— Гипноз? — спросила Джейн.
— Нечто подобное. Чары послушания полностью подавляют волю человека, и он делает всё, что ему приказывают. Под действием этих чар он не может лгать, а говорит только правду, всю правду. Вам это продемонстрировать или вы поверите мне на слово?
— Поверим на слово, — ответила за обоих Джейн.
— Поэтому, — продолжала Марика, — вам не имеет смысла лгать или пытаться что-нибудь скрыть. Вы можете смело говорить всю правду, не мучаясь угрызениями совести, что предаёте своих. У вас просто нет выхода — добровольно или по принуждению, вы будете сотрудничать с нами, как миленькие. Я ясно выражаюсь?
— Куда уж яснее, — угрюмо сказал Кейт.
— Вот и договорились, — одобрительно произнесла Марика и вернулась на своё место. — Только имейте в виду: если по каким-то соображениям вы не сочтёте возможным добровольно ответить на тот или иной вопрос, лучше откажитесь отвечать. Ваша ложь может стоить мне или моим близким жизни.
— Почему это? — удивилась Джейн. — Ты же сказала, что покинула наш мир. Или ты солгала?
— Я сказала правду. Я забрала отца и Алису и покинула Норвик, потому что там стало опасно. Мы решили подыскать другое место, более надёжное.
— Зачем?
— Чтобы воевать с Хранителями. И победить их.
Кейт боялся это услышать. Он открыл было рот, чтобы возразить Марике, но его опередила Джейн:
— Идиотизм! Вы, забитые средневековые недоумки, просто не понимаете, во что ввязываетесь. Воевать с Хранителями, ха! Лучше уж сразу взорвать всю планету к чёртовой матери.
Марика недоуменно глянула на неё, потом на Кейта:
— Что это значит?
Кейт передёрнул плечами и сказал:
— Джейн права, хотя выразилась не лучшим образом. Ты должна… вы все должны понять, что нынешние Хранители — не просто группа людей, это явление мирового масштаба. В прошлом Хранители были сами по себе, отдельно от остального человечества, и с ними ещё можно было бороться, не затрагивая судьбы всего мира. Однако с конца прошлого века наша организация превратилась из тайной в таинственную — Хранители больше не могли действовать в глухом подполье, скрывая своё существование от всех и вся. Они увидели, что мир стремительно меняется, и вынуждены были меняться вместе с ним. Сейчас организация Хранителей обладает всеми признаками государства — за исключением разве что чётко определённого географического местоположения. Правительства всех мало-мальски значительных стран нашего мира знают о нас, считаются с нами и уважают наш суверенитет. Они кровно заинтересованы и в нашей таинственности, и в нашей независимости. Они отдают себе отчёт в том, чем чревато неконтролируемое распространение знаний и технологий, на многие века опережающих нынешний уровень развития человеческой цивилизации. Каждая держава мечтает подчинить нас себе, однако, зная, что никакая другая держава этого не позволит, довольствуется паритетным сотрудничеством с нами. Даже нацистская Германия, даже коммунистическая Россия, даже Китай не посмели тронуть Хранителей.
— Это напоминает ситуацию с ядерными арсеналами, — заметила Марика. — Многие страны обладают ядерным оружием, но ни одна из них не рискует первой применить его.
— Вот именно. А некоторые наши секреты ещё почище ядерного орудия. Ваше вмешательство нарушит сложившийся шаткий баланс сил, Хранители потеряют контроль над ситуацией, и это приведёт к катастрофе мирового масштаба. На вашей совести будут миллионы, если не сотни миллионов, если не миллиарды, человеческих жизней. Разве вы хотите этого?
— А им наплевать, — отозвалась Джейн. — Ведь это жизни простых смертных, а не Конноров. Развязали же они гражданскую войну в Империи ради того, чтобы усадить Стэна на престол.
Марика проигнорировала этот выпад и глубоко задумалась. Молчала она долго и всё это время раз за разом щёлкала зажигалкой, что сильно раздражало Джейн.
— Марика, можно я закурю? — наконец не выдержал Кейт.
Она утвердительно кивнула, даже не взглянув на него.
Кейт поднялся, подошёл к столу, взял из шкатулки сигарету и зажигалку и закурил. Затем покосился на Марчию, чтобы увидеть её реакцию. Но девушка неподвижно сидела в кресле, склонив набок голову и закрыв глаза; умиротворённое выражение её лица свидетельствовало о том, что она спала.
Привычно поискав взглядом пепельницу, он, конечно, не нашёл её; зато пустой подсвечник на столе был вполне подходящей заменой. Кейт взял его и вернулся в своё кресло.
Когда он сел, Марика подняла глаза и тихо спросила:
— А что ты можешь предложить?
— То, что уже предлагал, — ответил Кейт. — Оставить всё, как есть, навсегда покинуть наш мир, забыть о его существовании.
— И забыть о Хранителях?
— Да, и о них.
— А они забудут о нас? Откажутся ли они от своей ненависти к нам? Только честно, не лукавь.
Кейт вздохнул:
— Извини, этого я обещать не могу.
— Но почему они так ненавидят нас? Чем мы им мешаем?
Он немного помедлил, прежде чем ответить.
— Видишь ли, большинство Хранителей, да и не только Хранителей, считают вас мутантами, выродками, нелюдями. Они уверены, что вы представляете угрозу всему человечеству. Но на самом же деле это просто страх. Страх сильного перед ещё более сильным. Страх перед непонятным, необъяснимым. И отчасти зависть к вашим способностям. Слабые боятся чаще, но их страх не опасен — потому что они слабые. А вот когда боится сильный, притом боится панически и, вдобавок, завидует — это действительно страшно.
Марика хмыкнула и пожала плечами.
— Тогда твоё предложение неприемлемо. Мы не можем оставить всё, как есть, не можем забыть о людях, которые хотят отнять нашу силу, а то и истребить нас. Ведь ты сам признал, что Хранители стремятся попасть в наш мир… Кстати, ты так и не ответил на мой вопрос. Что Хранители собирались делать в нашем мире?
— Ну, попытались бы установить Запрет.
— Попытались бы? — переспросила Марика. — Почему так неуверенно?
— Потому что Конноры, скорее всего, невосприимчивы к Запрету. Есть предположение, что у вас выработалась наследственная сопротивляемость к внешней блокировке паранормальных способностей — короче говоря, к чарам Запрета.
— Только предположение?
— Экспериментально это не подтверждено. Хранители не решались испытывать на тебе действие Запрета, боясь тебя спугнуть.
— А на ком испытывали? На Алисе?
Кейт нервно раздавил окурок в подсвечнике.
— И на ней, и на других. Все они оказались невосприимчивыми.
Глаза Марики сверкнули.
