Я больше не могу. Это сильнее меня. Гораздо сильнее. Я боролся. Я, правда, боролся изо всех сил, и я, черт возьми, любил Ариадну и хотел ее вернуть. Я делал все правильно!
— Черт, — слезы ошпаривают глаза. Смахиваю их тыльной стороной ладони и встаю.
Я не могу. Не могу больше быть здесь, видеть ее, чувствовать ее.
— Прости, — закидываю за голову руки и морщусь, — прости, пожалуйста.
Я ухожу. Вырываюсь из комнаты и несусь по лестнице, стирая кровь о джинсы. Мне нужно лишь вырваться на свежий воздух, и тогда, возможно, станет легче, проще.
— Мэтт? — Джейсон недоуменно вскидывает брови. — Что ты…
Не останавливаюсь. Бегу к выходу и решительно отталкиваю от себя дверь. Солнце в меня вонзается яркими стрелами. Такое яркое, такое теплое. Я не видел такого солнца уже несколько недель, и оно выглянуло сейчас. В тот момент, когда Ари перестала дышать.
— К черту, — лицо перекашивает от боли, — к черту все, наплевать.
Я иду по улице. Бегу по улице. Уношусь все дальше от того, что прорывается внутрь и разрывает на куски. Я уношусь от друзей, от правды, от воспоминаний, которые должны были стали чем-то хорошим, но все это дерьмо, смысла ни в чем не было, я не постиг план Мойры, не понял мотивов Ноа. Люди на моем пути умирали несправедливо. Они умирали жестоко. Мы сражались за каждого, но проигрывали. Да мы только и делали, что падали и вставали. Опять падали и опять вставали. Но больше нет сил вставать. Ради кого?
Судорога сжимает легкие, я спотыкаюсь и в исступлении валюсь на колени. Я ведь… Я ведь до сих пор чувствую запах ее кожи. Вижу цвет ее волос и глаз. Я слышу ее смех.
Горблюсь и зажмуриваюсь изо всех сил, и мне внезапно кажется, что со спины меня обнимают ледяные руки. Но я не оборачиваюсь. Не оборачиваюсь, потому что знаю:
— Там никого нет.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
АРИАДНА МОНФОР
Я наконец-то дотягиваюсь до руки Ноа Морта. Его пальцы теплые, что противоречит всем нашим знаниям о Смерти. И еще его руки надежные. Он помогает мне встать на ноги и тихим, ровным голосом отрезает:
— Мне очень жаль.
Мне нечего ответить. Разве я заслуживаю сожаления? Вряд ли.
— Ари? — Я невольно оборачиваюсь и вижу свое тело, которое лежит в руках Мэттью. Его брови сходятся на переносице. — Ари? Что ты…
Парень замолкает, округлив синие глаза, а я зажмуриваюсь: мне не жаль себя. Увы, я заслужила все то, что со мной случилось. Но они не заслужили. Мэтт, Джейсон. Мои тети.
Хэрри. Все эти люди просто пытались помочь мне, просто поступали по совести. И теперь почти все они сломлены, а Норин…
Мои губы дрогают, и я яростно стискиваю зубы. Я не стану плакать. Не стану жалеть себя и сетовать. Я чудовище.
— Ари, скажи что-нибудь! — Просит Мэтт, а я отворачиваюсь.
Поднимаю взгляд на Ноа и быстрым движением смахиваю с глаз пелену.
— Ты пришел за мной.
— Я пришел к тебе, — исправляет он.
— А есть разница? Впрочем, неважно. Я готова.
— К чему?
— К путешествию в небытие.
Мой голос резок и спокоен, что не приходится Морту по вкусу. Мужчина наклоняет голову в бок и сплетает на груди руки. Смотрит на меня, изучая, а я повожу плечами:
— Что?
— Ты ведешь себя иначе. Пытаешься притвориться, словно тебе не больно. Зачем? — Я понятия не имею, что это у него за выражение на лице: мол, ты моя дочь, и мне ничего не стоит разузнать правду, но у нас не та ситуация и не те отношения, чтобы опуститься до исповедей и признаний. — Я слышу твои мысли. — Подмечает Ноа, и я недовольно свожу брови.
Черт. Совсем забыла.
— Давай как-нибудь без этих фокусов.
— Ари, я не узнаю тебя, — поражается Морт. — Ты только что лишила себя жизни, но в твоем голосе столько сарказма и злости… Пожалуй, я давно с подобным не сталкивался.
— Рада, что еще способна удивлять, — ядовито отшучиваюсь я.
— Прекрати.
— С чего вдруг? Ты мне папочка, что ли?
Ноа сводит брови и прожигает меня взглядом, который проникает внутрь моих ребер и ошпаривает легкие, будто кипятком. Я начинаю нервно кусать губы.
— Что? — Всплескиваю руками. — Мертвецы скоро выстроятся в очередь.
— Зачем ты это делаешь?
— Что делаю?
— Ты знаешь, что.
— Тик-так, информация для отставших от жизни бессмертных волшебников: я от тебя только одну способность переняла, и это не умение читать мысли. Так что…
— Ты злишься? — Ноа с интересом сужает глаза. — Или это страх?
Он придвигается ближе, а я с напускной уверенностью вздергиваю подбородок.
— Пытаешься понять людей? — Отхожу назад. — Плохая идея.
— Я пытаюсь понять тебя. — Ноа Морт оказывается рядом. — Почему ты огрызаешься, ведешь себя так, будто я твой враг? Ариадна, посмотри на меня.
Не хочу. Я невольно перевожу взгляд на Мэтта. И мне становится чертовски больно. Я чувствую, как колени подгибаются, но стою ровно. Стою, потому что заслужила. Стою, потому что должна в полной мере испытать этот огонь, этот кипяток. Мэтт плачет. Я вижу его слезы, и в груди у меня что-то вспыхивает, переворачивается. Я судорожно выдыхаю.
— Ари…
— Что? — Порывисто оборачиваюсь и гляжу в шоколадные глаза отца. Руки не просто сжимаются в кулаки, они немеют от боли, но я продолжаю неистово сжимать их. — Что ты хочешь услышать, что я должна сказать?
— Умирая, люди обретают покой.
— Поэтому Хэрри вернулся совершенно другим человеком? Такой у тебя «покой»?
— Твой друг — обычный человек. Обычные люди умирают. И все.
— Не понимаю.
— Смерть — это тишина, Ари. Пустота. Люди умирают, и на этом все заканчивается. А твой друг пробыл за чертой какое-то время и вернулся: вернулся с воспоминаниями. Такое не проходит бесследно. Для меня минуты — это часы, а для него секунды — целая вечность. Хэрри пробыл в темноте, в тишине почти целую жизнь, и он не мог проснуться прежним.
— Спасибо за краткий экскурс.
— Ты хотела услышать ответ.
— Я ничего не хочу, Ноа. Просто… просто пусть все это закончится.
Закрываю глаза и ударяюсь головой о стену. Внутри растекается ядовитая желчь. Не хочу этого чувствовать, пожалуйста, не хочу.
— Ариадна…
— Как же жжет, — шепчу я, хватаясь пальцами за ворот кофты, — прямо здесь, в горле.
— Ты не виновата.
— Не виновата? — Распахиваю глаза и чувствую, как слезы скатываются по щекам. Ох, черт, я ведь пообещала не реветь. Не реви, Ари. Возьми себя в руки! Смахиваю полосы и с ненавистью стискиваю зубы. — Я убила стольких людей, я причинила столько вреда. Меня раздирает изнутри невероятное чувство сожаления, отчаяния. Я чудовище! — Слышу, как у Мэттью с губ срывается сиплый вопль, и захлопываю ладонями уши. — Чудовище.
