— Что Вы хотели? — Дакирка крепче прижала к себе ребенка. — В нашей деревне редко встретишь таких гостей.
— Я всего лишь хотела переночевать.
— В доме, думаю, найдется место, только, — улыбнулась она, — у нас очень шумно.
— Нестрашно. — Она так устала, что способна заснуть под любую какофонию.
— Тогда я переговорю с матерью. Подождите, я скоро вернусь.
Стелла начала нервничать. Честно говоря, она никогда не любила ждать, взрывалась по пустякам — а тут эта бесполезная беготня от младшего к старшему… Нет, в соседней губернии к ней, определенно, относились радушнее, хотя понятие гостеприимства в Дакире всегда было своеобразным.
Принцесса уже хотела уйти, попроситься на ночлег в другой дом, когда ворота снова отворились, и дакирка в светлом платье без рукавов принялась отгонять рвавшуюся с цепи косматую собаку и, заодно, путавшихся под ногами кудахтавших кур.
— Милости просим! — Она виновато улыбнулась и крикнула детям, столпившимся на пороге дома: — Гант и бренке рандаренес шаеф: шре эсдаик эс ранк. Юсе шаеф виджик, — дакирка обернулась к Стелле, — ве шаефик. Вред йоз эсдаур?
— Я уже объяснила Вашему сыну, что не говорю по-дакирски. — Принцесса спешилась и привязала лошадь к коновязи.
Во дворе пахло сеном и печеными яблоками, этот запах напомнил о том, что неплохо бы подкрепиться.
— Вы, должно быть, грандванка? — разочаровано спросила хозяйка.
Интересно, сколько раз придется им объяснять, что она грандванка и не говорит по-дакирски?
— Да, грандванка, — терпеливо подтвердила девушка. — Это плохо?
— Нет, все в порядке! Прошу в дом, хостес. Дочка, наверное, уже накрыла на стол. Отдохните, поешьте, а там сговоримся о цене.
Стеллу проводили в большую комнату с закопченным потолком; трое детей уже накрыли на стол. Для гостьи под тарелку было специально постелено полотенце.
Хозяйка, женщина лет сорока, смуглая, с наскоро прибранными волосами, казалось, не была рада появлению принцессы: при взгляде на нее верхняя губа слегка недовольно приподнималась. Но на словах она оставалась любезной и почтительной.
Отослав старшую дочь, Ингу, готовить для гостьи постель, а сына Росса — задавать корм Палеве, хозяйка вместе с младшей дочерью Биркой (ее полное имя было Бирикильда) принялась хлопотать вокруг Стеллы.
Из соседней комнаты послышался шум и громкий крик Инги:
— Кинги, мие атбит йозе! Вер следал мие йоа, дзан йоз вер такен йет?
Хозяйка — ее звали Фирра — поморщилась и, извинившись, вышла.
Где-то в доме закричал ребенок, обиженно, недовольно, закричал и тут же умолк.
Бирка вжала голову в плечи и с опаской покосилась на дверь.
— Что с тобой? — Принцесса заметила, что девочка чем-то взволнована. — Кто это кричал?
— Миеф жалко базес, братика моего, Вендира. — Бирка старалась говорить на языке путников, но постоянно вставляла в разговор дакирские слова. — Йето шор кричал.
— Скажи, почему твой старший брат говорит только по-дакирски, а ты знаешь другие языки?
— Меня харефы научили, только маят говорит, что нужно разговаривать только по-дакирски. Прошу, — девочка оглянулась на дверь, — не говорите ей, что я с Вами разговаривала.
— Хорошо, не скажу. — Странно, почему мать запрещает ей говорить на языке путников, ведь сама она его знает, да и в других деревнях на нем без проблем разговаривают. Ну, не без проблем, но говорят. — А маят — это мать?
— Да. Маят теперь в доме старшая, пока отто на войне.
Стелла хотела еще что-то спросить, но вернулась Фирра, и Бирка вновь стала суетливо-молчаливой.
— Инга приготовила Вам постель, — в голосе дакирки чувствовалось что-то приторно-сладкое. — После ужина можете прилечь.
— Мы еще не договорились о плате…
— Потом, хостес, не на ночь же глядя!
Поужинав, принцесса вышла во двор. Дети, евшие отдельно от взрослых, уже были там, занятые своими привычными делами: Росс что-то плел из ивовых прутьев, Инга подшивала старую мужскую рубашку и одним глазом следила за маленьким Вендиром, ползавшим по траве.
Смеркалось.
Обойдя молчаливых детей стороной, девушка направилась к воротам.
— Хостес, кварт! Подождите меня, хостес! — Бирка стрелой вылетела из дома, споткнувшись о порог.
— Бирка, вер ган ар шрен, — строго приказала старшая сестра, оторвавшись от шитья. — Такент багги и гант эс Манула.
— Вер ган! — замотала головой девочка и подбежала к Стелле. — Гант, я покажу тебе их.
Когда они вышли за ворота, принцесса поинтересовалась, куда они идут.
— К харефам. Они умеют предсказывать судьбу.
Девушка усмехнулась: одна из таких гадалок уже успела заглянуть в ее будущее и не увидела в нем ничего светлого. Она не очень доверяла всем этим предсказаниям, но не имела ничего против небольшой увеселительной прогулки перед сном.
Повсюду чувствовалось дыхание осени: в ярком уборе листьев, накидке унылых дождей, прохладных, но еще ощутимых солнечных лучах, неубранных стогах сенах на полях, влажных черных бороздах и криках пролетающих над головой птиц.
Они шли логом, по едва заметной, затерявшейся в траве, тропинке.
Харефы разбили лагерь за деревней, на берегах того самого ручья, водой из которого пару часов назад Стелла поила лошадь. Девушка еще издали услышала веселый смех ватаги детей, возившихся у ручья. Едкий дым костров смешивался с запахом влажной почвы и специфическим ароматом специй.
Кого-то увидев, Бирка просияла и побежала по высокой траве к одному из костров, возле которого хлопотала пожилая харефка в черно-красном наряде с традиционной пышной юбкой.
— Мийя, Мийя, я привела тебе её! — Бирка улыбалась во весь рот. — Шре вред визет деллар!
— Не говори со мной по-дакирски, Бирикильда, ты же знаешь, я терпеть его не могу. — Харефка передала половник молодой харефке и обернулась к девочке. — Твоя мать знает, что ты здесь?
— Вер. То есть, нет. Но, думаю, Инга ей расскажет. Она им не нравится, — Бирка указала на подошедшую Стеллу. — Я знаю, куда ходила маят перед тем, как я мы поужинали.
— И куда же ходила твоя мать? — Принцесса присела на край повозки; ее терзало недоброе предчувствие.
— Эс гендас. Они остановились у Сури и ищут кого-то. Сначала мать послала к ним Росса, а потом пошла сама. Но ведь ты поможешь ей, Мийя? — В детских глазах светилась надежда.
Бирка забавно склонила голову набок; от напряженного ожидания у нее задергалась верхняя губа, совсем, как у матери.
— Что они с ней сделают?
— Ничего хорошего, Бирка, — вздохнула харефка и погладила ее по голове. — Ты хорошая девочка и сделала все, что могла.