыв статую в оранжерее Пейшенс и даже раскинув на полу в комнате мамы. Пень превратился в ровное место, покрытое мхом. Я чувствовала его, но никак не могла убедить свои глаза. Статуя тоже исчезла, и плащ отлично отобразил ковер, на котором я его разложила. Сложенный, он делался таким небольшим свертком, что я могла спрятать его под поясом и носить с собой. Сегодня, укрыв вот так плащ, я унесла его в березовую рощу, с которой открывался вид на аллею, ведущую к главному входу в поместье. Я забралась в нее и нашла на дереве удобную ветку, с которой можно было наблюдать за происходящим.
Надежно укутавшись в плащ, оставив только глаза, я была уверена, что меня не заметят. С моего места я могла видеть всех приезжающих и уезжающих торговцев, посещающих мой дом. Я не в первый раз делала это. Плащ был тонкий, но удивительно теплый. А значит, мне не надо укутываться в слои шерстяной одежды, прячась от зимнего холода. Всякий раз, когда я видела, что приехал кто-то интересный, я успевала быстро спуститься вниз, пробраться в тайник, спрятать плащ и появиться в доме, одетая, будто никогда и не покидала усадьбу.
