— Клади сюда.
Юноша так и делает, но при этом морщится и тихонько стонет.
— Тебе больно?
— Ерунда, терпимо.
Боль в его плече и впрямь несравнима с болью Кадары.
— Тебе нужно подкрепиться и попить.
Не ощущая вкуса, Доррин жует черствый хлеб и пьет воду, после чего укладывается под повозкой. Он засыпает, но просыпается задолго до рассвета.
Слыша легкое посапывание Лидрал и шелест придорожных деревьев, он улыбается. Ему вспоминается, что такие деревья завелись в этих краях после того, как великий Креслин изменил климат и в нагорьях стало выпадать мало дождей.
Голова болит уже не так сильно, однако зрение еще не восстановилось.
— О... нет! Тьма, нет! Брид... не оставляй меня! — стонет в бреду Кадара. — Не надо... негодяи... белые ублюдки...
Мгновенно пробудившись Лидрал поворачивается и пытается успокоить раненую:
— Не бойся! Все в порядке. Мы с тобой...
— Где... кто?
— Я Лидрал. Мы здесь с Доррином.
— Брид... где он?
— Остался в Клете, — Лидрал осторожно встает, стараясь не задеть Кадару. — Сейчас я дам тебе воды.
— Ни за что не оставляйте там... рука... больно...
— Скоро заживет, — уверяет Доррин.
— ...уложила четырех поганцев... больно... Брид, где ты?
— Выпей вот это, — говорит Лидрал. Доррин садится:
— Можешь ты достать мой мешок? Там у меня немного звездочника.
— О чем ты раньше думал... ох, прости!
— Трудно думать, когда у тебя башку огнем жжет, — Доррин шарит в мешке, узнавая на ощупь, в каком пакете какое снадобье. — Вот... сумеешь посыпать ей на рану, а потом наложить повязку?
— Мне нужно зажечь свечку.
Доррин подает Лидрал пакет с заживляющим порошком.
— Ох, Свет!.. жжется... — стонет Кадара.
— Готово, — сообщает Лидрал. — Я ее перевязала. Что еще?
— Надо развести это в воде и как-то в нее влить. Сумеешь?
— Попробую.
Лидрал возится с посудой.
— Кадара, открой пожалуйста рот, — слышится через некоторое время.
— Как горько... словно яд. Ты хочешь меня отравить?
— Перестань, это лекарство! Тебе станет легче.
Некоторое время Лидрал продолжает бренчать посудой, а потом возвращается на место и ложится между Доррином и Кадарой.
— Спасибо, — говорит Доррин, касаясь ее руки.
— Спи, — шепчет она, пожимая его руку в ответ.
Со временем юноша засыпает, а просыпается лишь от утреннего щебета птиц. Голова почти прошла, а вот зрение так и не вернулось.
Лидрал уже встала и тихонько, стараясь не потревожить спящих, поит лошадей.
Доррин выбирается из-под повозки, делая все, чтобы не приложиться к ней макушкой.
— Остался хлеб с сыром. Угощайся, — предлагает Лидрал.
— Спасибо, — взяв у нее ломоть хлеба и кусочек сыра, он присаживается на низкую каменную ограду и спрашивает: — Ты все еще пользуешься сырорезкой?
— Так гораздо удобнее. Признаюсь, меня и по сей день бросает в дрожь при виде ножа, — отвечает Лидрал, садясь рядом с ним.
— Прости.
— Ты не виноват, — Лидрал касается его щеки.
— Хотелось бы в это верить. Но они схватили тебя из-за того, что ты любила меня.
— Я и сейчас тебя люблю, невозможный ты человек, — говорит Лидрал, сжимая его запястье. — Как бы хотелось, чтобы ты смог увидеть деревья на холме! Роса на их листьях сияет в солнечном свете так, что они кажутся серебряными...
— Мне бы тоже этого хотелось.
Некоторое время они сидят молча.
— Кадара все еще спит, — нарушает молчание Лидрал. — Это хорошо?
— Хорошо. Но нам придется разбудить ее, чтобы она приняла лекарство и попила. Ей нужна вода.
— Хочешь еще хлеба с сыром?
— А нам хватит на всю дорогу?
— Должно. Мерга собирала меня в дорогу так, словно я еду не в Клет, а на край света. Хлеба у нас аж четыре каравая.
Лидрал встает, чтобы собраться в дорогу, а Доррин погружается в мысли о хаосе и гармонии.
Некоторые люди веруют в гармонию, словно в Бога, но Бог этот кажется не рассудительным мудрецом, а упрямым формалистом. В противном случае как могли бы хорошие люди страдать из-за того, что им, во имя добра, приходится использовать не лучшие средства? Или же средство важнее цели? Всегда?
Взять Фэрхэвен. Хотя Белым Городом правят приверженцы хаоса, порядка там больше, чем где-либо в Кандаре. Преступность мала, и народ, похоже, позажиточнее тех же спидларцев. Только ли потому, что Фэрхэвен обогатился за счет завоеваний?
— Доррин, если мы хотим добраться до Дью без... без нежелательных происшествий...
Юноша понимает. Неизвестно, не поскачет ли в скором времени по этой дороге вражеская конница.
Как и вчера, первое прикосновение к Черному посоху возвращает ему зрение — но влажная от росы трава и темная зелень ласкаемой рассветными лучами листвы предстают перед ним лишь на миг. Мир снова поглощает мрак, и он отворачивается, чтобы Лидрал не увидела подступающих к глазам слез.
Почему гармония так далека от справедливости? Чистая гармония не в состоянии одолеть хаос, и любая попытка Доррина сконцентрировать силу гармонии для борьбы с хаосом оборачивается для него наказанием. Та же судьба постигла и Брида — Белые и спидларские купцы совместно покарали его за одаренность и приверженность гармонии.
Может быть, дело в том, что смерть есть конечная форма хаоса — так сказать полное отрицание человеческой гармонии? В конце концов, как бы ни упрекали его родные и Лортрен, Доррин ни разу не пострадал из-за использования гармонии для изготовления машин. Да и изготовление орудий убийства не навлекало на него особых бед. Чего, впрочем, не скажешь об их использовании.
— Доррин, помоги мне положить Кадару в повозку.
Юноша склоняется над раненой и, превозмогая боль в плече, поднимает ее.
— ...больно... не оставляй меня...
Доррин чувствует, что Кадаре чуточку лучше, но жар так и не сошел, а владеть правой рукой она сможет нескоро. Может быть, вообще никогда.
В кронах дубов бодро щебечут птички. А вот Доррину не до веселья.
— Все выглядит нормально, — говорит Лидрал, озирая долину с гребня холма.
— Никаких путников вблизи нет, — сообщает Доррин, уже восстановивший способность распространять чувства, не вызывая приступов головной боли. А вот зрение возвращается к нему по-прежнему лишь при прикосновении к посоху, причем лишь на миг и далеко не всякий раз.
— Да и откуда им взяться! Когда я выезжала в Клет, жители бежали из города очертя голову.
Доррин вновь касается посоха, но на сей раз ничего не видит.
— Как Кадара?
— Без особых изменений. Иногда пробуждается, но главным образом спит.
