— Спасибо, — благодарно отозвалась златовласая девушка. Первая искренность тенью промелькнула в ее голосе. Я пригубил из кубка, посмаковал, и блаженно вздохнул.
— Но вот ваши души… Они не так сладки и притягательны. Ваши мысли… они путаны и противоречивы. Ваши желания… они не ваши.
— Не думайте об этом, — она уже перешла на грудь.
— Не могу. Ведь первое мое призвание — думать. И постигать ваши желания. Как тебя зовут?
— Альвин. А вас?
— Ты уже знаешь.
— Но это же… не имя?
— Да.
— Ладно, не буду терзать вас бесполезными вопросами. Но стану задавать полезные. Вам нравятся королевские танцовщицы?
— Ты же умница, Альвин. Ты же знаешь ответ?
И хоть она за моей спиной, я разглядел улыбку на ее губах.
— Само собой, ведь мы — лучшие.
— Бесспорно.
— Вы хотите, чтобы они опустились к вам в бассейн?
— Зачем? — осторожно поинтересовался я.
На миг она задумалась. Но сразу же нашлась.
— Вас когда-нибудь гладили шесть женских рук?
— Гладили. И даже больше. Например — семь.
Она задорно хохотнула. Я тоже смеялся.
— И оплетали семь женских ног? — озорство так и звенело в ее тонком голоске.
— Да, — подтвердил я. — О, нет, последняя не была калекой. Просто, больше не влезло.
— Вы удивительны, — отметила она. — Хотя бы тем, что вас удивить нечем.
— О-хо-хо! Меня всегда есть чем удивить, — запротестовал я. — И я удивляюсь.
— Чему же? — с жадностью спросила она.
— Больше всего удивляюсь человеческой глупости.
На миг ее пальцы замерли. Я продолжал.
— Она так прочна в сознании некоторых, что ее уже невозможно искоренить. Потому как никто ее не признает. И люди так удачно с ней прижились, что я истинно удивлен. Без нее некоторым труднее жить, чем с ней. До сих пор не могу понять — почему? Как же так выходит?
— А почему вы так думаете? Ведь не все же глупы? — в ее словах промелькнула легкая обида за себя и за все человечество.
— Не все. Но подавляющее большинство, — скорбно признал я.
— И в чем же проявляется их глупость?
Я снова отпил вина. Одна из брюнеток поманила меня пальчиком. Я улыбнулся и покачал головой!
— В близорукости.
— Это как? — Альвин перешла на плечи, втирая в них какие-то масла. Я таял. Голос тихо рождал слова:
— Под глупостью я понимаю не отсутствие знаний, а отсутствие желания их постоянно постигать и обновлять. Знания, как и мир — неизмеримы и бесконечны. Однако люди видят лишь то, что рядом, но не видят то, что дальше. Очень немногие склонны смотреть вперед, остальные же останавливаются на старом и избитом. То есть живут, как живется, и их это радует. Я, право, тоже радуюсь за таких, пока они искренни сами с собой. Но тут же жалею, если у таковых рождается зависть к тем, кто стремится к лучшему и имеет это.
Одна из девушек танцуя подошла совсем близко. Ее изящные смуглые ноги блестели передо мной, звеня дорогими браслетами. Багровые сполохи жадно вылизывали ее полные бедра, гибкую молодую талию, высокую грудь. Ее взгляд горел, как у дикой кошки, когда она улыбалась мне. Да, глазами играют искусно. Она мягко упала на колени, и, перебирая руками, глубоко прогнулась. Я лишь довольно крякнул. И продолжал.
— Люди не стремятся, потому что не видят. Ни таящейся красоты, ни подстерегающих опасностей — ничего.
Тем временем подоспела вторая. Она тоже встала на колени, но повернулась задом. И тоже глубоко прогнулась. Да, девушка и удача, какие они разные. Какой соблазнительной нам кажется первая, если поворачивается задом. И какой вторая. Как сложно добиться этого от первой, и как часто вторая принимает эту излюбленную позу. Поэтому я любовался, пока была возможность. И радовался, что передо мной красивая танцовщица, а не удача.
— Многие люди почитают великую историю, но немногие задумываются об истории собственной, — говорил я Альвин. — Не зрят в свое прошлое, не признают своих ошибок, и не стремятся их исправлять в будущем.
Теперь они обе стояли на четвереньках, грациозно покачивая перед моим носом самыми заветными частями.
— Не могут поставить себя на место других и понять, что движет ими.
Танцуя, они скользнули на пол, перекатились на спину.
— Не могут унять своей гордости, чтобы снизойти до понимания.
Танцовщицы принялись массировать себе упругие груди и стонать.
— Не могут проявлять твердость в нужный момент.
Они трепетно обнялись и нежно поцеловались. Н-даа!
— Не могут управлять своей жизнью, но почему-то страстно жаждут управлять чужими.
Они уже откровенно начали ласкать друг друга.
— Не могут любить искренне, но обожают прикрываться любовью.
Одна уже широко развела длинные ноги, изогнула спину и тяжело дышала, умоляюще смотря на меня. Глаза ее томно закатывались. Вторая целовала ее тело, сползая все ниже…
— Не могут различать дружбу и торговые дела, прикрываясь первым для второго.
Брюнетки разом привстали, снова поцеловались, и призывно улыбнулись мне.
— Да много еще чего. Редко вижу тех, кому все это удается. Эх!
Альвин гладила мои мокрые волосы. Массировала шею и плечи, растирала грудь.
— Ну а мы? — горячим язычком провела она за ухом. — Мы все делаем правильно? Так, как вы хотите?
— Надеюсь…
— Я прямо не знаю, как вам угодить? — мягкий язык уже ласкал другое ухо.
— Мне угодить очень просто.
— И как же? — подалась она вперед, заглядывая мне в глаза. Сверкнуло бриллиантовое ожерелье, заискрилась тонкая корона. Ослепительно-золотые пряди упали в теплую воду. Я нежно перебирал их.
— Скажите лишь, чего хотите вы? Чего искренне желаете?
— О, мы так привыкли исполнять чужие желания, что позабыли о своих.
— У таких сказочных девушек нет желаний? — жадно облизнулся я.
— У нас одно желание — ублажить вас, — ее глаза сомкнулись, алый ротик приоткрылся и потянулся мне навстречу. Но я мягко остановил ее.
— А если я ничего не хочу?
— Так не бывает, — провела она по моей жесткой щеке. — При виде нас все хотят… ну…
— Я не все. К сожалению.
— Почему к сожалению?
— Потому что давно бы уже наслаждался вами, — тяжелый томительный вздох всколыхнул мою мокрую грудь. Ее облепи белые, розовые и бордовые лепестки.
— Так мы доступны, — подмигнули ее зеленоватые глаза.
— Это и отталкивает. Вы доступны лишь по воле короля, но не по собственной.
— А откуда вы знаете? — игриво пропела она, прижимаясь ближе.
— Чувствую. Я остро чувствую запах желаний. Вы меня не хотите. А потому и я не хочу.
