— Ее поступок…
— Можно разглядывать, поворачивая из стороны в сторону и всякий раз находя новые черты, а сейчас у вас слишком мало сил, руки дрожат, того и гляди, выроните все, что пытаетесь удержать. Не знаете, на что решиться? Позвольте течению времени самому вынести вас на твердый и верный берег.
— Ты…
— А вот когда хоть что-нибудь решите, тогда просите совета. И будьте уверены: вам не откажут.
Я притворил за собой двери комнаты горьких откровений, прошел по темному и пока еще пыльному, не успевшему вернуть прежний блеск коридору, ступил на крыльцо, поднял взгляд в небо и прошептал одними губами, потому что теперь знал вернее верного — мой голос будет услышан:
— Шеррит, забери меня домой.
Аппетит приходит либо как верный признак выздоровления после долгой и скучной болезни, либо как вестник окончания важного дела, когда понимаешь, что можно никуда не торопиться и спокойно восстанавливать силы, поскольку главный рубеж уже покорен, а второстепенные не наберутся наглости теребить, стараясь обратить на себя внимание. Но и в том, и в другом случае есть одно небольшое препятствие, мешающее движению, скажем, в сторону кухни. Ленивая нега, рожденная уверенностью: никто и ничто от тебя не убежит — ни враги, ни дела.
Я открыл глаза с первыми лучами солнца, добравшимися до окна моей комнаты, но так бы и лежал многие часы, а может, и дни, растерянно улыбаясь и глядя в потолок, пока… Мир не содрогнулся.
Ощущение больше всего походило на то, какое возникает у ковра, часть нитей которого вдруг кто-то решил натянуть, как струны, при этом совершенно не раздумывая ни о пределах их прочности, ни о сохранности их соседок. Слава богам, тугой звон, наполнявший пространство внутри и снаружи, длился менее вдоха и тем не менее не оставил ни малейшей возможности усомниться в его появлении. А сразу, как все стихло, на стремительно опустевшее место неги явилась непонятная, но явная тревога.
Хорошо, когда тебе не нужны ни оружие, ни доспехи, довольно лишь накинуть на плечи домашнюю мантию, чтобы прикрыть тело от сквозняка! А будь я более уязвим, пришлось бы обвешиваться железом и… Эй, откуда такие странные мысли? Тот звон был чем-то вроде сигнала боевого рога, предвещающего войну? Но я никогда раньше его не слышал. Не мог слышать. Или…
Память резво прогнулась назад, будто собралась поспорить гибкостью с храмовыми танцовщицами из Маддины, и преуспела в своем намерении, коснувшись дна одного из многочисленных провалов истекшего времени.
…Сотни струн рвали на части сознание, истекающее кровью, словно плоть. Всего миг. Целый миг.
— Вызов брошен, — хрипло выдохнул кто-то рядом со мной, и я невольно обернулся.
Жесткие короткие пряди белоснежных волос показались знакомыми, но сияющая под ними лазурь взгляда смотрела на меня впервые. Такая безмятежная и такая… Опасно бездонная.
— Они будут атаковать?
Девушка, имени которой я не знал, улыбнулась, обнажая клыки:
— Если успеют…
Вызов? Быть того не может. Ни в одном из Драконьих Домов не найдется смельчак, готовый начать войну в теперешних обстоятельствах. Даже упрямец Скелрон, потерпевший обидное, если не сказать, позорное поражение, не посмел бы более ничего предпринимать, а прочие, пристально или мимолетно наблюдавшие за происходящим, и вовсе предпочли остаться в непроглядной, зато безопасной тени. Но кто тогда потревожил наш покой?
Я не торопился выйти в зал к парадной лестнице, предоставляя Магрит, как единственной хозяйке Дома, право принимать решение, и все же невольно ускорил шаг, услышав голос, разительным образом изменившийся следом за его обладателем.
— Что за шум и гам, драгоценный?
— Ты знаешь.
Ксо? Точно, он. В черно-синей броне, ощетинившейся шипами. Рыжина спряталась меж тугими узлами кос, сплетенных со стальными нитями, кожа бледна, как мел, глаза нe блестят, не мечут молнии, не угрожают глубиной, кажется, что за тонкими изумрудными пластинками и вовсе ничего нет.
— Объявляешь войну? — спросила Магрит, в белоснежном великолепии своих доспехов стоящая на верхней лестничной площадке.
— Объявляю о ее неотвратимости. Достаточно всего одного шага, чтобы она началась. И шага не с моей стороны!
Угроза прозвучала вполне серьезно, и, если бы я не знал другого кузена, умеющего обращать в шутку даже пугающие тело и сознание вещи, поверил бы сразу, но берег сомнения все еще сдерживал натиск холодных волн ленивого удивления.
— Объяснись, драгоценный.
Ксаррон едва заметным кивком указал в мою сторону:
— Если он коснется хоть одной Нити моих владений, я ударю. И предупреждений больше не будет.
— Что ты ставишь в вину моему брату? — тоном, казалось, ставшим еще ровнее, поинтересовалась снежноволосая красавица, оттенив последнее слово радугой неожиданных красок, в которых можно было найти все что угодно, кроме сожаления.
— Он нарушил правила.
— В чем?
— Он вмешался.
Магрит посмотрела на меня.
— Это правда?
Я пожал плечами, признавая:
— Да. Отчасти.
Невинное уточнение вызвало вспышку злобной ярости:
— Отчасти?!
— Я не собираюсь оправдываться, Ксо, не думай. Но вспомни свои слова и действия. Тебе ведь нужна была помощь, или я ошибся?
Изумруды глаз вновь вернули себе грани, острые настолько, что можно порезаться, едва коснувшись взглядом.
— Помощь… Да, нужна была. Но ты правильно сказал: нужна МНЕ. Не каждому встреченному тобой человеку или нелюди, а мне!
— Разве я не помог? Та Нить…
Чего-чего, а топтания по старым мозолям кузен не мог допустить:
— К фрэллам Нити и все остальное! Ты вновь вмешался в жизни тех, от кого тебя просили держаться подальше. Зачем? Чтобы лишний раз позлить меня? Так вот, больше я не желаю ощущать твое присутствие в моей части мира. Один шаг, один вздох, и начнется война.
Неужели укол в пятую точку самолюбия оказался настолько болезненным? Я-то предполагал, что, избавившись от неизвестности и ощутив цельность границ, Ксо сменит гнев на милость, а он наоборот…
Фрэлл. Кто мне сказал, что цельность — это хорошо? Мой личный опыт? Но единение двух созданий — совсем иная штука! А что чувствует тот, кому вдруг после многих лет неопределенности и бесформенности указали жесткие пределы?
Надо было задуматься заранее. Зыбкие границы — это тоже свобода, и пусть от нее веет опасностью, туман над топью многим кажется притягательнее, чем свежая кладка крепостной стены. Правда, воевать как раз становится удобнее… Не потому ли кузен бьет в барабаны?
— Она будет бесславно тобой проиграна.