Конечно, Володя мог бы ей помочь. Ведь он, как слышала Ника, занимает очень высо-кий пост. О, если бы она только пошевелила пальчиками, то навряд ли, таскала сейчас эти огромные сумки, возилась бы со своим магазином и прочей малоприятной чепухой.
Ах, если бы она только захотела! Но… ей ничего от него не надо! Ничего! Прошло то вре-мя, когда она ждала чего — то, надеялась… Ах, глупая!
Как хорошо, что к сегодняшнему дню она сумела хоть немного остудить своё сердце. Дав-но пора! Хотя… хотя в памяти всё время всплывают небесно- голубые глаза Володи, ко-торые в последний момент расставания стали такими грустными, растерянными.
Так отчего же щемит сердце, отчего так горит оно, словно к нему приложили кусочек раскалённого железа? Ах, это сердце! Глупое, глупое! Вечно оно чем-то выкажет себя! Успокойся! Внемли голосу рассудка, голосу разума, и сделай выводы…
— Уф! Наконец то она дома!
Ника втянула сумку в прихожую, бросила игрушечную собаку на софу, и, сняв сапоги с ног, опять облегченно вздохнула. Итак, первым делом в ванную. Смыть с себя дорожную пыль и усталость, а потом заняться сумкой. С вещами ей придется долго возиться. Ра-зобрать, погладить…
Включив воду, Ника стала раздеваться. А через полчаса, облаченная в свой любимый ро-зовый халат, она вышла из ванной и направилась в спальню. Проходя через зал, она вдруг увидела раскрытые дверцы шкафа, и упавшее на пол бельё, полотенца, салфетки.
Ника замерла, с недоумением глядя на этот беспорядок. Странно, неужели дети приез-жали от бабушки, и что-то искали в шкафах? Что? И для чего? У каждого в своей комнате имеется шифоньер, и в зале их ничто не должно интересовать. Дети знают это отлично! И даже если им что-то понадобилось здесь в зале, странно уже то, что уходя, они оставили после себя непозволительный беспорядок.
— А может, это вовсе не дети? — мелькнула в голове мысль, и затравленно оглядыва-ясь, Ника на цыпочках прошлась по комнатам, заглядывая под койки, отдёргивая тя-желые шторы.
В доме было тихо. Тихо так, что казалось, вот-вот ещё секунда, и эта тишина взорвется, наполненная чем-то ужасным и диким.
— Всё! Хватит! — прошептала Ника. — Сколько уже может мерещиться всякая чушь. Ско-рее всего, уезжая, она сама открыла все шкафы, да так и оставила, забыв о них.
Стянув с плеч полотенце, она отбросила его на кресло, и, массируя руками ещё не про-сохшие волосы, прошла в свою спальню.
Наверное, она что-то почувствовала… Нет, скорее всего, увидела, что её постель как-то странно выглядит. Хоть и заправлена, но подушки накрыты накидкой совсем по иному. И всё здесь выглядит так, словно кто-то чужой старательно пытался выправить уголки на покрывале, придать стройную пышность подушкам…
Ника подошла к кровати и задумчиво уставилась на покрывало. Вдруг резким движе-нием она сдёрнула его вместе с одеялом… и дикий вопль, раздавшийся вслед за этим, гулким эхом пронёсся по притихшему дому.
Вся постель была залита кровью!
— Нет! О, Боже, нет! — шептала Ника, с ужасом глядя на огромное бордово- красное пятно, ярким пламенем горевшее на белой простыне.
В доме было тихо, даже слишком тихо, и в этой тишине ясно нарастал громкий стук её сердца. Этот стук не давал дышать, он бил по нервам, бил по вискам, бил по голове. Ка-залось, ещё секунда и её голова разорвется на части от этого стука…
Ника рванулась из спальни, промчалась через зал, и остановилась в прихожей. Её взгляд упал вдруг на зеркало, и громко вскрикнув, она в испуге закрыла лицо руками. Она чего-то ждала, но кругом стояла всё та же гнетущая тишина. Видимо, это немного успокоило Нику. Она медленно отняла руки от лица, и опять взглянув в зеркало, прошеп-тала:
— Неужели он там?
Горестно прикрыв глаза, она покачала головой, словно подтверждая свои слова.
— Я знаю! Я чувствую, он там!
Через секунду, она уже рванулась в зал, на ходу развязывая пояс халата, и сбрасывая его с тела, оставаясь совершенно обнаженной. Не обращая внимания на свою страшную постель, она распахнула створки шкафа, и, вытащив бельё, стала торопливо одеваться, путаясь в нём и гневно чертыхаясь. Через минут десять, она уже стояла в прихожей, и, натягивала на голову теплый шерстяной берет. Вдруг Ника обернулась, и глянула на телефон. Он странным образом притягивал её взор к себе, словно требуя внимания. И повинуясь какому-то непонятному, внутреннему чувству, она, неспеша, подошла к нему. Набрав нужный номер, она стала напряженно вслушиваться в гудки, пока, наконец, не услышала долгожданное:
— Алло! Я вас слушаю!
— Владислав…это беспокоит вас Вероника.
— А, это вы, моя дорогая? Куда же вы исчезли? На днях я приезжал к вам, но никого не застал дома… — рокотал в трубке приятный мужской голос.
Ника почему-то перестала дышать, отняла трубку от уха и медленно положила её на место, не обращая внимания на призывное:
— Алло! Вероника! Послушай меня, алло!
— Он был здесь! — растерянно подумала она, медленно опускаясь на стульчик рядом с тумбочкой, чувствуя, как слабеют её ноги.
— Он был здесь! — билась одна и та же мысль в её голове, когда она быстро шага-ла к автобусной остановке, мимо кучки таксистов, которые нахальными глазами прово-жали её, словно нюхом чувствуя в ней своего потенциального клиента.
Автобуса долго не было, и Ника, нервничая, побрела обратно к стоянке таксистов. Вдруг она увидела в стороне от всех старенький "Москвич", за рулём которого сидел пожилой мужчина с пышными седыми усами.
— Не подвезёте меня? — спросила Ника, постучав ногтём по стеклу.
— Садись дочка! Садись… — засуетился мужчина, выскакивая торопливо из машины, и открывая дверь перед Никой.
— Если можно, то быстрей, пожалуйста, на улицу Фабричную, дом…
Голос её дрожал и срывался, поэтому, всю дорогу она предпочитала молчать, пока словоохотливый таксист, видимо польщенный тем, что из множества прекрасных ма-шин она выбрала его старый и допотопный тарантас, всю дорогу рассказывал о тяже-лом времени, наступившем для всего народа, а особенно для них, пенсионеров. Мужчина говорил о своей больной жене, больших расходах на лекарства, плохих доро-гах, о безработице, о никудышней политике руководства города, области, а потом и всей страны в целом. Ника едва ли слышала, что говорил ей таксист. Она сидела, сжав руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, сознательно вызывая боль. Она старательно от-гоняла от себя те страшные картины, что рисовало её воображение.
— Ну, как тут не расти криминалу? — спрашивал Нику пожилой мужчина, и, не до-жидаясь ответа тут — же отвечал: — И будет расти! Молодёжи, где брать деньги? Рабо-ты нет, да коль и была бы, так отучили её работать, молодёжь то! Легче грабить, воро-вать. Да и воруют у кого?
