— Слишком темно, — наконец произнесла она — Сейчас нельзя идти по тропе — фонариков-то у нас нет.
Заслоняя церилл своим телом, чтобы его не могли видеть со стороны, Оррис заставил камень ярко сиять.
— В этом загвоздки не будет,— лукаво улыбаясь, сказал маг. — Я могу держать камень поближе к земле и освещать тропу, тогда наши преследователи его не увидят.
Гвилим усмехнулся в ответ и с готовностью сделал то же самое.
Мелиор безнадежно посмотрела на одного, потом на другого, и сказала, неохотно подбирая свои чулки и сапоги:
— Ладно. Пошли.
Она стала натягивать на ноги изодранные окровавленные чулки, но потом передумала, швырнула их в костер и надела сапоги прямо на босые ноги.
— Ты ведь подлечишь меня еще разок? — спросила она, протягивая Оррису руку, чтобы он помог ей подняться.
— Сколько понадобится, — подтвердил он.
Троица спешно собрала вещи, вынутые из мешка Гвилима, и через пару минут все уже снова шли по тропинке, почти прикасаясь плечом к плечу.
Они остановились ненадолго перед самым рассветом, а потом прошагали еще несколько часов. К полудню они добрались до вершины гряды, снова остановились, чтобы поесть, и подлечить раны Мелиор. Еще некоторое время они шли вдоль края гряды, затем спустились в небольшую котловину, откуда начали новый подъем. Голодные и измотанные, но довольные, что смогли немного оторваться от своих преследователей, они сделали привал уже перед самым наступлением темноты. Съев ровно столько, сколько нужно чтобы заглушить голод, Мелиор и Хранитель тут же легли, а Оррис с Анизир остались на вахте. Через несколько часов маг разбудил Гвилима.
Так продолжалось несколько дней. Они вставали с рассветом, шли так быстро и так долго, как только могли, потом делали привал и спали по очереди. В первые дни Оррису приходилось часто залечивать раны Мелиор, но потом ее кожа огрубела, а других неприятностей у них на пути не оказалось. Никаких признаков преследования они больше не замечали, но все же считали, что за ними идут. Даже Оррис, который сперва не верил в это, стал допускать, что кто-то следует за ними по пятам от самого Наля. Это было логично. Седрик, если верить Мелиор, вложил все надежды, все силы, большинство средств и свое имя в операцию в Тобин-Сере. Он просто не мог допустить, чтобы Мелиор, Оррис и Гвилим помешали исполнению его замыслов, после того как им удалось выскользнуть из Брагор-Наля.
К вечеру восьмого дня, стоя на скалистом утесе, они наконец увидели Уэрелла-Наль и иссохшие холмы, отделявшие их от него. При виде еще одного гигантского города сердце Орриса сжалось. Как и над Брагором, над Уэреллой висела отвратительная плотная коричневая пелена, и огромные, утомительно одинаковые здания тянулись до самого горизонта. Увидев подобие Брагор-Наля, Анизир тихо вскрикнула Оррис попробовал ее подбодрить лаской и тихими словами, но сам чувствовал себя неспокойно.
Гвилим указал рукой вниз и что-то сказал Мелиор.
— Он считает, что надо идти по склону вдоль вон того ручья, а потом через низкий перевал — до Наля, — передала она Оррису, отбрасывая со лба золотисто-рыжие пряди. — Он говорит, что между Налем и предгорьями лежит открытая равнина и нам надо будет пересечь ее ночью.
— Хорошо, — сдержанно ответил Оррис. — Тогда пошли.
— Как ты? Держишься? — озабоченно поинтересовалась Мелиор.
— Да, все нормально, — раздраженно ответил маг.
— Прости за бестактность! — бросила женщина, повернулась и пошла вперед.
Оррис вздохнул и прикрыл глаза.
— Извини, — остановил он ее. — Мне тошно в Нале. Оттого-то я и не слишком радуюсь, что скоро туда попаду.
Мелиор бросила на него быстрый взгляд и слегка улыбнулась:
— Да уж чего непонятного. Я испытываю то же самое в горах. — И, снова отвернувшись, пошла дальше.
Маг испустил тяжелый вздох и увидел, что Гвилим смотрит на него, сочувственно улыбаясь.
— Все в порядке,— махнул рукой маг. Жестом он показал, что надо идти, и оба тронулись вслед за Мелиор.
Ночью они разбили лагерь среди холмов, понимая, что возможным преследователям легко заметить их сверху. Огонь не разводили, а Гвилим и Оррис тщательно укрыли свои цериллы. Они немного поели, почти что прикончив остатки еды, взятой в дорогу, а потом устроились на ночлег.
С первыми лучами солнца путешественники проснулись, свернули лагерь и тронулись в путь на голодный желудок. Дорога была намного ровнее, чем в горах, и по большей части равномерно спускалась вниз, в долину. Но земля была сухой, покрытой пылью и осыпавшимися камнями, отчего быстро передвигаться было довольно сложно.
— Мы поднимаем много пыли, — с беспокойством сказал Оррис после нескольких часов пути. — Слишком заметны, если смотреть с горы.
— И что ты предлагаешь? — спросила Мелиор из-за его спины.
Маг огляделся. Земля пересохла и потрескалась даже между можжевельниками и карликовыми соснами, росшими вокруг. Если они сойдут с тропы, лучше не станет, только идти будет еще труднее.
— Мне нечего предложить, — наконец признался он.
— Тогда выкинь это из головы.
Он оглянулся через плечо и, увидев ее усмешку, сам чуть не рассмеялся. Покачав головой, он снова отвернулся.
— Что с тобой? — спросила она.
— Ничего.
— Скажи же, в чем дело? — потребовала она, догнав и поравнявшись с ним.
— Смешная ты.
Искоса глядя на него, она снова усмехнулась:
— Что это значит?
— Только то, что ты смешная. Разве слово не может значить именно то, что человек и хотел сообщить?
— В Нале — нет, — быстро ответила она. — К тому же я неплохо освоила твой язык и понимаю, что это слово может означать разные вещи. Ты имел в виду то, что я забавная или странная?
— Обязательно сделать выбор?
Она посмотрела в сторону, пытаясь спрятать улыбку.
— А теперь ты и сам смешно выглядишь.
— Я имел в виду, — стал объяснять Оррис, — что мне непонятно, когда ты и вправду сердишься, а когда только притворяешься.
— А я и не хочу быть понятной, — ответила Мелиор. — Я — лорд, и, надо сказать, неплохой. — Хохотнув, она поправилась: — По крайней мере была Если бы люди всегда понимали, что у меня на уме, я никогда бы этого не достигла. Честность в Нале — непозволительная роскошь. Это слишком опасно.
— Но должен же быть кто-то, кому ты веришь. У тебя есть семья?
— От взрыва, который устроили, чтобы расправиться с отцом, погибла мама, когда я была еще маленькой. Папу убили, когда мне было одиннадцать лет. Ни братьев, ни сестер у меня нет. Есть тетя, у которой я жила после смерти отца, но я сбежала от нее, когда мне исполнилось пятнадцать. С тех пор мы не виделись.
