Взгляд его упал на шпиль городской ратуши, размытым силуэтом вырисовывающийся за Королевским парком, впервые за долгое время возвращая его мысли к оставленным в городе друзьям… громко сказано. Друг у него был всего один, Свисток. Интересно даже, а знает ли он, куда подевался Лунный Стриж? Ну да, так Мастер и признался, что продал его лучшего друга. Тут и к гадалке не ходи — понятно, наплел сыну сорок бочек арестантов, поохал для виду, и списал в расход. А Клайверу скорее всего никто и ничего не сказал. Просто исчез ученик, и все. Забудьте, маэстро, что был какой-то Хилл поблизости. Не было. И не будет.
А забавно было бы посмотреть на физиономию Мастера, заявившись к нему на огонек в королевском камзоле… вот только ошейник картину портит. Ох, и спасибо Учителю за этот ошейник! На него бы нацепить, чтоб оценил, и к Её Высочеству для забавы. Ну, нет, это он уже зря. На забавы принцессы грех жаловаться. Да стоит только вспомнить хоть вчерашний вечер, и согласен уже десяток ошейников примерить, только бы повторить. Все, начиная с плетки.
Привалившись к прохладной стене, Хилл тяжело дышал и смеялся. Над собой, влюбленным дураком. Мог бы он предположить две недели назад, что добровольно подставит спину под плеть, да ещё и получит от этого удовольствие? «Шу, любовь моя, что же ты сделала со мной?» — по щекам его текли слезы, плечи содрогались от горького безумного смеха.
«Ты не представляешь себе, Учитель, что ты подарил мне, чему научил. Ты ведь думал, что Лунный Стриж не способен любить. Только играть на гитаре и убивать. Я и сам так думал, наивный. Наверное, если бы не Шу, и не догадался бы, что мне нужно. А ведь это так просто… ты долго учил меня, Мастер, признавать только силу. Уважать только силу. Любить только силу. Покоряться только силе. И думал, что никто, кроме тебя, не сможет накинуть уздечку на твоего лучшего ученика? Какая самонадеянность! И какой же я неблагодарный. Так и не сказал Мастеру спасибо за науку. Ох и зря», — если бы Мастер Тени увидел в этот момент Лунного Стрижа, то через час его бы уже не было в столице. Просто так, на всякий случай.
Хилл никогда не считал себя человеком мстительным, но при мысли о Мастере вдруг почувствовал, что отблагодарить его должен непременно. Именно так, как тот и учил, просто и доходчиво: «предавшего — убей». Хотя бы ради того, чтобы не потерять окончательно уважения к самому себе. Доказать Учителю, что тот не ошибся, посчитав Лунного Стрижа лучшим, доказать так, как это сделал бы сам Мастер. А что для этого придется сбежать… ну и ладно. Какая, собственно, разница, дождется он последней минуты здесь, или Шу поймает его в городе? Или он сам вернется. Только не сейчас, подождать хотя бы до вечера. Придется, конечно, пожертвовать последними днями рядом с ней… или одним днем… нет, об этом думать нельзя. Уйти от неё и так будет невыносимо трудно.
Голоса в гостиной все продолжали свой разговор, время от времени до Хилла доносился звонкий смех. Ему было одновременно и грустно, что о нем забыли, и любопытно, о чем же они так увлеченно беседуют, и хотелось просто снова оказаться с ней рядом.
— Кей, поющий серенаду под окном? Нет, я не представляю. То есть, конечно, представляю… ох, Дайм, ты никогда не слышал, как он поет?
— Судя по тому, как ты смеешься, мне повезло.
— Да Таис в обморок упадет, едва услышит!
— Ничего, Его Величество её поймает.
— Нет, это же… — Шу уже еле могла говорить от смеха. — О-оо, бедные соседи! Наверняка Урман подумает, что на их дом напали бешеные коты!
— И обольет своего монарха холодной водой.
— Ну, тогда Таис точно не устоит! Она обожает цирк! Нет, только не пение! Я скончаюсь на месте от ужаса!
— Ладно, пусть тогда стихи декламирует. Выразительно.
— А, кстати, Дайм, если без пения серенад ухаживание никуда не годится, почему я ни разу от тебя их не слышала?
— Ты хочешь, чтобы весь дворец полег от смеха?
— А, вот ты и признался! Ты тоже не умеешь петь!
— Умею. Но не буду.
— Что значит, не буду? Будешь, любовь моя, будешь. Спорим, что будешь?
— Ну уж нет, спорить с тобой? Ты ещё за прошлый раз не расплатилась.
— За какой такой прошлый раз?
— С тебя купание Её Высочества Регентши в фонтане, любовь моя.
— Интересненько… когда же ты успел?
Дайм довольно ухмыльнулся и невинно похлопал ресницами на скептический вопрос Шу.
— Ты ведь это не всерьез?
— А ты у Тигренка спроси, — кивок в сторону лестницы. Обернувшись, Шу встретилась глазами с Хиллом и чуть не вздрогнула. Лед, тьма и отчуждение, будто перед ним неправедные судьи, собравшиеся подписать жестокий приговор. Это наваждение продолжалось лишь миг, пока его губы не тронула легкая вежливая улыбка, и он не поклонился вместо приветствия.
— Тигренок… — с трудом Шу вернула ему непринужденную улыбку. Привычный открытый, родной и теплый возлюбленный исчез, оставив вместо себя отстраненного незнакомца, от которого принцесса не знала, чего ожидать.
— Будешь кофе? — она попыталась сделать вид, что все в порядке и никакой перемены она не заметила.
— Кофе успеется, — текучим хищным движением Дайм поднялся из-за стола и подошел к Хиллу. — Мы тут выясняем с Её Высочеством некий важный вопрос, — маркиз чуть ли не мурлыкал, властно проводя ладонью по щеке юноши и видя в его глазах тщательно сдерживаемую ярость.
— Дайм, ты хочешь, чтобы я ревновала?
— Ни в коем случае, любовь моя, — маркиз обернулся к недовольной принцессе с нежнейшей улыбкой, с удовлетворением отмечая невольную дрожь Лунного Стрижа. — Я все равно люблю только тебя.
Не давая Тигренку возможности опомниться, маркиз положил руку ему на затылок, прижимая слегка большим пальцем сонную артерию, и неторопливо притянул к себе. Игра с опасной зверушкой доставляла Дукристу непередаваемое наслаждение, и он постарался как можно убедительней это Лунному Стрижу продемонстрировать, медленно, еле касаясь, проводя языком по его сжатым губам. Юноша замер, готовый в любое мгновение распрямиться, подобно пережатой пружине, и растерзать обидчика в клочья. В синих глазах плескалась чистая, ничем не замутненная ненависть.
— Что же ты, малыш? Утром ты не был такой букой, — «ты сам предложил», звучало в насмешливом голосе маркиза. — Ты же не хочешь меня рассердить?
— Перестань, Дайм. Какого демона ты вытворяешь?
Чуткое обоняние Тигренка уловило в воздухе запах приближающейся грозы и дикого меда. Он скосил взгляд на принцессу — злость, ревность, изумление, страх… и желание: «Демоны! Так тебе это нравится? Ты хочешь посмотреть? Да пожалуйста!» — в этот момент он почти ненавидел и Шу тоже. «Ревнуй, любовь моя, злись. Почувствуй, каково мне!»
