Рука, с большими предосторожностями протянутая вдаль, наткнулась на другую стену, не успев распрямиться. Мокрая склизкая стена. Еще стена, еще мокрее. Слабые контуры двери высоко над полом, и вода, доходящая до колен. Каменный мешок, в котором невозможно выпрямиться и вообще нормально пошевелиться. Вероятно, Ильда перекинула меня в один из сохранившихся изоляторов для особо буйных колдунов; вся обстановка так и навевает смирение и благоразумные мысли вести себя хорошо. Если я соглашусь, меня отсюда выпускают, если нет — не выпускают. Простенько, гуманно и полностью в ключе свободы выбора. Я упоминал, что мне здесь не нравится? Так вот… Откройте дверь!!!
Спокойно, Лоза. Если ты поможешь нежити, то потомки придут на твою могилу только для того, чтобы на нее плюнуть. Есть ли у тебя гордость, в конце концов? Тихое, спокойное место и много свободного времени — самое то заняться духовным самосовершенствованием, на что меня так долго пытались сподвигнуть в приюте. Эх, хорошее было время. Все в трансе зрят Лестницу Постижения, а я считаю трещины в стене и прикидываю, какая из них больше походит на Зверя-из-Бездны. Так, очистить сознание от всего лишнего… постороннего… Карма, я же не ниморский хирург! Отрешиться от бренного существования… вот сдохну от голода, тогда и отрешусь. Просветлиться… а-а-а, издевательство! Неловко дернувшись, я вновь влепился в стену, теперь локтем. Во тьме без единого лучика света ориентироваться было непросто.
Ладно, пропустим. Я коснулся татуировки на руке — там, где она предположительно была — и представил себе Ниморский Лес. Вот стоит он, величественный и неприступный; я чувствую его каждой клеточкой своего тела, я сливаюсь с ним в единое целое, растворяюсь в потоке его силы… Я — это самое высокое древо, я — самая низкая травинка, я — птица, прячущаяся в кроне, я — опавшая листва, я — волк, крадущийся по бурелому, я — Сона… мать-мать-мать! С начала. Я — цветок, я — болотная коряга, я — хвоинка, я — все и ничто, я — Ниморский Лес. И вот, деревья начинают шевелиться, выбираясь из-под векового покрывала… и вместе с ними узорчатые оградки, кусты в фоне бабочек, цветочки на клумбах… Лоза, не сбивайся… и каждая травинка вместе с ними устремляется к серому пятну у Южных Врат. Мощными корнями они раздвигают землю и камень и выпускают меня на волю… Я с надеждой вслушался во тьму, почти уверенный, что помощь близка, и безмолвие было мне ответом.
Ха-ха. Ради меня Лес не шевельнет и листочком. И на могилу мою не плюнут не из благодарности, а потому что не найдут.
— Дэн? Дэн Рола? Эй, вероятность отыскать твою черепушку стремится к нулю!
Молчание.
— Сона?
Тишина.
— Где же вы все, когда нужны? Эм… Зверь-из-Бездны. Ты-то всегда рядом, — я подождал реакции, но не дождался, — …был.
Следующие несколько минут я посвятил поименному выкликиванию всех трехсот сорока четырех демонов. Это отвлекло, но ненадолго. Осознание подступало постепенно: вот эта сырая камера — все, что ждет меня до конца жизни. Мне не выйти отсюда, не увидеть солнечный свет, чистое небо, родной город.
Ни-ког-да.
— Ответьте мне, кто-нибудь!
* * *
… Время в темноте тянулось медленно и вязко, как смола через горлышко песочных часов. Поначалу я пытался считать минуты, но быстро сбился и просто застыл в странном оцепенении, скользя по тонкой грани между сном и явью, то проваливаясь в забытье, то выныривая на поверхность. Видения мои были черны и пусты, но чуждый неприятный взгляд преследовал и там, тенью маяча на границе сознания.
Не раз и не два я практически уже собирался сдаться, но каждый раз что-то останавливало. Что-то — потому что подобрать название этим неведомым силам я оказался не в состоянии. Инстинкт саморазрушения опять заработал, что ли? Сидеть в камере, скажу я вам — до уникальности нудное занятие. Здесь попросту нечего делать, кроме как думать, думать, думать — обо всем. Перебирать события, словно разноцветные четки, и поражаться безднам собственной глупости. Делал ли я вообще что-нибудь, кроме как плясал под чужую дудку? Сначала воспитатели в приюте, потом магистр, потом друиды с их проклятым колдуном, Дэн Рола, Беда… Крапива. Теперь много представало в ином свете.
Друиды превратили Ниморский Лес в один большой могильник, и неудивительно, что у того в конце концов поехала крона. Почуяв, что дело неладно, центральные всполошились и решили потихоньку устранить Древо, пока вслед за ним не выползло чего похуже и не вскрылись их косяки. А одна целительница — под шумок свистнуть священную реликвию… благо, под рукой как раз оказался человек, который сможет незаметно подобраться к Древу вплотную. О, да, хоть для кого-то я оказался настоящим подарком Небес. Интересно только, когда она все задумала? Когда я невредимым выбрался с моста, на который предъявил права Лес, или еще раньше? Вполне возможно, что наша сделка с ниморцем вовсе не была тайной, и Кактус погиб вовсе не случайно… На многое можно пойти, если собираешься стать главой братства и поменять имя на Росянку Прожорливую.
Плевать. Сил на злость уже не осталось, и гораздо больше меня занимало другое: я уверен, что тогда, на озере, видел магистра. Он не стал мне помогать… Не смог — или не захотел?
Не выйдет из меня разведчика в ниморских застенках. Где твоя гордость, Лоза, где нерушимое спокойствие, несгибаемая твердость и желание умереть с именем Родины на устах? С именем Родины, я сказал, а не сожалениями о бесславно загубленной жизни! Как-то все… не так. И осознание собственного духовного величия как-то не греет. Мне было холодно, плохо и очень тоскливо, и вовсе не хотелось умирать. Ни за идею, ни за мир во всем мире.
Конечно, все это время можно было посвятить разработке плана побега, но вот проблема — что план, что побег, разрабатываться не хотели в упор. К примеру, проколупаю я в стене дыру… и через пару недель останусь без пальцев. Мда. Вот если бы была возможность согласиться, а потом как-то обмануть умертвий… Шансы малы, но здесь, в камере, их нет вообще.
— Хорошо, — с долей неуверенности провозгласил я. — Эй, там, я согласен.
Назовем это первым пунктом. Надо же с чего-то начинать? По крайней мере, хоть он-то сработает.
Я подождал еще немного и громче повторил:
— Оглохли, что ли? Согласен, говорю.
Никакой реакции. Так, не понял…
— Эй, колдунья топленая!
В груди появился тошнотворный холодок. Неужели я опоздал, и мертвяки дружной толпенью уже идут к Илькке?
— Выпускай меня отсюда! — я со всей дури влепил кулаком по стене. — Мы так не договаривались!
Меня что, забыли? Да это же… это же… это нечестно! Спокойно, спокойно. Гордо реет над полями высоко ниморский флаг, дали магам катапульту — вот и реет… А-а-а!!!
