Голлум обернулся к хоббитам.
— День близко, — сказал он. — Надо спешить. Здесь опасно стоять на открытом месте. Идемте скорей!
И он быстро пошел в темноту, а хоббиты, преодолевая усталость, — за ним. Вскоре они уже взбирались на высокий гребень горы, густо заросший колючками, ежевикой и низким жестким терновником; иногда только попадались поляны, выжженные, по-видимому, недавно. Чем ближе к верхушке, тем больше было кустарника, и тем мощнее были кусты утесника, снизу голые, вверху пышно покрытые желтыми цветами, от которых шел слабый сладковатый запах. Первые ветки с колючками начинались так высоко, что хоббиты во весь рост шли под ними, как по тесным сухим галереям.
В конце гребня они остановились и заползли отдохнуть в терновый куст, запутанный снизу густым вереском, так что в глубине получилась почти нора.
Довольно долго они просто лежали там на сухих прошлогодних ветках, от усталости не в силах думать даже о еде. Сквозь молодые побеги и листья над головой было видно, как медленно светлеет тусклое утро.
Но настоящий день так и не пришел. Бурый полумрак укутал небо. На востоке из-под низко нависших туч светило темно-красное зарево, совсем не похожее на утреннюю зарю. За широкой мрачной долиной хмурились крутые черные вершины Эфел Дуат, внизу неразличимые в тумане, вверху — острые и грозные, как зубцы гигантских стен на фоне кровавого неба. Вправо вытягивался большой горный отрог, тоже черный, весь в тенях.
— А отсюда куда пойдем? — спросил Фродо. — Это уже проход в долину Моргул, вон там, за черной горой?
— Зачем сейчас об этом думать? — спросил Сэм. — Наверное, мы уже отсюда не двинемся до конца дня, если это можно днем назвать.
— Может быть, может быть, — ответил Голлум. — Но нам надо спешить к Перепутью, да, надо идти к развилке дорог. Оттуда пойдем, да, уж оттуда господин пойдет.
Красное зарево над Мордором погасло. Полумрак густел, с востока заклубился туман и покрыл долину. Сэм и Фродо перекусили и улеглись, а Голлум беспокойно вертелся, к еде не притронулся, только глотнул воды и стал ползать по кустарникам, бормоча и принюхиваясь. Вдруг он совсем исчез.
— Наверное, охотиться пошел, — зевнул Сэм.
Ему выпало спать первым, и он быстро заснул. Снилось ему, что он ходит по Торбе-на-Круче и что-то ищет в саду, а за плечами у него тяжелый мешок, который пригибает его к земле. Сад зарос сорняками, на грядках под забором почему-то выросли колючки и торчит папоротник. «Столько работы, а я так устал, — сказал он сам себе. И вспомнил, чего ищет. — Где моя трубка?» — спросил он и проснулся.
— Осел! — обругал он себя, открывая глаза и удивляясь, почему кругом кусты. — Она же у тебя в мешке!
Тут он сообразил, что трубка действительно в мешке, но, во-первых, табака там нет, а во-вторых, сотни миль отделяют его от дома. Сэм сел. Было почти темно. Почему это Фродо разрешил ему спать до вечера?
— Вы совсем не спали, хозяин? — спросил он. — Который час? Наверное, уже очень поздно?
— Нет, но вместо того, чтобы светлеть, сегодня почему-то только темнеет, — ответил Фродо. — Если я не ошибаюсь, еще полдень не наступил, и ты проспал всего часа три.
— Странно и непонятно, — сказал Сэм. — Может быть, гроза собирается? Тогда будет не до шуток. Лучше бы мы сидели в глубокой норе, чем в этих колючках. — Он прислушался. — Что это? Гром, барабаны или еще что-нибудь похуже?
— Не знаю, — сказал Фродо. — Я это уже давно слышу. Иногда мне кажется, что земля дрожит, а иногда — что это предгрозовой воздух гудит в ушах.
Сэм осмотрелся.
— А где Голлум? — спросил он. — Он что, не возвращался?
— Нет, — ответил Фродо. — Не показывался и не отзывался.
— Правду сказать, я по нему не тоскую, — сказал Сэм. — Наоборот, никогда со мной в пути не было ничего, что я потерял бы с меньшим сожалением. Но это на него похоже — исчезать, когда он больше всего нужен… Если вообще можно говорить о пользе от этого урода.
— Ты забыл, что он нас провел через болота! — сказал Фродо. — Надеюсь, что с ним ничего не случилось.
— Надеюсь, что из-за него с нами ничего не случится! — сказал Сэм. — Во всяком случае, надеюсь, что он не попадет во вражьи лапы. А то нам будет худо.
Вдруг грохот стал слышнее. Земля под хоббитами дрожала.
— Нам уже худо, — произнес Фродо. — Боюсь, что скоро наше путешествие кончится.
— Может быть, — сказал Сэм. — Но пока мы живы, надо надеяться, как говаривал мой Старик. И еще он добавлял, что от сна да обеда еще никто не умирал. Вы что-нибудь съешьте, хозяин, и поспите хоть немного.
Если Сэм правильно определил время, то было уже около часа после полудня. Когда он выглядывал из кустов, то видел только жутковатый пейзаж без света и тени, постепенно погружающийся во мрак. Было не жарко, но очень душно. Фродо спал беспокойно, ворочался и что-то шептал во сне. Два раза Сэму показалось, что он слышит в этом шепоте имя Гэндальфа. Время тянулось нестерпимо медленно. Вдруг Сэм услыхал шипение и, обернувшись, увидел Голлума, который подполз на четвереньках и уставился на хоббитов светящимися глазами.
— Вставайте! — зашептал он. — Вставайте! Время терять нельзя. Надо идти быстро. Надо идти сейчас. Нет времени.
Сэм недоверчиво посмотрел на него. Голлум казался не то перепуганным, не то возбужденным.
— Идти? Сейчас? Что ты выдумал? Еще не время. В приличных странах никто не выходит в путь, не перекусив.
— Глупый хоббит! — фыркнул Голлум. — Мы не в приличных странах. Время уходит. Да, уходит быстро-быстро. Нельзя терять ни минуты. Надо идти. Проснись, господин, вставай!
Он дернул Фродо так, что тот вскочил, сел и схватил его за руку. Голлум вырвал руку и отпрыгнул:
— Не надо глупостей, — шипел он. — Надо идти. Нельзя тратить время.
Больше от него ничего не удалось добиться. Он не хотел говорить где был и почему надо спешить. Сэм всячески выказывал недоверие, но Фродо вздохнул, закинул мешок за плечи и приготовился идти. Темнота все сгущалась.
Голлум повел их вниз по склону, со всей осторожностью, стараясь прятаться под кустами, а открытые места пересекал бегом, пригнувшись до самой земли. Но света было так мало, что даже зоркий лесной зверек вряд ли заметил бы невысокликов в серых плащах с капюшонами, да, наверное, и не услышал бы их, ибо они передвигались бесшумно, как могут только хоббиты, исчезая и растворяясь в тенях. Ни веточка не треснула, ни лист не зашелестел.
Шли они так около часа, в полном молчании, друг за другом; их давил мрак и глухая тишина, которую иногда разрывал дальний гром или грохот барабанов, доходящий из-за гор. Они уже были значительно ниже своего укрытия в кустах и южнее, и продолжали идти вперед, на юг и вниз, держась этого направления, насколько позволял неровный спуск. И вот перед ними черной стеной встали деревья.
