Они оба выразительно уставились на меня. Я переводил взгляд с одного на другого. Бледные глазки Лоркиса пусто хлопали — он не мог понять моих слов. Король сначала нахмурился, метнул на меня искрометный взгляд, но после переменился в лице. Уголки его рта тронула грозная улыбка. Она подобна вспышке молнии в ночи. Собаки тоже навострили уши. Но мокрыми носами все равно принюхивались к столу. Еда их занимала гораздо больше, чем глупые бесцельные бунты. По крайней мере, они так полагали. Если бы люди думали, как они…?
— Слышал, что он сказал?! — гневно воскликнул король, тыча в меня пальцем.
— Да, милорд, — покорным эхом прогудел советник.
— Живо исполняй!
— Слушаюсь, милорд.
— Живо! — в очередной раз бросил король. И демонстративно отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Но не тут-то было. Лоркис пристыжено шмыгнул носом, и осторожно полюбопытствовал:
— Да, милорд, я все понял. А что делать?
— Ты что, глухой?! — то ли зашипел, то ли взвыл Вальгред, резко оборачиваясь в кресле. Советник снова отшатнулся, в страхе позабыв даже опустить взгляд. Он заикался и часто моргал.
— Нет, м…милорд, но…
— Чего еще — «но»?! — медведем взревел король.
— Но… где мне взять избитую стражу? — виновато развел руками Лоркис. И тут же по привычке сжался, словно ждал удара по голове. И… не напрасно.
Король закипал, словно чугунный горшок. Лицо принялось наливаться пунцово-красным — я невольно забеспокоился за сохранность жизни Лоркиса. Охрана у двери втянула головы в кирасы, прислуга шмыгнула по углам, даже борзые как-то незаметно отползли на пару шагов. Все знали гнев короля. Все, кроме меня. А потому и оставалось мне лишь цедить густое вино.
— Мне что, самолично поколотить стражу?! — заорал он во всю мощь своей могучей груди, кулаком ударив по столу. Посуда со звоном подпрыгнула, колонны задрожали, стража и прислуга попятились к выходу. Даже каменные исполины пристыжено померкли. — Мне проще покалечить тебя! Или четвертовать! Пусть сами изобьют друг друга! Это королевский приказ! Живо исполняй!
— Да, да, милорд, вы как всегда правы, — мелко закивал Лоркис, радуясь такому лаконичному решению. — Я как всегда преклоняюсь перед вашей мудростью и находчивостью. Вы наделены невероятным даром сообразительности…
— Воооооон!!! — с диким ревом монарх подскочил и ткнул пальцем в сторону двери. Кроваво-красный рубин его перстня вспыхнул тревожным сполохом.
— Слушаюсь, Ваше Величество.
И старший советник, шаркая и часто кланяясь, быстро попятился к двери. Кисточка берета едва не выметала гладкий пол. А вскоре она исчезла за широкими железными спинами стражей. Они снова скрестили кузы. Прислуга облегченно вздохнула и осторожно начала выглядывать из своих укрытий. Собаки снова застучали хвостами, ластясь к хозяину. Мы снова оказались в тишине и покое.
— Ух, ну и денек, — Вальгред присел и утер платком подступивший пот. — Ну да ничего. Сколько раз я усмирял бунты и восстания? Не впервой! Покуражатся, да утихнут. Эти ротозеи скорей всего никого и не зарубили. Хотя и зовутся отборной гвардией. Так, хорохорятся, да трясут синими хвостами, точно павлины. Наверняка древками бока намяли этим крестьянам, и хвалятся своей жестокостью. Правда, то мое веление — без нужды не убивать. Ладно, думаю, обойдется. Ремесленников только жалко. Но они не дураки — крестьян всегда вперед пропускают, разжигая их скудные умы горячим фанатизмом. И тем более не дураки вольные наемники. Те вообще сторонятся всяких сборов подобного рода. Потому как сами знают, что такое алебарда, и как больно иной раз бывает, когда она со всего маху падает на голову. Даже шлем не спасет, когда острым каленым шипом в него попадают. Тем более, бывалым воинам известно, что такое строй алебардщиков. Против них даже не всякая конница справится. Да, это они знают хорошо. И уж тем более за чью-то дурацкую идею наемники никогда воевать не согласятся. Только за гульдены. Но платить-то некому. Не станут же бунтари выплачивать им жалованье. Да и нечем им выплачивать. А потому я спокоен. «Синие Хвосты» наведут порядок. Это тебе не хвост собачий. Это отборная панцирная пехота.
Я с усмешкой глянул под ноги. Борзые громко стучали хвостами по полу. Затем перевел взгляд на гвардейцев у входа, на синие рассыпчатые хвостики их алебард. Да, действительно — не хвост собачий. Но главное, чтобы все под хвост не пошло.
Король звонко щелкнул пальцами. Отзывчивые и внимательные слуги тут же возникли у стола. Нам снова разлили вино по кубкам. Мы подняли их, со звоном стукнулись, выплескивая содержимое через край друг другу. Старинный обычай, как символ искренности и отсутствия дурных помыслов. Например — отравления.
— За спокойствие! — предложил Вальгред. И, не дожидаясь моего согласия, первым запрокинул кубок. Я тоже отпил вина, посмаковал, и отставил кубок.
— Вальгред, — обратился я, изучая его строгим взглядом.
— Да, мой Чемпион, — король потянулся за золотистым фазаньим крылышком.
— А теперь о главном.
— Слушаю тебя, — жуя, пробубнил он.
— Ты же мудрый человек?
— Ты спрашиваешь, или утверждаешь? — не то спросил, не то утвердил он.
— Ты уже понял, зачем я тут? — развивал я мысль.
Он растянул хитрую улыбку. Беспокойство сошло с его лица. Морщины разгладились, цвет стал нормальным, глаза подобрели и осоловели. Про бунт он уже не думал.
— Да. Ты уже говорил. Ты хочешь узнать, чего желаю я.
— Да. Именно это я и хочу узнать, — подтвердил я. — Чего ты искренне желаешь. Давай немного пофантазируем. Представь теперь, что я Творец. Нет, оговорюсь сразу — я не Бог. Но представь. Чего бы ты попросил у него? Каковы твои глубинные желания?
Король на миг задумался. Наколол двузубой вилкой пятнистую спинку форели, поднес, глубокомысленно изучил.
— Я понимаю — просить новых земель, войск и пополнения казны бессмысленно?
— Тебе решать, — развел я руками. — Но, признаться честно, на месте Творца я бы просто слушать не стал таких пустых и однотипных желаний. Этого просят все. Только с разным размахом. Нищие — объедки, короли… ты сам только что выразил.
Он умолк и призадумался, бросая на меня настороженные взгляды из-под кустистых темных бровей, пронизанных легкими нитями серебра. В глубоких синих глазах сливались и интерес, и зависть, и недоверие, и непонимание. И много чего еще. Он долго смотрел на меня, не в силах произнести и слова. Я молча ждал, старательно выдерживая его взгляд. Наконец он зашевелился, осторожно отложил вилку и тихо спросил:
— А ты точно не Бог?
