Теперь же, всё встало на свои места, относительно… Его внешность, ведь он ни капли не походил на Мартина и Лару. Изумрудно-зелёные глаза, оттенок которых был присущ лишь СтоннКасселам. Но из-за этого возникали сотни других вопросов. Почему его отдали Мартину и Ларе? Почему не вернулись за ним? Если Гарет знал правду, почему не сказал сразу? Знала ли что-то об этом Ариана, почему Орин так поступил, по сути, забыв про него? Вопросы, ответы на которые знал лишь Гарет, но сейчас он ничего не говорил, потому что сразу ушёл, как сказал Айдану о его происхождении.
Злиться не было сил, да и слепая злость в купе с яростью мало что дадут. Он лежал на лечебном алтаре, смотря в никуда и одновременно уткнувшись в одну точку, откуда на него лился лечебный свет. Мысли утянули его за собой, и казалось, что он спит.
«Кто же я? Я — Анкит? СтоннКассел? Я и сам этого не знаю. Даже если бы знал, чтобы это изменило? За мною охотился Падший, а ведь эта тварь может охотиться на Гарета, Орина, его сестру, жену и дочку, лишь бы достать меня. Гореть мне во вратах Харды, если они пострадают из-за меня»
«Чего это ты так начал беспокоиться за них? Узнал о своём происхождении и решил стать лордом СтоннКасселом? Не мечтай, братец. Даже если все поверят в это, даже если тебя примут в семью, сможешь ли ты назвать Орина отцом, а Ариану матерью? Станет ли её дочка твоей сестрой? Не обманывай хотя бы себя» внутренний голос заставил его вздрогнуть и стиснуть зубы от накатившей волны гнева
«Мартин сказал, принять всё как есть, да? И ещё он сказал, что моя судьба связана с тем, кто родственен мне по крови. Значит, так я и сделаю, заткнись, спрячься, исчезни, залез в кусты и там издохни, я определяю свою судьбу!» эти слова прозвучали как вызов
«Надо же, у грифона есть клыки? Кто ты такой, ты даже этого не знаешь, Айдан. Ты споришь сам с собою. Я и ты — две стороны одной монеты. Я — дракон, что видит мир таким, какой он есть на самом деле, а ты — грифон, что верит в сказки о чести и благородстве. Мы с тобою — убийца, солдат, грифоньей наездник, герой. Но рано или поздно, ты погубишь себя, глупец. Уже забыл про Мартина и Лару, как они тебя растили и любили?» голос заставил Айдана попытаться вскрикнуть, но, похоже, он уже погрузился в сон.
«Вот тебе и раз, я, что уже сошёл с ума, если мой внутренний голос говорит мне о каких-то двух сторонах одной монеты? Что дальше, раздвоение личность? Любой солдат — убийца, но только он же и решает, останется поддаться жажде крови или цепляться за то, что делает нас людьми. Ты — дракон, а я — грифон, но ведь ты это я, а значит я — грифон и дракон в одном лице, а это уже говорит о том, что во мне течет кровь СтоннКасселов. А Мартин и Лара, навсегда останутся мне родными людьми! Так что сделай мне одолжение — заткнись. И. Пропади. Из. Моей. Головы!» На этот раз он сорвался на крик, который пошатнул тьму вокруг него. Голос не ответил, тишина, оставшаяся после него, источала злобу, но её с лихвой заглушало победное чувство.
Он открыл глаза. Нежный и тихий резонанс храма Старых Богов контрастировал с гулом легионерской жизни, кипевшей в казармах и всей крепости. Руки его потянулись к ранам на груди. Проведя по ним двумя пальцами, он нервно взглотнул, приподняв голову. Три ужасных рубца пересекали его торс, три раны от проклятого клинка Падшего. Стоило ему дотронуться до них, как перед глазами мелькали воспоминания того, как он получил эти шармы.
Тихо и безвольно простонав, он попытался встать с лечебного алтаря. Резкая боль пронзила его виски, а перед глазами вновь мелькнула картинка, похожая на его сон о пристани, женщине с ребёнком и драконом. Она мелькнула и исчезла. Поёжившись от холода, Айдан накинул на себя плед, что лежал у чана с огнём и медленным шагом, прихрамывая, вышел в казармы. С трудом он нашёл свою койку, с оханьем и аханьем надел на себя чистую рубашку с красным камзолом и поковылял наружу.
Он не мог не заметить, как на него смотрят другие легионеры. В их глаза горели страх и опаска. Непонимание и призрение. Когда человек видит что-то необъяснимое, он тут же считает, что это необходимо изучить, или, от греха подальше, уничтожить. Но как уничтожить того, про кого ходят десятки, если не сотни баек, того, кого ты называл братом по оружию. Его боялись, его стереглись. Лишь некоторые кивали ему, спрашивая, как он себя чувствует. Боль в висках усиливалась, и он отвечал что-то невнятное, говоря, что бывало и хуже.
В западной части крепости гнездились грифоны, туда-то он и направлялся. Он первым делом хотел увидеть Альву, которая не бросила его. Здесь, в залах, что были высеченные в скалах, грифоны расположились как у себя дома, в Вингрхайяре. Даже некоторые из наездников побаивались его. Грифоны нервно мотали головами, когда он проходил рядом с ними, что категорически ненавиделось пастухами и ездокам, но из-за страха они не решались высказать это напрямую. Темный камень скал отдавал холодом, шум в этих залах стоял нестерпимый и Айдан, сжав зубы, шёл, не разбирая дороги, пытаясь отыскать своего грифона.
Вскоре он нашёл её. Даже Старый Гриф, он же Корин Дайникер, бывалый ездок, не мог приблизиться к ней. Она никого не пускала к себе, тихо скуля от боли в повреждённом крыле. Лишь учуяв Айдана, она встрепенулась и принялась ходить кругами. Завидев своего наездника, она медленно подошла к нему, шершавым языком лизнула и уткнулась орлиной мордой в плечо.
— Айдан, её крыло нужно смазать этим — Корин указал на банку с жёлтой мазью, пока Альва тихо мурлыкала и тёрлась об своего ездока. Анкит кивнул, и, взяв банку, принялась лечить своего грифона. У мази был резкий и довитый запах, который поначалу не понравился Альве от слова совсем, но боль в крыле заставила покорно лечь и терпеть жгучие действие лекарства.
— Это правда? О Падшем? — спросил Корин. Альва нервно зарычала, услышав слова «Падший»
— Да — коротко ответил Айдан, вытирая руки от жгучей мази. Он отложил банку в сторону, потрепал Альву за ухо и нахмурился, отвернувшись от Корина. Старик пожал плечами и ушёл по своим делам.
Айдан продолжал ходить по крепости, шипя и глухо рыча от боли. За ним охотился Падший, за ним охотиться Ненастный. На кой ляд он понадобился тёмному богу, он не знал, но сердцем чувствовал, что рано или поздно, он опять столкнётся с ним. Эта мысль заставила его нахмуриться ещё сильнее. Он стоял на крепостной стене, всматриваюсь в голубеющую даль. Там, так далеко и одновременно близко виднелись стяги Лоренца Кон-Итьена. Предателя. Крамольника. Вскоре он придёт к стенам Кулдара, и они будут держать оборону до последней капли крови. От осознания того, как мало людей сейчас находится в гарнизоне крепости, Айдан поёжился. Он и не заметил, как к нему подошла Айзора, встав в метре от него.
— Как думаешь, когда он придёт? — спросил она, вглядываюсь в облака над их головами
— Не раньше осень. С первым снегом — самое позднее время. — ответил он, с хрипотцой в голосе. Она посмотрела на него, он этого не видел, но глаза её были полны печали и боли.
— Кто ты вообще такой, а? Тебя даже Падший не убил. Одного понять не могу, чего с тобою нянчатся? Ты в капралах ходишь, а мог бы уже в капитанах быть, с таким-то талантом находить приключения на задницу. — Айдан больно усмехнулся.
— Такой талант пропить нельзя, верно? Я и сам не знаю. Но, я бы не хотел командовать войсками, я хочу быть на передовой — ответил он, почувствовав, как она положила своё горячую руку на его, чуть холодной от камней крепостной стены.
— Девчонка то твоя тебя ждет, небось? Представь, кто там у тебя? Лекарка или крестьянка? Неважно. Представь, как она визжать будет, когда ты вернёшься к ней героем? — с невесёлой усмешкой сказала Айзора
— Церковница. Она — послушница. — отвечал Айдан. Брови Айзоры поползли вверх.
— Вот тебе и раз! Не подумала бы, что мастер охмурять церковных девок. Молоток. — с долей ревности сказала она, ещё сильнее сжав его руку. Затем, посмотрев на него, она хмыкнула и обиженно зашагала по лестнице вниз.
