Алексей, стараясь чтобы снег не скрипел, подошел к краю окопа, за которым был поворот к медсамбату. Видимо, оба бойца несли обед для своего взвода и присели перекурить.
— Я глядь, а из него сыпется что-то блистющее, — голос паренька задрожал. — Ну, думаю, гроши приволок к нам! Цельный мешок грошей от немчуры, представляешь, Илья Степанович! И, это за здорово живешь, на тебе и распишись… Оказалось, тю! Немецкие люминивые железки.
Задубев от неподвижного стояния (его-то в отличие от спрятавшихся в закутке бойцов отлично продувало ветром), Мареев переступил с ноги на ногу. Ему показалось, что он уже что-то подобное слышал — и про странного разведчика, и про кучу немецких алюминиевыхпосмертных медальонах. Вот только что именно, лейтенант вспомнить никак не мог.
— Потом, Илья Степанович, мне уж тут птичка одна клювиком нашептала, что разведчик это секретный наш был, — боец напустил в голос таинственность. — Мол он по немецким тылам шастает и режет их сонными как курей…, - тут тон его изменился и он продолжил почему-то шепотом. — Врачиха мне сказала, что в мешке то было с полсотни медальонов. И почти все они в кровушке извазяканы! Вот и скажи мне теперь, Илья Степанович, разве могет такое человек? В тыл пробраться и пятьдесят человек отправить на тот свет? Могет?
Ответа он так и не дождался. Из-за поворота раздалось негромкое покашливание и второй произнес:
— Ладно, Ленька, заканчивая лясы точить! Народ-то поди уж и заждался обеда. Поднимайся… О, товарищ лейтенант, — действительно, второй говоривший оказался новоприбывшим старшиной. — Старшина Голованко! — вместе с металлическим бидоном литров на двадцать пять боец вытянулся в струнку. — Вместе с рядовым Авдеевым осуществляем доставку пищи в подразделение!
Мареев кивнул и отправился в сторону своей землянки. Он старшину даже толком не расслышал, погруженный в воспоминания.
— Что-то хмурной он сегодня какой-то…, - донесся до него еле слышный шепот, который сразу же развеяло ветром. — Из штаба что-ли что сообщили…
Хрустя снегом, он подошел ко входу в землянку. Плотный полог, натянутый вместо двери, оказался дубовым и прикрывал разогретое нутро не хуже самой настоящей двери.
— Черт, — чертыхнулся лейтенант, вытягивая замерзшие пальцы к огню. — Вот зацепило-то.
«А ведь правду рассказывает, сукин сын! — с неудовольствием, мысленно согласился ротный с бойцом-балагуром. — Был такой случай…, - чурки, нарубленные из снарядного ящика, уже практически прогорели и в землянке начало холодать. — С месяц назад кажется…Тогда комдив еще другой был — Федор Алексеевич Бобров. Он с немцами еще с той первой войны успел повоевать и поэтому до врага был очень лютый, — Мареев тяжело вдохнул, когда вспомнил о старой дивизии, от которой сейчас остались одни рожки да ножки. — Да, уж настоящий мужик был! Как говориться одни усищи чего стоили — сам маршал Буденный бы позавидовал…».
«Он тогда на той стороне две разведгруппы потерял. Одна вообще пропала! Как ушла, так от нее ни слуха ни духа — словно и не было на свете десять человек, десять матерых волков. Со второй сам ходил, да опять толку никакого не было! На обратном пути на засаду нарвались и снова немчура всех ребят положила, а у него опять ни царапины… Вот в таком настроении он и стоял перед полковников, смотря в земляной пол». Лейтенант стиснул кулаки и тихо застонал. Лица его разведчиков стояли перед его глазами, как живые.
— Братишки мои, — шептал он, обхватив голову руками и со всей силы ее сжимая. — Как же это так получилось… Ни царапины! Ни единой царапины…
Молодые ребята, полые сил, здоровые, веселые, они прошли перед его глазами и сгинули, а он снова уставился на затухающий огонь.
«— Значит, один хочешь идти? — тот день, оказавшийся поистине бесконечным, вновь встал перед ним, как наяву. — Не передумал?! Хорошо, Алеша… Вон капитан стоит, видишь? — того капитана, Алексей запомнил хорошо, и как потом оказалось не зря. — Это представитель Ставки. Ему надо на ту сторону, да и нам, позарез как туда же треба. Проведешь его и пару бойцов через линию фронта, где и распрощаетесь.
Алексей, как сейчас помнил, что во время разговора в пол глаза следил за своим коллегой из Москвы. И не сказать, что он тогда ему не понравился… Весь такой подтянутый, крепко скроенный. Видно, что не зад и пузо наедал в штабе, а по полям бегал. Держался независимо, но и превосходства особого над ними, простой пехотой, не выказывал. Короче, нормальное впечатление он произвел на него.
— Товарищ капитан…, - потянул лейтенант руку к фуражке, но был остановлен кивком головы.
— Не чинись, разведка, не на параде! — он протянул свою руку; крепко сжал, гад, словно проверял. — Не люблю такого, в бою опасно. Игорь. Ну, будем знакомы, разведка?!
Последующие часы, что Мареев провел рядом с москвичами отпечатались у него настолько сильно, что и сейчас он помнил все, что произошло, до самой последней мелочи. Ни тяжелые изматывающие бои, ни бессонные ночи и отчаянные вылазки не смогли стереть эти воспоминания.
— Леха, — вот запросто капитан и окрестил его. — Забыл тебя предупредить — о времени, что ты провел с нами и о том, что случиться, тебе запрещено сообщать кому бы то ни было. Запомни, летеха, держи язык за зубами и все будет хорошо. Лады?!».
На какое-то мгновение Алексей очнулся от воспоминаний и удивленно осмотрелся. В землянке никого не было. Огонь уже совсем догорел, небольшая куча углей успела подернуться серым пеплом. Он со вздохом подкинул в самодельную печурку, сделанную из найденного кем-то бидона, пару деревянных брусков и вновь провалился в этот непонятный полусон.
«Первая странность, на которую он сразу же обратил внимание, это подготовка сопровождавших капитана бойцов. Он конечно много слышал от своих однокурсников (Специальные ускоренные военные курсы по подготовке младшего командирского состава в г. Куйбышеве, действовавшие особенно интенсивно в 1941–1942 гг. и готовившие скороспелого командира роты или командира батареи за неполные три месяца) о чрезвычайно сложнойдовоенной подготовке диверсантов, но увиденное в пути через линию фронта заставляло его не раз поежиться от возникающего холодка в груди. Оба бойца помимо лично оружия (которое само по себе весило не два и не три килограмма — автомат ППШ, два пистолета — один ТТ, второй немецкий Вальтер, четыре противотанковой и две противопехотной гранаты) тащили на себе словно вьючные мулы внушительных размеров вещмешки. Мареев еще при выходе из штаба случайно коснулся одного из этих мешков ногой и смог оценить их тяжесть. При всем при этом, они перли по буеракам и болоту так, что сам лейтенант, шедший налегке, еле за ними поспевал. В какой-то момент, когда Алексей неудачно наступил на кочку и провалился в топь почти по грудь, его мгновенно подхватил шедший за ним боец и дернул за шкирку так, что его просто вырвало из смачной жижи. Вот так легко примерно 80 килограмм живого веса взял и вытянул из болота!
— Давай-ка, лейтенант, вон к тому кусту правь, — прошептал почти сразу же капитан, легонько ткнув в спину переводящего дух Мареева. — Нам до утра надо уже быть километров за пятьдесят отсюда…
Даже сбитой дыхание и попавшая в рот болотная жижа не помешала Алексею выдать в тот момент изумленный возглас.
— До утра? Ты, что Игорь, спалишь людей! Ночью рваться по буреломам, да еще в ближнем тылу.
Капитан никак не отреагировал на его реплику — они уже почти вышли к переднему краю немецкой обороны. Со стороны болота, которое считалось непроходимым, у них не было постоянного поста, чем и пользовались разведчики дивизии. Здесь существовала лишь опасность случайно нарваться на один из пеших патрулей, которые изредка наведывались к самому краю болота.
— Посидим, пока здесь, а мои бойцы пошукают там, что да как, — вновь прошептал Смирнов, кивая разведчикам.
— Посидим…, - словно эхо отозвался Алексей, наблюдая как быстро те освободились от навьюченного на них груза и исчезли в густых, нависших над ними, кустах. — Слушай, капитан, что-то они у тебя не разговорчивы… И где ты только таких и набрал?
