Поглазев на полешко, я оставил его в покое и начал готовить письменный стол к окончательной отделке.
Вигил, работая над кофром, напевал, а вот меня не покидало ощущение, будто я зря не закончил дело с кедровым полешком. Но как его было закончить, если мне удавалось увидеть лишь приблизительные очертания лица. И никаких глаз.
LXXVI
Хайдолар, Хидлен (Кандар)
Над хаморианскими позициями поднимается дымок, за которым следует глухой удар снаряда о стену близ городских ворот.
– Пушки демонов! Проклятые пушки демонов! – рычит Берфир, глядя на холмы за окраинами Хайдолара, а потом на облако пыли, клубящееся над стеной.
Примерно в тридцати локтях по правую руку от герцога участок стены с треском и грохотом проседает и осыпается в сухой ров. Надо рвом вздымается новая туча пыли.
– И откуда они берут столько пороха? – бормочет Берфир.
– Что? – спрашивает приземистый офицер в расшитом золотом красном мундире.
– Не обращай внимания, – отмахивается герцог, спеша по стене к месту пролома. Пальцы его непроизвольно сжимаются на рукояти трофейного пистолета.
Грохочет орудийный залп. Брешь в стене, напротив дороги на Джеллико, расширяется.
Герцог выхватывает пистолет и, встав за зубцом стены, стреляет в сторону вражеских позиций. Потом перезаряжает пистолет и стреляет снова. Потом снова.
Осаждающие продолжают методичный артиллерийский огонь. С каждым залпом брешь становится все шире, а куча каменного крошева под стеной – все выше.
Герцог достает из поясного патронташа последние патроны, и один из них, выскользнув из его пальцев, со звоном падает на камень.
– Проклятое демонами оружие! – бормочет Берфир, поднимая патрон и неловко заряжая пистолет. – Годится только для женщин и чародеев, которые не смеют встретиться с противником лицом к лицу. Им может воспользоваться всякий – не нужно ни силы, ни умения… Тьфу!
Герцог выглядывает из-за зубца и присматривается к возведенным за пределами досягаемости стрелы укреплениями осаждающих. На земляных валах не видно ни одного солнечного дьявола, лишь после каждого залпа над ними поднимается пороховой дым.
Наконец он убирает пистолет в кобуру и направляется к западной оконечности северной стены, где укрыта последняя ракетная батарея.
Вражеские снаряды сбивают со стены несколько зубцов. Рука герцога непроизвольно тянется к рукояти меча, но он отдергивает ее и продолжает свой путь.
– Нуал! – приказывает Берфир командиру по прибытии в расположение батареи. – Сосредоточь весь огонь на их пушках. Только на пушках!
– Мы стараемся, милостивый господин, но орудия укрыты за валами и насыпями. Очень трудно попасть.
– Ты уж постарайся.
– Есть.
Ракеты устремляются к хаморианским позициям, но взрываются на прикрывающей артиллерию насыпи.
– Выше целься! – командует герцог. – Выше!
– Есть.
Ракеты взлетают по более крутой дуге, но только одна из них перелетает за неприятельские валы.
Ответный залп вражеских орудий разносит остатки северо-западной башни. Вместе с раздробленными камнями вниз сползают тела нескольких лучников.
Несколько мгновений Берфир смотрит на дым, а потом быстро сбегает вниз по каменным ступеням.
– Дербина ко мне! Дербина!
– Я здесь, милостивый господин.
У подножия лестницы появляется седовласый офицер в красном мундире.
– Собери иррегулярную конницу и моих иннотианцев.
– Но, господин?..
– Мы сделаем вылазку и попытаемся уничтожить пушки. Я сам поведу кавалерию.
Берфир смотрит в сторону конюшен и утирает лоб.
С ударом очередного снаряда герцога и офицера осыпает щебенкой.
– Но, господин, эти ружья…
– Против ружей наши стены устоят, а вот против пушек нет.
Размашистым шагом герцог направляется к конюшням.
– Иннота! Ко мне!
К тому времени, когда он оказывается в седле, позади него выстраиваются около шести десятков иннотианцев и горстка всадников-ополченцев.
– Открыть ворота!
Створы ворот со скрипом расходятся в стороны.
– Вперед! – командует герцог, и рослый гнедой выносит его на изрытую воронками дорогу.
Всадники – кто в красном, кто в золотом в клетку – мчатся следом за ним.
За их спинами, ударившись о стену, взрывается очередной снаряд.
– За мной! – призывает кавалеристов герцог. – Туда!
Он указывает вперед, в сторону находящейся примерно в кай впереди насыпи, из-за которой поднимается дымок.
Появление всадников не остается незамеченным во вражеских траншеях. Хаморианцы открывают огонь из ружей. Пули поднимают фонтанчики земли между пшеничными колосьями и отскакивают рикошетом от каменной мостовой.
Герцог, не обращая внимания на огонь, указывает в сторону окутанных дымом земляных укреплений.
– К пушкам!
– К пушкам! – подхватывают иннотианцы, размахивая длинными, такими же, как и меч их предводителя, клинками. – К пушкам!
Хаморианские траншеи встречают кавалерию градом пуль. Несколько всадников падают, один ополченец поворачивает коня и, припав к его шее, во весь опор скачет к реке.
Берфир на скаку разряжает свой пистолет в сторону неприятельских укреплений. Выпустив последний патрон, он выбрасывает пистолет в пшеницу.
Очередная пуля находит свою жертву, и всадник падает почти на то же самое место, куда только что упал пистолет.
– Ублюдки! – кричит Берфир, потрясая мечом. – Трусливые негодяи! Выходите на честный бой!
Рядом с герцогом скачет не больше взвода бойцов. А за их спинами по-прежнему раздастся грохот. Снаряды дробят стены Хайдолара.
Ружейный огонь становится все плотнее. Один за другим всадники валятся из седел.
Одна пуля ударяется о камни в паре локтей от герцога, другая пробивает рукав, оставив на его руке красную полоску.
– Трусы! – кричит Берфир, вздымая меч. – Мы почти у цели!
До насыпи, за которой укрыты пушки, остается не больше сотни локтей.
Свистит очередная пуля, и герцог, даже не вскрикнув, валится в припорошенные пылью колосья. Легкий шлем спадает с простреленной насквозь головы.
Лошади с пустыми седлами бесцельно кружат по затоптанному полю. Пушки продолжают методично громить городские укрепления, обрушивая в сухой ров осколки каменной кладки и вздымая клубы пыли.
Кристал вернулась лишь затемно. Дожидаясь, когда вечерний ветерок выхолодит дом и спальню, мы сидели на заднем крыльце, посматривали на звезды и вели беседу.
– Вообще-то, – сказал я, – мне не очень нравится просто так раздавать свое имущество, но и утверждение, будто люди сами виноваты в собственных несчастьях, кажется несправедливым. Это не решает никаких проблем, как, впрочем, и раздача бедным нескольких медяков.
