– Пойдем, – окликнул он пса, кивнув на пустые ворота. – Чего тянуть…
Сон подтолкнул его к действию, показав, что бывает, когда не делаешь вовремя то, что нужно. Потом была шепчущая водянистая мгла Хиалы, потом он очнулся и увидел Рен – не такую, как в его снах, но все равно замечательную.
Об одном после пожалел: надо было сразу, еще возле ельника, спросить у Пушка, на кого он был похож во время путешествия. В голове у пса-демона гулял ветер, впечатления перемешивались, как уличный мусор, играли в чехарду, бесследно таяли, упустил момент – и уже ничего связного не добьешься, но вначале Рис об этом не знал. Сам он, как обычно, хоть убей, не запомнил того, что с ним было.
Несмотря на недовольство шамана и Тибора, он ушел в глухую оборону и увиливал от ответов, потому что чувствовал: Пушку и впрямь не поздоровится, если… Не понять, что там за «если», но говорить о Снежной стране под этим знойным небом нельзя, белому псу-демону здесь не место, да только его не прогонишь, не уйдет, а полез он сюда, увязавшись за Рисом – за «хозяином».
Поскольку он твердил, что память и разум к нему вернутся, если хозяин назовет его настоящим именем, Рис без конца перебирал собачьи клички и всякие другие имена и придумывал разную отсебятину – вдруг получится угадать наобум? – но толку не было. Впрочем, пес ведь сказал, что назвать его по имени должен хозяин. Тот самый сгинувший маг, который построил изо льда чудесный дворец, которому то ли его друг, то ли недруг оставил послание на древнем языке и в придачу опутанных кошмарами замороженных «злыдней», который, по словам Пушка, не боялся холода, запросто в кого угодно перекидывался и умел летать. Возможно, Рис, строя догадки, уже произносил вслух истинное имя снежного пса, но положительного результата не было, потому что на самом-то деле никакой он не хозяин. Истосковавшийся Пушок обознался и принял желаемое за действительное.
Зато тролли в нем души не чаяли. Пес болтал что ни попадя, они с энтузиазмом поддерживали беседу и несли в ответ такую же ахинею, задушевное получалось общение. Не принимали участие в этой безудержной трепотне только старшие, Онгтарб и Мунсырех. Шаман глядел на Пушка задумчиво, однако свои соображения держал при себе, а Рис остерегался задавать вопросы. Только что-нибудь спроси, сразу прицепятся выяснять – где побывал, да где подобрал эту собаку…
Они держали путь на юго-запад. В Заффагу. Риса подхлестывало ощущение, что нужно кровь из носу оказаться там как можно скорее, иначе он опоздает сделать то, что должен. Гонбера с его покровителями надо перехватить раньше, чем они успеют добраться до твердыни Унбарха, иначе выйдет, как в том сне: правильная вероятность уплывет, с вероятностями это бывает сплошь и рядом, и что-то важное необратимо ускользнет вместе с ней.
Шаман к его беспомощным путаным рассуждениям отнесся серьезно, и теперь они гнали вперед по иссушенным желтым равнинам, словно на хвосте у них висели все демоны Хиалы.
Молочайные равнины были не самым худшим в Сонхи местом. И пейзажи, как умели, радовали глаз, и живность водилась та, какую ожидаешь встретить в этом краю, и нежить к людям не лезла. Почти благодать, если не привередничать. Гаян это понял, когда добрались до Заффаги.
Окаменевшая полупустыня. Наметенный с юга песок хрустит на зубах. Попадаются выветренные, словно рваное кружево, скалы и побуревшие развалины в венцах ползучей колючки. Зверья и птиц не видно.
Маги, жившие тысячу лет назад, ополчились против Тейзурга не за просто так. Поводы были. То, что он натворил, не умещалось ни в какие рамки. Натворил в буквальном смысле, как Созидающий. Его выморочные твари выжили из Заффаги исконных обитателей – грызунов, ящериц, змей, неприхотливых диких коз – и теперь вовсю тут хозяйничали, наводя оторопь на случайно или нарочно забредших странников.
Первой жертвой стал один из троллей. Гаян слышал о том, что этот народ падок на зеркала, и когда за невысокой гребенчатой скалой бледным аквамарином блеснуло громадное, в человеческий рост, зеркало и Кирывду с обрадованным воплем к нему бросился, поначалу даже не удивился. Не иначе, его заморочило гипнотическое однообразие пейзажа, нагого и в любое время сумрачного, словно солнце светит сквозь темную вуаль.
Все разом закричали, Пушок зашелся в яростном лае, но до тролля не дошло, что надо остановиться. Он подскочил к зеркалу на двустворчатой деревянной тумбе – во времена Тейзурга в таких хранили благовония, притирания, туалетные принадлежности – дверцы с натужным скрипом распахнулись, и в добычу вцепились не то крабьи, не то паучьи лапы. Что-то суставчатое, тускло-желтое, как будто покрытое старым лаком, раздирало в клочья грубую троллью шкуру.
– Назад! – рявкнул шаман.
Дальше все звуки перекрыл истошный предсмертный рев пойманного Кирывду. Вероятно, эта пакость впрыснула ему яд. Мунсырех не сумел его спасти. Чудище тоже издохло: как только дух отлетел, плоть тролля начала каменеть, и тонкие голенастые лапы оказались замурованы внутри валуна, а зеркало под нажимом уткнувшейся в него каменной головы хрустнуло и пошло трещинами.
Тризну справили своеобразную: шаман жестоко избил всех троллей по очереди, за исключением вожака.
– Чтоб запомнили, дурни, пусть вам будет наука, – объяснил он, тяжело глядя на свою отметеленную команду.
На другой день погиб Хапли, толмач Тибора. Он был труслив, но осторожность его не спасла. Всего-то отошел по нужде за ближайший камень, и вдруг из ложбины в той стороне выпрыгнула кровать на четырех ножках, покрытая пегой щетинистой шкурой, словно застеленная рыжеватым одеялом. Поддав зазевавшемуся человеку под колени, кровать с упавшим на нее Хапли вприпрыжку помчалась прочь. Ему бы соскочить, а он, растерявшись, ухватился за единственную опору, какая была под руками. Хотя может быть и так, что он просто не смог освободиться.
Гаян, Рен и двое троллей бросились в погоню, но тварь не догнали. Нашли мертвое тело Хапли – изломанное, обескровленное, покрытое множеством крохотных ранок, как будто исколотое булавками.
После этого решили наплевать на условности и все время держаться кучей. Тролли и раньше не страдали стыдливостью, а люди подчинились необходимости. Неизвестно, смогли бы они, даже все вместе, дать отпор тварям Тейзурга, но хищная мебель предпочитала нападать на одиночек.
Не раз они видели стаи созданий, похожих на пляшущие стулья. Однажды миновали скалу, на верхушке которой торчал шкаф, увенчанный конским черепом, заунывно скрипевший, несмотря на безветренную погоду – словно сухое дерево, готовое переломиться. В его скрипе слышалась угроза, дремотная и тоскливая.
