«Забери вас вех демоны…» — подумал он, разжимая побелевшие кулаки. На ладонях остались глубокие красные следы от неровно обгрызенных ногтей.
Едва только Шут немного успокоился, как в коридоре снова послышались шаги, а потом дверь распахнулась и в комнату шагнул министр Торья…
— Ну что, милый мальчик, вот мы и встретились, — улыбка министра, как всегда была невыносимо ласковой. Он прикрыл за собой створку и окинул испуганного хозяина спальни цепким взглядом. — Теперь, наконец, пообщаемся с глазу на глаз, — у Шута все похолодело внутри, он и сам не заметил, как сделал шаг назад. — Приговор для тебя уже готов, но ты ведь не думаешь, что сразу попадешь на виселицу? О нет, милый, сначала будет суд. А для суда нам нужно чистосердечное признание.
Стиснув зубы, Шут отступал вглубь комнаты, пока не уперся лопатками в дубовый столб своей старой кровати.
— Так что не кушай плотно, я заметил, у тебя нутро слабовато, а в комнате для допросов обстановка очень… гм… своеобразная!
— Нет! — воскликнул Шут. — Вы не имеете права!
Как тогда, много лет назад, Торья взял его за подбородок и прошептал, глядя прямо в глаза:
— Имею, дружочек. Имею. Давно хотел узнать тебя поближе. Ты ведь скрываешь свое настоящее имя, верно? Верно… — усмехнулся он, пронзая Шута цепким взглядом. — А почему? Кто ты такой, господин Патрик? Ну-ну… не надо так бледнеть. У тебя еще есть время, чтобы обдумать все хорошенечко. А ближе к утру, мой сладкий Данэль, тебя проводят ко мне для беседы.
Торья еще раз улыбнулся Шуту и покинул комнату.
«Нет! — Шут отчаянно заметался. — Нет! Только не Торья! Только не пытки!»
Ему очень не понравилось, что министр назвал его именем сказочного юноши, чья хрупкая красота не раз навлекала не него беду. Торья ничего не говорил просто так… Как знать, что он имел в виду…
Шут понял — уходить нужно, как только стемнеет, иначе к утру от господина Патрика не останется даже прозвища.
Настоящее его имя ничего не значило, и ничего не весило. И Шут не понимал, почему Торью оно так волнует.
Несколько часов спустя Шут с тоской услышал, что к нему опять кто-то пришел. Но на сей раз посетитель не спешил входить. Насторожив уши, Шут понял — в коридоре разгорелся ожесточенный спор.
— Пустите меня, — донеслось до него сквозь толщу деревянной створки. Шут узнал голос мадам Сирень. — Я должна поговорить с ним!
— Не велено… — устало повторял гвардеец. — Ну нельзя же…
Шут открыл дверь и вышел сам.
— Патрик! — Госпожа Иголка взволнованно схватила его за руки. — Мальчик мой… — Шут с удивлением увидел в глазах швеи слезы. Он неловко улыбнулся, склонил голову в поклоне.
— Добрый вечер, мадам Сирень…
— Патрик, как же так… Кому ты так не угодил? — Шуту вспомнились хищные глаза Торьи. Но вслух он ничего не сказал, только печально покачал головой. — Ну да Отец им судья… — портниха вздохнула, тряхнула головой. — А ты не печалься, Патрик! Не падай духом. Еще не все потеряно, король в сомнениях. Ты не знал? — она прочла удивление в его глазах. — Я собственно за тем и пришла, чтобы сказать тебе. Как чувствовала, никто больше не додумается… Да, он не верит до конца. Пытается найти другие доказательства… Ведь всем очевидно, что тебя оклеветали…
Шут закусил губу. Как хотелось поверить, будто Руальд одумается. Знает ли он вообще, что Торья уже перебирает свои любимые пыточные инструменты?..
— Спасибо, мадам Сирень… — промолвил Шут тихо. Тонкие сухие пальцы крепче сжали его ладони.
— Береги себя, сынок… — она грустно улыбнулась ему и быстро пошла прочь.
А Шут смотрел ей вслед, силясь вспомнить, когда в последний раз слышал это ласковое слово…
Больше в этот день не нашлось охотников с ним пообщаться. Ни король, ни кто-либо из стражи не постучал в покои господина Патрика. Но Шут не скучал и не томился ожиданием. Нет. Он думал. Напряженно искал выход.
Он не мог покинуть Золотую.
Он даже не мог оставить дворец, ибо силы высшие, неподвластные пониманию, обязали его быть рядом с королем.
Снаружи протяжно выла снежная буря, так некстати налетевшая на город среди ночи. Обжигая пальцы холодом, Шут сдвинул обледеневшую раму и бесшумно выскользнул на карниз под окном. Ветер злобно рвал волосы и подол куртки, пока он прикрывал за собой тяжелую, окованную металлом створку — никто не должен догадаться, как сумел скрыться придворный шут. Плащ пришлось убрать в мешок: с таким парусом за спиной он не сумел бы сделать и шагу по обледеневшей каменной кромке. А пройти предстояло немало.
Шут не стал спускаться в сад, как делал обычно, псы стражников немедленно взяли бы его след. Вместо этого он пробрался до северного крыла, где карниз упирался в небольшую, почти декоративную башенку со множеством удобных выступов. По ним, коченея от холода и всякий миг рискуя сорваться, Шут спустился до следующего уровня, а потом еще ниже, пока не оказался на узком каменном гребне стены, отделяющей дворец от хозяйственных пристроек. Внизу ветер был слабее, поэтому он без труда услышал прямо под собой тихое фырканье рабочих лошадей, что днем таскали телеги с припасами, и поскуливание щенков. Вероятно, животных тревожила ночная непогода. Со стороны коровника тоже доносилось негромкое мычание.
Шут так замерз, пока добрался до этого места, что несколько минут просто лежал на стене, отдыхая. Руки с негнущимися пальцами он засунул промеж ног, чтобы хоть как-то отогреть их и вернуть им чувствительность. Только после этого он счел возможным осторожно спуститься сначала на крышу каменного сарая, а потом спрыгнуть наземь. Теперь ему предстояло также незаметно пробраться к прачечной, чтобы стащить там одежду.
По счастью, дверь была не заперта.
Шуту не приходилось бывать в этом помещении раньше, и какое-то время он просто осматривался, с трудом различая в темноте расположение предметов. Здесь имелась всего пара застекленных окон, да и те с вечера закрывали ставнями, поэтому единственным источником света оставалась длинная печь, на которой стояли пустые котлы. Разумеется, ночью печь никто не топил, но кое-где угли еще тлели, роняя едва заметный свет через поддувала. Шуту пришлось обойти почти всю эту огромную комнату целиком, заглядывая в каждый шкаф, прежде, чем он нашел то, что искал — стопки чистой одежды для слуг. Кое-как он подобрал все необходимые детали наряда, аккуратно оставив все остальное на прежнем месте, а потом бросил свой чудесный костюм в печь…
Как и не было господина Патрика…
