— Они свихнулись лет пятьсот назад.
— Будь милосерднее! Я решил несколько облегчить им задачу.
— Милосердный лорд Дилайны! Даже богиня Анко — неистовая мегера со Сколопакса — умерла бы от смеха.
— В общем, я беру сердце Джема.
В комнате повисает молчание. Первым его нарушает вериец.
— То, что ты не шутишь, я вижу. Не пойму только, зачем тебе это надо.
— Я милосердный король Дилайны.
Пауза. Антон рассматривает трещины на потолке.
— Хорошо. Я космический идиот.
Пауза. Трещины ни на что не похожи.
— Нет, я правда хочу им помочь. Пусть телларит и браслеты будут в одном флаконе.
Пауза.
— Вы же можете мне пересадить? Я устроен так же, как и земляне, а вы с ними — вообще цивилизации-близнецы.
— Так никогда не делали.
Ощущение, что за прошедшие две минуты генерал разучился говорить. С таким трудом дается ему эта простая фраза.
— Пусть сделают. Вы столько денег вбухиваете в свою медицину. Пусть отрабатывают.
— Тон, даже если бы я согласился… это тяжелая операция. Ты после нее можешь и не встать.
Тон резким движением засучивает рукава водолазки.
— Не встать? Я? С таким-то количеством браслетов?
— Тон, я еще раз повторяю. Не каждый человек может…
— Я не человек.
Изумрудно-зеленые глаза блестят в полумраке, как мокрые листья на лунном свете. Генералу Джераде кажется, что зрачки этих глаз вращаются. Но это только кажется. Или не кажется.
— Я. Не. Человек. Я (Тон подыскивает слово на языке Конфедерации)… существо, имеющее два конформа, практически равнозначных: антропоморфный и не. Существо, как нечего делать нарушающее фундаментальные законы организации пространства и времени, подчиняющие человека во всех концах космоса. Существо, способное управлять колоссальным объемом энергии, а также своей жизнью и смертью. Я… (Тон делает многозначительную паузу и начинает еще сильнее блестеть глазами) БЭТМЕН!!! Похож?
С этими словами он скручивает из двух салфеток нечто, отдаленно напоминающее мышиные уши, и водружает себе на голову.
Генерал несколько раз хлопает большим пальцем об указательный у себя перед носом. Этот жест на Верии равнозначен направлению в психиатрическую клинику.
— А я уж испугался, что ты серьезно, — с облегчением произносит он.
— А я серьезно. Когда ты поговоришь с медиками?
— Никогда, Тон. Это наша жизнь, и тебе в нее лезть не надо. Ты жалеешь Джема, я знаю, но твое предложение отклоняется. Все. Иди спать.
Тон всегда чувствовал, когда отступить. Временно. Он хлопает генерала по плечу, делает уголок на ручках кресла, отчего оно жалобно поскрипывает, и идет спать.
Ночью он просыпается от звуков передвигаемой мебели, приглушенных голосов, едва слышных шагов в темноте квартиры. Тон недоуменно прислушивается, пока до боли знакомое жужжание кислородной капсулы (маленького приборчика, который крепится на уголок рта и перерабатывает окружающий воздух в чистый О2) не объясняет ему происходящее. Он выбирается из кухни, в которой спит, в «большую» комнату как раз в тот момент, когда у окна снижается медицинский глайдер.
Одного взгляда на джемкино лицо на руках у матери достаточно, чтобы понять, что кислородная капсула опоздала. Самое молодое медицинское светило Конфедерации доктор Гарка на мгновение поднимает голову от небольшого черного прибора, похожего на расхристанного паучка с асимметричными лапами, и коротко кивает Тону. Паучок сучит лапками по обнаженной грудной клетке Джема, пытаясь где-нибудь зацепиться, и пищит отчаянно.
— Не качает. Вообще, — безжизненно произносит Гарка. Тиа сдавленно всхлипывает.
Судя по количеству трубочек, протянувшихся от устрашающего вида аппарата к запястьям и горлу Джема, Гарка не прилетел на глайдере. Он здесь уже давно. Антон проклинает про себя способность верийцев передвигаться тихо, очень тихо, а вслух спрашивает:
— Ты можешь что-нибудь сделать?
Лаксармитовое чудо в его плече — дело рук Гарки. Для того это была первая серьезная операция, но, если бы не он, Тон уже десять лет щеголял бы с одной рукою. Тон верит в Гарку как в господа бога. Бог говорит:
— Ничего.
Тиа снова всхлипывает. Генерала Джерады не видно. Он слился со стеной и снова напоминает неизвестно как появившееся в комнате суковатое дерево.
— Я даже не могу погрузить его в чертов глайдер.
— А… — Тон делает жест, который, по его мнению, должен напоминать движение скальпеля, вскрывающего грудную клетку. Гарка качает головой.
— Даже на наноуровне. Если я попытаюсь залезть туда, я должен пересаживать. Срочно. В течение получаса.
— В течение получаса — что? — требует Антон.
— В течение получаса должен пойти сигнал от принявшего его сердце. Это не компенсируется, не заменяется никакой аппаратурой. Только живое сердце. Через телларитовую волну. Единственное, что я могу попытаться, — это всунуть Джераде третье.
Голос Гарки понижается до еле слышного шепота. Но Тиа услышала.
— Так чего же ты сидишь?!! Пересаживай! — от ее крика вздрагивают даже ко всему привычные врачи, прилетевшие на глайдере и аккуратно выгружающие пересадочное оборудование — две прозрачные капсулы, соединенные гибким рукавом и разноцветной проводной сетью. Верийцы есть верийцы, они будут делать свое дело, пока не получат сигнала «отбой».
— Тиа, — не повышая голоса, говорит Гарка. — Ни одна из попыток вторичной пересадки не увенчалась успехом. У меня нет оснований считать, что сегодня мы можем рассчитывать на иной результат.
— Ну значит, вопрос решен. И нечего париться, — голос у Тона беззаботнее некуда, и Тиа, отшатнувшись, смотрит на него как на чужого.
— Пересадишь мне. Заодно освежишь знание моей суперсекретной анатомии и физиологии.
Генерал Джерада отлипает, наконец, от стены, но его «забудь» раздается в полумраке пропахшей лекарствами комнаты на мгновение позже, чем «спасибо» Тиа и «как скажешь» Гарки.
Антон, пожимая плечами, спрашивает:
— Мне раздеваться?
— Нееет, придурок! Я сквозь одежду пересаживаю! — рявкает Гарка. — Еще тупые вопросы есть?
— А че ты орешь? — интересуется Антон, стягивая через голову свитер. Руки до локтей обнимают поблескивающие голубым золотом браслеты. Медицинское светило, на секунду прерывая поток резких команд, которые он обрушивает на головы беспрекословно повинующегося младшего медперсонала, скользит по браслетам взглядом и бросает в ответ:
— А че мне не орать? Я сейчас угроблю сына своего генерала и еще одного… космического придурка. Имею право ругаться, как полагаешь?
