Роман Терехов - Авантюрист

Кира смотрела в одну точку, изредка кивая, словно соглашаясь с утверждением покойного мага и путешественника. Я стоял напротив, нуждаясь в глубоком, успокаивающем вдохе и в то же время боясь малейшим движением колыхнуть теплящийся в ней огонек жизни.

Подняв на меня лицо, девушка распахнула бездонную синеву глаз с криком:

— Мама! Мамочка! Я дома!

— Вставайте, ваше благородие.

Я уже ничему не удивлялся, вот и голосу ординарца тоже. Заслоняя кровавый закат, надо мной возвышался Акинф Иванов. Зачем капрал вольной роты, мой доверенный человек, коего прочил в особисты, переоделся в униформу Медвежьей гвардии? Кто эти трое лбов, как две капли воды похожих на таинственного союзника, что выручил нас тогда в Длани?

Поднялся, опираясь на протянутую ладонь, как на каменный монолит.

— Здорово, гайдук! Дело сделал?

— Сделал, вашбродь, — глаз он не отвел. — После обскажу, Великая княгиня Белоярова ждать не может.

Княгиня? Вроде всю дорогу князь под этой фамилией фигурировал. Помнится, я его даже убить собирался при случае. Не уверен, что на женщину рука поднимется, да и не позволят мне. Гвардейцы эти — то ли почетный караул, то ли арестантский конвой, непонятно.

— Веди, Акинф.

Покрытый дорожной пылью сапог на мгновение замер и опустился, приминая траву. Всего лишь шаг. Шаг навстречу судьбе.

Конвой-эскорт доставил меня в гостиный двор поселка. Сразу к Великой княгине меня не допустили. В искусно сделанной деревянной беседке, стоящей в окружении старых елей, меня встретили ее доверенные лица. Доктор Немчинов и крепкий седовласый мужчина в наглухо застегнутом однорядном кафтане коричневого цвета с длинными полами и узкими рукавами. Его голову украшал отороченный мехом колпак с ниспадающей на плечи белой накидкой, украшенной зеленым растительным орнаментом. С помощью Ральфа мне удалось ощутить исходящую от этого человека Силу, направленную на меня. Все стало на свои места — передо мной асенит не из простых, да и маг не из последних. Он не «прощупывал», а открыто, даже дерзко изучал и оценивал меня. Понятная процедура — обыск подозрительного субъекта с поправкой на магию. И Фома и Акинф прекрасно знали как минимум странные, а как максимум подозрительные обстоятельства моего появления в грымском лесу на месте разбитого батальона. Вдруг под личиной господина Романова скрывается хитровыделанный засланец из Скверны? Что характерно, револьвер и шпагу оставили, да и нож из-за голенища не попросили достать.

Без прелюдий и преамбул «коричневый» потребовал обнажить браслет со Слезой. Когда я задрал рукав и вытянул руку, он опустился на одно колено и прикоснулся к диковинному гамиону. Странный звон в ушах мгновенно оборвал контакт с чуть раздраженным и весьма настороженным Ральфом.

Асенит резво отпрыгнул, словно ужаленный электрическим разрядом, и молча обернулся к лекарю.

— Что? Что не так? С девочкой все в порядке? — взволнованно выпалил Фома. — Да говорите же, ваше преосвященство!

Ошеломленный маг сделал Фоме предостерегающий знак трясущейся ладонью, затем со второй попытки взял со столика серебряный кувшин, наполнил до краев кубок рубиновой жидкостью. Осушил залпом всем собравшимся на зависть.

— Не переживай, брат. Душа княжны Киры вне опасности. Но она не одна…

Мне же вдруг вспомнилась часть подслушанной когда-то женской присказки, которая выскочила наружу прежде, чем я прикусил язык:

— Суженый придет, косу расплетет.

— Он чужак! — сжал кулаки Фома. — Отступник и колдун!

Ага, значит, все-таки узнал сапоги и револьвер! А чего ж тогда на болоте промолчал? Чего подозрительному мародеру кондотту со священной Богорощей предложил? Проглотив недоумение с чистым прохладным воздухом, сказал:

— Он прикрывал тех, кто княжну вынес из боя, а сам погиб. И после смерти помог мне спасти нас всех.

— Пустое говорите оба, — рассудил «коричневый». — Патриархам было угодно, чтобы появился Асень с двумя кронами. Кира допустила… этого в Слезу, ты слышишь меня, брат Томас? Сама! Вижу, разлуку с ним княжна не потерпит.

— Вы забираете Слезу?

Вопрос не требовал ответа, насколько все было очевидно, и лекарь с его преосвященством промолчали. Что ж, похоже, судьба Ральфа определена, будет ему то посмертие, которое он желал. А вот что ожидает меня?

— Значит ли это окончание договора о найме?

— Поймите, Романов, княжеские стрелки должны вернуться в белояровские казармы, — буднично, как давно решенное дело, сообщил мне «коричневый кардинал».

Значит, мы с Беловым останемся при двух десятках недавнего пополнения и никакого интереса для Золотой рощи представлять не будем?

— Это неприемлемо! Это ваша награда за их подвиг? Белояров потерял на них все права, когда отправил своих людей на смерть!

— Осторожнее, юноша, осторожнее! — уколол меня взглядом высокопоставленный асенит.

— На напрасную смерть!

— Да уймитесь, Романов! — сквозь сжатые зубы призвал меня к порядку Фома.

Я проследил за его взглядом — к беседке приблизилась траурная процессия. Две женщины в сопровождении шкафообразного гвардейца. Шедшая первой — статная, стройная, осанистая в изысканном траурном одеянии с кружевной вуалью, несомненно, являлась матерью Киры Белояровой. Ее сопровождала пожилая монахиня в строгом облачении черного цвета.

Кто сказал, что у войны не женское лицо, тот не встречался с Великой княгиней Белояровой. Чтобы я мог посмотреть в ее глаза, она откинула вуаль, демонстрируя лицо матерой хищницы, потерявшей самое дорогое. Теперь она не успокоится, пока враг не захлебнется, глотая из той же скорбной чаши.

Едва выдержав обжигающий холодом взгляд, я собрался с духом и произнес:

— Ваше сиятельство, позвольте принести мои глубокие соболезнования. Я сделал все, что в моих силах. Сожалею и соболезную вашему горю.

«Коричневый кардинал», спеша исправить свою оплошность, схватил меня за руку, сжав браслет. Мгновение, другое — и «капля» супергамиона отсоединилась, порождая во мне дискомфорт и разлад. Прах и пепел! Я остался без своего наставника! Один против этой своры!

Сжатые перекошенные губы княгини не проронили ни звука в ответ. Она прочла меня… нет, не как открытую книгу, увы мне, а как подсунутый на улице крикливый рекламный буклет. Прочла и отложила в сторону, не сказав ни слова. И царственным движением руки приказала проводить меня. Мол, у их сиятельства есть дела поважнее.

И это все? А где награда? Где княжья милость? Слезу отобрали, с Ральфом разлучили, отряд тоже хотят отжать, церковники гадские. А меня даром что взашей не вытолкали, как собаку. А чего от них ждать, если Ральф, ушедший на чужую войну и отдавший свою жизнь, чтобы уцелевшие бойцы смогли вынести княжну, для них «отступник»? Кто же в их глазах тогда я?