Мелиор пересказала все это Гвилиму и замолчала. Хранитель сидел, не двигаясь, и смотрел на догорающий костер, раздумывая над услышанным. Он заговорил не сразу, глядя на горячие уголья, и голос его был глухим и надтреснутым.
Мелиор смотрела на него с сочувствием на лице и, когда он замолчал, сжала его руку.
— Что он сказал? — спросил Оррис.
— Он часто думал, что, возможно, Гилдри и его друзья первыми открыли вашу магию и за это были изгнаны из своей страны. Он никогда не предполагал, что они сбежали от других чародеев.
— И не надо так думать о нем, — покачал головой маг. — Гилдри покинул Тобин-Сер, потому что так велела его совесть. Ему было бы проще остаться, но тогда он перестал бы быть верен себе. К тому же, — тепло улыбаясь, добавил Оррис, — я вижу, что, судя по тем гилдринам, которых я встретил, он оставил прекрасных последователей на своей новой родине.
Мелиор перевела, и лысый Хранитель несколько секунд не отрывал взгляда, выражающего и признательность, и разочарование, от чародея. Потом он встал и тихо скрылся во тьме.
— Спасибо, — негромко сказала Мелиор.
— За что?
— За то, что ты сказал ему правду, — глядя в сторону, пояснила она — Надеюсь, со временем он с этим смирится. И я тоже.
— Я тоже надеюсь.
Она вдруг улыбнулась, и даже в красноватых отсветах пламени было видно, что ее щеки покрылись румянцем.
— Не только у Гвилима было видение о тебе.
— То есть?
— У меня тоже. Я видела, как мы сражались вместе. Ту стычку с Лезвием.
— Когда ты это видала? — спросил он, даже не пытаясь скрыть своего изумления.
Она покраснела еще сильнее:
— Не так давно.
Видя, что она уходит от ответа, он хотел было проявить настойчивость, но передумал. Наконец-то они достигли какого-то взаимопонимания, и ему не хотелось снова начинать перебранку. Поэтому маг промолчал.
Так они и сидели в тишине, слушая, как потрескивают угли. Даже не глядя на Мелиор, Оррис чувствовал каждое ее движение. Где-то далеко в горах ухнула сова, и сидевшая на земле неподалеку от мага Анизир встрепенулась и внимательно вгляделась в темноту.
— Ты знаешь, о чем она думает? — спросила Мелиор, мотнув головой в сторону птицы.
— Да, хотя суть не в том, что она думает, а как.
— Не поняла
— Ястребы чрезвычайно умны — даже умнее многих людей, — но их разум устроен иначе. Мы формулируем наши мысли с помощью слов, а они передают свои посредством образов и ощущений.
— А о чем она подумала когда только что услышала крик какой-то другой птицы?
— О многом, — улыбнулся Оррис. — Сначала она вспомнила об одной сове в Тобин-Сере, которая кричит похоже. Потом — о схватке с одной такой птицей еще до нашей связи. А еще она вспомнила сову, которую она видела на Собраниях Ордена
— И сколько ей надо времени, чтобы все это рассказать?
— Одну-две секунды.
— И она так быстро успела все это передать? — изумленно уставилась на него Мелиор.
— Да.
— А как же ты все это понимаешь?
— Со временем сам приучаешься думать подобным образом, это становится частью твоего собственного сознания. Помню, когда я несколько месяцев был несвязанным…
— Что значит «несвязанным»?
— Мой первый ястреб умер, и у меня не было птицы, пока я не нашел Анизир. Это и значит быть несвязанным.
— Ясно.
— Так вот, в то время, — продолжал Оррис, — мне было гораздо сложнее мыслить четко, чем тогда когда я был с птицей. Просто привыкаешь иметь в голове как бы два мыслительных ряда. Для меня это так же естественно, как дышать.
— А она тоже читает твои мысли?
— Да.
Мелиор посмотрела на него с недоверием.
— Не веришь? — усмехнулся маг.
— Ты же сам сказал, что птицы не пользуются человеческим языком. Я вот уже несколько дней живу пытаясь говорить и думать на двух языках и скажу, что это очень непросто. А ей ведь, должно быть, еще труднее.
— Может, и так, но именно это она и делает, — возразил Оррис. — Она показывала мне картины моих собственных воспоминаний. Она послушна моим мыслям, как если бы понимала слова: я могу приказать ей что-нибудь, могу успокоить, когда она взволнованна
— Но как это получается? — не унималась Мелиор.
— Понятия не имею. Вероятно, наши мысли формируются сначала как чувства и желания и лишь потом облекаются в слова. — Он пожал плечами: — Не знаю. Но я совершенно уверен, что мои мысли — такая же часть ее сознания, как и ее мысли — моего.
Мелиор приготовилась сказать еще что-то, но тут к огню возвратился Гвилим и озабоченно сообщил ей о чем-то. Она тоже вдруг посерьезнела и задала ему пару вопросов.
— Что случилось? — спросил Оррис.
Мелиор и Хранитель еще о чем-то переговорили, и потом женщина повернулась к магу. В отсветах догорающего огня и магических кристаллов ее лицо казалось очень бледным.
— Гвилим считает, что кто-то идет следом за нами. Он поднимался на невысокий уступ здесь, неподалеку, и видел свет небольшого костра у подножия горы.
— Но ведь это может быть кто угодно?
— Вряд ли, — ответила Мелиор. — Очень немногие люди покидают Наль. Я спросила, не могут ли это быть те гилдрины, что помогли нам бежать, но он говорит, что гилдрины, которых он встречал, идя в Брагор-Наль, никогда не разводили костров из страха быть обнаруженными ПСБ. Да и рудокопов на востоке быть не должно. — Она помолчала, хмуро разглядывая свои босые ноги. — Хранитель полагает, что нам надо тотчас же отправляться и постараться уйти как можно дальше.
— А ты что думаешь?
Она закусила губу:
— Я устала от этого бесконечного бегства. Думаю, надо принять бой. Преимущество на нашей стороне — мы наверху.
— Ты сказала об этом Хранителю?
— Да.
— И что он ответил?
— Он не хочет драться. Мы ведь не знаем, сколько их там.
— Он прав, — сказал Оррис как можно мягче. — Твоего оружия и моей магии может оказаться недостаточно.
На ее лице отразилось чувство неуверенности, и он снова подумал, как ей, должно быть, сложно со всем этим мириться. Всего несколько дней назад она была лордом, а теперь вынуждена бежать горами, как загнанный зверь. Ему хотелось как-то подбодрить ее, но как — он не знал. Несмотря на некоторое улучшение их отношений, неловкость все равно оставалась.
— Слишком темно, — наконец произнесла она — Сейчас нельзя идти по тропе — фонариков-то у нас нет.
Заслоняя церилл своим телом, чтобы его не могли видеть со стороны, Оррис заставил камень ярко сиять.
— В этом загвоздки не будет,— лукаво улыбаясь, сказал маг. — Я могу держать камень поближе к земле и освещать тропу, тогда наши преследователи его не увидят.
