— Мама! Ну, ты идёшь?
Данил нетерпеливо тянул её за рукав пальто, и она, улыбнувшись сыну, подхватила не-большую сумку:
— Идём сын!
Она не сразу узнала Володю, который был одет в длинную, ладно сидящую на нём ши-нель, и фуражку, отливающую золотом. Он стоял поодаль, и, заложив руки за спину, смотрел на спешащих мимо него людей. Данил увидел Володю первым, и, рванувшись из рук испуганно вздрогнувшей матери, помчался вперёд, направляясь к высокому воен-ному. И лишь когда мужчина, подхватив её сына, закружил на одном месте, тогда толь-ко Ника узнала Володю. Она подходила медленно, почему-то стыдясь тех взглядов, ко-торые были направлены на них со всех сторон.
— Здравствуй…! — промолвила она и закашлялась, словно поперхнувшись на пос-леднем слоге.
— Здравствуй! — ответил Володя, и, обняв, поцеловал её.
Затем, взяв из её рук сумку, а в другой руке, зажав ладошку Данилки, зашагал к вы-ходу. Ника шла следом за ними, всматриваясь в широкую спину мужчины, туго обтяну-тую грубым сукном. Она шла, и думала с грустью:
— Несмотря ни на что, Володя всегда останется военным!
Они подошли к большой красивой машине, Володя открыл дверцу, и, протянул Ни- ке руку. Данил уже сидел на заднем сидении, и, когда Ника опустилась рядом с ним на сидение, он восхищённо зашептал ей на ухо:
— ВМВ! Во машина!
Данил опять отвернулся к окну и стал с увлечением следить за дорогой. Иногда он что-то восхищенно восклицал, но видимо, обращаться к взрослым не считал нужным. Во-лодя сидел впереди рядом с шофёром, и иногда поворачиваясь, улыбаясь что-то говорил Данилу, и странное дело, Ника в эти моменты чувствовала в сердце непонятную грусть.
— Как Гера? — спросила она, наконец, чувствуя, что Володя сознательно избегает этот вопрос.
— Я забрал её из больницы, третий день она уже дома! — был ответ.
Ника, откинувшись на мягкое сиденье, почувствовала, как вместе с радостью, приходит к ней опять чувство тошноты, подступающее к самому горлу.
— Как ты себя чувствуешь? — вдруг спрашивает Володя, и Ника, словно чего-то усты-дившись, опускает голову и пожимает плечами: — Всё хорошо!
Дом, в котором живет Володя, имеет кодовую сигнализацию. Ника пошутила:
— К тебе так просто не попадешь!
— Надеюсь, что ты привыкнешь к этим мелким неудобствам! — прозвучал ответ, и Ника смущенно уставилась на загорающиеся кнопки лифта.
На восьмом этаже лифт остановился. Все вышли, и, Володя, достав ключи, бесшумно щелкнув замком, распахнул дверь.
Гера сидела в глубоком кресле и спала. Наверное, она ещё не совсем здорова, если Володя предпочел не брать её с собой на вокзал. Это и так понятно, что малейшие нагрузки всё ещё выматывают её, да и скорее всего больничный режим приучил её к полуденному отдыху.
Ника сидела перед Герой на диване и ждала, когда та проснётся. Данил куда-то ис-чез. Вероятнее всего он в комнате Славика, сына Володи. А сам Володя хлопочет на кухне.
Хрупкие, тонкие пальчики дочери лежали на подлокотнике кресла. Её бледное, худень-кое личико склонилось на небольшую подушечку, подложенную под щёку. Как измени-лась её дочь! Даже цвет волос стал более светлым, русым, или это только так кажется.
На кухне что-то упало, громко стукнувшись об пол, и Гера тотчас открыла глаза.
— Мамочка! — прошептала она, и протянула руки навстречу матери.
— Как быстро мчится время! — думала Ника, покачивая в своих объятиях вытянувшее-ся, худенькое тело своей дочери. — Давно ли я родила Герочку, а она уже стала почти взрослой девушкой…
— Почему ты не приезжала?
Этот вопрос застал врасплох Нику. Она почувствовала в нём отчаяние, слезы.
— О чём ты плачешь, девочка моя?
Она прижала Геру к груди, и стала опять покачивать её, словно маленькое дитя.
— Ты же знаешь, что я была с бабушкой. Ведь она тоже всё ещё в больнице. А Да-нил учился. Сейчас у него каникулы. И потом, мне нечего было переживать, рядом с то-бой был мой самый лучший друг и товарищ — дядя Володя!
— Папа! — вдруг убедительно произнесла Гера. — Это же мой папа! Ведь, правда?
Ника молчала. Ей почему-то стало жарко, и, стараясь расстегнуть кофту, она вспомни- ла о письме, которое пришло по почте три дня назад. Письмо для Геры! Из Германии!
— Герочка, а я тебе что-то привезла!
— Что? — очень серьёзно спросила девочка, и Ника вновь чему-то поразилась. Молча, она расстегнула карман кофты, и достала сложенный напополам конверт.
— Держи, это тебе письмо от Саши!
— От Саши! — воскликнула радостно девочка, и лицо её просияло. — Значит, он не забыл меня!
Гера схватила протянутое ей письмо, и, стала торопливо обрывать края конверта. Ника как-бы со стороны смотрела на свою дочь. Неужели нужно было расставаться почти на месяц, что — бы понять, что твой ребёнок стал уже почти взрослым, и что даже письмо это — частичка его мира, понятного только ему, но закрытого для кого-либо, и даже для родной матери.
Странно и необычно видеть, как её дочь читает с жадностью письмо от мальчика, и каким счастьем светятся её глаза, которые всего минуту назад были такими серьёзными и грустными. И что-то совсем личное, видится в них, сокровенное и глубоко интимное, что заставляет Нику в растерянности встать и идти прочь из комнаты. Но у дверей она ог-лядывается. Её дочь сидит, склонившись над письмом, и читая его, улыбается, и кажется, ничто больше не волнует её сейчас в этом мире. Ничто и никто!
— Ну, и как Гера выглядит? — весело произнёс Володя.
Он стоял у плиты в фартуке, и что-то мешал деревянной ложкой на сковороде.
— Она выглядит прекрасно! — отозвалась Ника, и, подойдя к окну, уставилась вниз, на аллею. — Я привезла ей письмо, и она читает его сейчас…
— От кого письмо? — спросил Володя, и Ника, вдруг развернувшись к нему лицом, быст-ро произнесла: — Письмо от её друга. Он живет в Германии. А когда-то жил по соседству, и оберегал Герку от мальчишек…
— Ну и что из того, что ей пишет письма мальчик! — засмеялся Володя, и пальцем про-вёл по её щеке. — Оттого у тебя испортилось настроение?
— Нет, Володя! Не только от этого! — задумчиво произнесла Ника. — Просто я вдруг уви-дела свою дочь совсем взрослой…
— Нашу дочь, нашу! — тихо произнёс Володя, перебивая Нику.
— Да, нашу! В чем-то она, копия ты! — согласилась она.
— Ну, а при чем здесь её друг, и его письма?
Весёлый тон вопроса кажется ей оскорбительным. Неужели он забыл свои письма…
— Просто эти письма до добра не доводят… Особенно, если это письма от бывших дру-зей! И я уже пожалела…
Володя остановился на полпути с ложкой, удивлённо глянул на сидевшую перед ним женщину, в чьих чёрных глазах он увидел нечто, что заставило его, выключив газовую плиту, присесть рядом.
