Наконец впереди действительно появился замок — высокий, серый, с круглыми башнями.
— Какой хмурый! — вырвалось у Ива.
Левенез быстро повернулась к нему.
— О нет, Карминаль вовсе не хмурая! Ты бы сам, небось, выглядел не лучше, если бы тебя держали в плену! Когда ты освободишь ее, она сразу же станет очень красивой, а весь этот мох, свисающий со стен, и все эти серые камни, и мрачные бойницы, и кусачие зубцы наверху стены, и решетки с шипами — все это преобразится.
Ив молча смотрел на замок, а корриганы, расположившись на большом лугу, принялись болтать между собой, настраивать музыкальные инструменты и раскладывать скатерти, кувшины с вином, фрукты, сыр и хлеб редчайшей белизны. Уже рубили шесты для шатров и собирали цветы для украшений. Единороги ходили среди них, пощипывали траву, поглядывали на корриганов.
Левенез похлопывала Единорога по шее и поправляла ногу Ива в стремени. Ив выглядел совершенно одиноким среди веселящихся корриганов. Для него как будто не существовало больше ни обитателей озера Туманов, ни Левенез, ни Нана. Он смотрел только на замок.
Плющ и старый мох свисали с каждого уступа; ворота были наглухо закрыты, а с башни прилетела одинокая стрела и вонзилась в землю у ног сира Ива.
Ив подъехал к воротам и ударил в них копьем.
— Сир Эвелак! — закричал он. — Выходите, я хочу сразиться с вами!
— Ничего подобного! Вовсе вы не хотите со мной сражаться! — раздался низкий мужской голос неожиданно близко. Говоривший стоял прямо за воротами, а голос проникал наружу через крохотное забранное решеткой окошечко наверху двери. — Это ведь они вас заставили, верно? Корриганы — красноволосые да косоглазые, шестипалые, и такие, у кого обе ноги левые, и с крошечными острыми горбиками между лопаток, ночные плясуны, певцы невпопад!
— Они пожалели вас за то, что вы уродились не таким, как все, — сказал Ив, — а вы браните их на чем свет стоит.
— Вы тоже стали бы бранить их, — сказал великан из-за двери, — если бы они обошлись с вами так, как со мной. Сперва они клянутся тебе в любви, а потом отказываются от своих слов. Сперва пускают тебя в замок, а потом стараются выгнать оттуда. Нет уж, что мое — то мое. Коли отдали, нечего отбирать.
— Корриганы не таковы, как я или вы, — возразил Ив. — Хоть вы и великан, как говорят, но привыкли к жизни среди людей и судите всех человечьей меркой.
— Сдается мне, у вас больше здравого смысла, чем у ваших предшественников, которых я насадил на копье, — сказал Эвелак. — Поэтому убирайтесь подобру-поздорову.
— Прекратим этот разговор, — попросил Ив. — Не то сострадание помешает мне убить вас.
Великан расхохотался.
— Кто вам сказал, что вы сумеете это сделать?
— Ни слова больше! — закричал сир Ив и отъехал от ворот.
Долго ждать ему не пришлось. Ворота замка отворились, и перед Ивом предстал великан. Ростом сир Эвелак был выше Ива по меньшей мере на пять голов и шире в семь раз. Его ручищи были толще ног сира Ива, что до его ножищ, то на них лучше было не смотреть.
Голову сира Эвелака венчала разлохмаченная шапка вьющихся черных волос. Во многом этот рыцарь напоминал эфиопа — и шевелюрой, и толстыми носом и губами; только кожа у него была совершенно белая. Под мышкой он держал шлем, а его грудь закрывала кираса. В руке у него было толстенное копье.
— Ну что, мальчик, — проревел сир Эвелак, — не остыло еще в тебе желание помериться со мною силой?
— Сказать по правде, подобное желание во мне не только не горело, но даже и не тлело, однако выбирать не приходится, — отвечал сир Ив и поднял копье.
Сир Эвелак зарычал, как два разъяренных быка — казалось, крик исходит не из одной, но из двух глоток разом. Из ворот вышел конь, гигантский, под стать своему хозяину. Сир Эвелак надел шлем, уселся в седло, уперся ногами в стремена и поднял копье. Они выехали на поле под стеной замка, разъехались и помчались навстречу друг другу.
Никогда еще Ив не получал таких ударов — он даже и не подозревал, что подобное возможно: чтобы небо взорвалось прямо у него в голове, тело рассыпалось, а правая рука онемела. Он почувствовал, как с него стаскивают шлем и делают это весьма грубо: голова несколько раз ударилась о землю.
— Нет, — сказал Ив. — Я буду сражаться пешим.
Он услышал громовой хохот.
— Так ты не сдаешься, маленький рыцарь?
— Оруженосец! — крикнул Ив, пронзительно и тонко.
Подбежала Левенез и помогла ему подняться на ноги. Великан стоял рядом, расставив ноги и опираясь на меч. Его копье лежало на земле. Рядом валялись обломки второго копья, поменьше. На кирасе великана виднелась вмятина.
— Вы тоже вышибли его из седла, мой господин, — прошептала Левенез ему на ухо. — Думаю, под кирасой у него здоровенный синяк.
— Я сам сплошной синяк, — ответил Ив, едва шевеля губами. — Мне не совладать с ним.
Левенез серьезно кивнула ему и поцеловала в щеку, а потом подала меч и отошла.
— Готов, мальчик? — осведомился великан.
Ив услышал, как очень далеко играет виола.
— Готов, — сказал он.
Эвелак взмахнул мечом над головой, а Ив ударил его под горло. Это произошло почти одновременно. Эвелак рухнул, погребая под собой своего противника. Кровь хлынула водопадом; Ив понял, что тонет. Сверху на него не мигая смотрел огромный мутный глаз. Ив лежал на дне быстрого ручья. Вода, поначалу коричневая и мутная, постепенно становилась все более прозрачной. Она бежала быстро, и очень высоко, наверху, плясало налившееся кровью солнце.
В ручей погрузились руки, чрезмерно большие, искаженные водой, увеличенные течением. Они подхватили Ива за плечи и потащили наверх. Он не сопротивлялся. Вода вошла в его ноздри, в рот, в глаза, в уши; в груди горело.
Он услышал, как над его телом ссорятся мужчина и женщина.
Мужчина кричал:
— Ты утопила моего господина!
— Лучше помоги поднять его! — огрызалась женщина.
— Не трогай его!
— Он тяжелый!
— Курица!
— Я оруженосец, ты, потный раб!
— Я не раб, дура!.. Ты убьешь его!
— Ты сам убьешь его!
— Вы оба… — прошептал Ив и понял, что все это с ним происходит не в первый раз. Он уже лежал мертвым, а мужчина и женщина наперебой терзали его своими заботами. — Вы оба меня убьете, — сказал Ив еле слышно.
— Он не дышит! — закричала женщина. — Помоги встряхнуть его!
Они дергали и волокли Ива, зажимали ему нос и давили на живот, и вода потекла у Ива изо рта, из глаз, из ноздрей и из ушей.
— Пустите, — умолял он, но они не слышали.
— Ему больно, — сердился Нан.
