— Пэтрот сбежал. — ровным голос сказал он. После того, как закончил свой рассказ о том, Кинхарт чуть не был взорван людьми контрабандиста. Она хотела было сорваться на крик, но Лайан грозно посмотрел на неё. Хелена поймала себя на мысли, что уж слишком часто она позволяет эмоциям взять вверх над разумом.
— Это я виновата, ваше императорское высочество — Сейна опустилась на колено и склонила голову — я поддалась гневу, попалась в ловушку и упустила его — Лайан подошёл к ней и положил руку на её голову. Императрица была зла, и хотела было возразить, но её сын вновь посмотрел на неё, грозно и страшно.
— Леди Имнари? Или же Элерон? С этим тебе стоит определиться, все же, очередной гражданской войны с Великим Герцогом мне не надо. Что до Пэтрота, пусть бежит. Он придёт к Лоренцу и обо всем ему расскажет. Пусть мой «дорогой дядюшка» знает, что он не сумел сломить нас. — и вновь Лайан закашлялся, на этот раз ещё хуже, словно мокрота закупорила его лёгкие.
— Я не в обиде на тебя. — зажав у рта кулак, император велел Сейне подняться. Девушка вскочила с места, в глаза её виднелось облегчение в то же время злость. Императрица-мать не стала перечить сыну. Она понимала, что сердце его было добрым, даже чересчур добрым.
— Благодарю за спасение Кинхарта, лорд Фаил, леди Кира, леди Сейна. — Лайан почтительно кивнул всем троим. Фаил, он же Кеван, поклонился племяннику, а Кира светилась от счастья и переполняющей её гордости за свой подвиг.
— Нас всех ждут дела, а пока, вы можете отдохнуть. — в который раз она видела, что Лайан кашляет слишком болезненно. Но каждый раз, когда она спрашивала его об этом, он лишь отмазывался на ранения и усталость. Что-то вновь кольнуло в её сердце, теперь гораздо болезненнее.
***
Столица медленно, но верно восстанавливалась, а дворец готовился к официально коронации нового императора. Прошёл уже целый месяц и Хелена была сама не своя, толи от страха, толи от радости.
Всем сердцем она была благодарна Адриане, которая стала для Артура и Ричарда чуть ли не второй сестрой, так как Каллина всё больше проводила с материю, вникая во всех дела дворца. Она поражалась тому, как девушка держится, и не теряет лицо, когда слышит сплетни в свой адрес. Наверняка, Орин, Ариана, Кира и Гарет безумно гордятся юной Адрианой.
Ариану же Хелена хотела расцеловать, каждое её слово вдыхало в неё жизнь, каждый раз она говорила о долге перед страной и семьёй, и Хелена чувствовала, что эти слова пробуждают в ней давно забытое тепло и азарт. Она чувствовал родную душу в Ариане, а леди СтоннКассел лишь отговаривалась, что это было её долгом. Так же говорила и Адриана, полностью подражая матери.
В один из дней в покои императрицы заглянула Сейна. Хелена отчасти сочувствовало тому, что судьба юной девушки сложилась именно так. Она бы могла стать превосходной герцогиней, сложишь всё иначе. Но Сейна пришла с довольно деликатной просьбой. Преподнеся её максимально прямолинейно.
— Ваше императорское величество, могли я просить у вас, что бы вы подтвердили то, что я отказываюсь от имени Имнари? — стоя на коленях, словно молясь, проговорила Сейна. Императрица впала в ступор от её слов и опомнилась спустя минуту
— Я, конечно, обладаю таким правом, но хорошо ли ты подумала, девушка? Коли ты Имнари, ты можешь оказаться последним наследником своего рода. Твой отец Имхьера и мать Эдэльмира о тебе не слышали много лет, так же как и ты о них. Дорогая, подумай, ты много себя лишаешь! — но девушка была непреклонна
— Я не хочу носить это имя, не хочу, что бы меня звали Сейна Имнари. Пусть лучше я буду Сейной Элерон, а потом выйду за своего легионера. — Хелена погладила её по голове. Сейна стояла перед ней на коленях, с зарёванными глазами и опухшим лицом, с молитвой смотрела на Хелену. Императрица делать этого не хотела, и поэтому сказал Сейне, что делать это будет Лайан, если посчитает нужным. Но девичья натура взяла вверх и она ненароком спросила:
— И за какого легионеры ты решила выходить? — на что девушка твёрдо ответила
— За Айдана Анкита — Хелена улыбнулась и велела ей идти. «Вот, что делает любовь» думала она
Мысли её были совсем о другом. Она преисполнилась счастья. «Наконец-то всё наладиться! Наконец-то весь этот кошмар закончиться»
***
Почему он знал, что времени у него катастрофически мало? Почему, когда победный возглас прокатился по Кинхарту, он уже тогда знал, что скоро смерть придёт к нему и потребует своё? Лайану хотелось выть, орать, рвать на себе волосы, от проклятого зуда, что мучал его уж третий день. Лишь на четвертый день он увидел раны и коросты с гноем по всему своему телу. Где он мог заразиться? Где?! Он не знал, да и это было не важно. От гнева и безысходности он принялся сдирать с себя гнойные наросты, крича и плача от боли. По локоть в крови, он понял, что сделал только хуже. Проклятые блохи и вши впивались в его кожу, и он знал, что больше ничего не сможет сделать.
И вновь приступы охватил его, только Мивиль и Алкион, когда они были на совете, увидели, что твориться с юным государем. Как тело его бьётся в трясучей агонии, а сам он не может даже кричать от боли, что сковала и парализовала его. Как язвы и раны на его теле растут с каждым днём. Каждый раз кашляя, его тело отторгало кровь и части органов. Лайан выл. Выл и рвал на себе волосы, когда был один. Он не мог показать этого матери, потом что знал, насколько быстро болезнь его прикончит.
Боль пронзала его тело при каждом движении. Он плакал и не мог с собой совладать, когда ему приходилось ползти до своего ложе. Он не хотел умирать вот так. Бесславно и мучительно. Он хотел, чтобы сердце его проткнуло копьё или меч, он умолял богов, чтобы болезнь не тронула его. Но вот, сейчас, надев на себя серебряную маску, какую надевают только прокажённые, он писал последние указания и приказы. Он не хотел умереть, не оставив после себя ничего. Не хотел, чтобы из-за него всё пропало. Лайан чувствовало, как стремительно уходит из него жизнь. И он ничего не мог поделать.
Алкион облегчил его страдания как мог. Магическими рунами, мазями, настоями и припарками. Это на время затупляло боль, но она приходила вновь, мучая не только тело, но и сам разума.
«Как же ты жалок. Посмотри на себя, «прокаженный император» что ты сделал? Что ты успел, прежде чем умереть от какой-то хвори? Что ты сделал, чтобы память о тебе осталась в века. Ты умрёшь, и от тебе забудут. Даже мать не вспомнит о тебе. Одна победа и тут же поражение. Я бы мог дать тебе бессмертие, дать тебе власть и силу, которая и не снилась твоему отцу. Только согласись служить моему господину» Падший протянул к Лайану руку, юный государь прорычал и выдал
— Я умру, но не стану служить твоему господину! –
— Да будет так — отвечал Падший, растворяясь во тьме
***
Летописцы в стенах дворца вели счёт погибшим, уже пятый день, а имена так и не заканчивались. Ариана и Кира лично вписали имена всех погибших слуг, что были верны дому СтоннКасселов, Оркаланов и Кон-Итьенов. Истон-Даров занесли в списки предателей и подвергали всяким гонениям. Хотя, у Кинхарте не осталось ни одного Истон-Дар. Хелена намеривалась попросить Лайана сделать СтоннКасселов их знаменосцами. Столько планов у неё было, столько идей, которые Лайан, её дорогой сын, мог воплотить, чтобы сделать империю лучше. Но им не суждено было сбыться…
Две недели государь не выходил из своих покоев. На пятнадцатый день, он срочно вызвал к себе мать, леди Ариану, Найта Аксель, Алкиона, Фаила Акара и Сейну. Старый Мивиль Оркалан, что бился с ним бок о бок, никогда прежде не был так напуган и бледен. Уже через пять минут, когда солнце только встало из-за горизонта, они все были в покоях Лайана.
Хелена не смогла сдержать слёз. Её сын, её дорогой мальчик, сейчас прятал лицо за стальной маской прокаженного, а всё его тело было обмотано мокрыми, белыми бинтами. Лайан сидел за своим посменным столом и что-то черкал пером на листе пергамента. Императрица подошла к нему и зарыдала горькими слезами, сев рядом с ним. Слезы котились из глаз, по щеками и скатывались с подбородка, она не могла и не хотела их останавливать, не думала о том, что сейчас портит своё платье, не думала, что и сама может заразиться, наверняка она об этом и мечтала. Рука сына легла на её хрупкое плечо и вмиг, она затихла, вытирая слёзы с лица