— А если бы покушение удалось. — Эля вздрогнула. — Энтею бы просто смели с лица земли… Как же вы правильно задумались о переезде.
Рина поморщилась — в деревне таких интересных слухов явно не предвидится.
— И вот что забавно: это пытаются держать в тайне и в первую очередь от несостоявшейся жертвы, но шила в мешке не утаишь — весь город шушукается о покушении, а принц никак на это не реагирует — то ли действительно не в курсе, то ли ему всё равно. Не понимаю. Ну, главное, чтобы отцу не настучал.
— Бедный кронпринц. — Эля даже забыла о своём с некоторых пор особо нелестном мнении об оборотнях и жалостливо покачала головой. — А что преступник?
— А что с ним сделают? Его сначала найти надо. Прошерстили поваров, но у всех более — менее сносное алиби — готовили же на общей кухне — на виду. Лакей, относивший еду, тем более не мог это сделать — он же умер.
Учительница письма скорбно вздохнула.
— Последнее время по Энтее бродит слишком много психов.
— И не говори! Ну приспичило ему убить принца — так почему бы не сделать это до того, как он в город въедет, чтобы мы за него ответственность не несли.
Некоторое время Эля грустно рассматривала подругу, подперев голову рукой. Наконец она сказала:
— Ты такая добрая.
* * *
Единственный сегодняшний урок сопровождался какофонией из чихания и кашля — для некоторых детей ношение летней обуви не прошло без последствий. Впрочем, сейчас таких отчаянных было уже мало, все старались хоть как‑то утеплиться: будь то разношенные сапоги, передающиеся в семье из поколения в поколение как поеденная молью реликвия или трое шерстяных носков, одетых друг на друга.
— А где Мила? — Девушка поправила очки и ещё раз обвела присутствующих взглядом.
Огненно — рыжий мальчишка — сосед Милы, поднял руку.
— Она заболела. Дома лежит.
После урока Эля зашла в кабинет директора за зарплатой. Печально полюбовалась своим недолгим богатством и тут же отдала часть Рине — быть в долгах она терпеть не могла. Та занялась тем, что у учителей математики всегда неплохо получалось — подсчётами.
— Двадцать серебряных за съём комнаты… Миссис Бергер просто сама доброта. Тридцать тебе на новое шерстяное платье.
— Это ещё зачем? Старое очень даже ничего. — Вяло отбрыкивалась Эля, завязывая тесёмки плаща.
— Вот — вот, плащ тоже нужно купить — этот похож на решето… Вопрос — на что ты будешь питаться? Кстати, а куда ты собираешься с таким решительным видом? Как на войну.
Учительница письма действительно выглядела непривычно грозно. Бледный лоб был нахмурен. Девушка нервно заправляла за уши выбившиеся из строгого пучка русые пряди.
— Мила заболела. Собираюсь её навестить и поговорить с её матерью.
— Я с тобой. — Рина резво стала натягивать перчатки. — У меня тоже больше уроков нет. Северный район всегда отличался своей злачностью. Тебя одну туда лучше не отпускать.
— Я что — маленькая? — Обиделась Эля, выходя на улицу и придерживая дверь для подруги. Ветер тут же затеребил подолы платьев, будто шкодливый мальчишка попытался сорвать шляпки.
— Нет, но ты очень мягкая и беззащитная.
Мисс Элиан вспомнила вчерашний вечер и здоровенную оглоблю.
— Ну да, ну да… — Глубокомысленно вздохнула она. — Только сначала зайдём ко мне домой — захвачу жаропонижающий сбор — у Милы явно нет лекарств.
Стрелки Больших часов показывали половину третьего. Обрадованные отсутствием дождей и туманов, которыми в последние дни изобиловала погода, жители Энтеи спешили по своим делам. То и дело хлопали двери лавок. В сторону рынка проехала телега, груженая поздними яблоками. Девушки уже подходили к дому миссис Бергер на улице Подорожника, когда дорогу им преградил высокий мужчина. Подняв на него взгляд, Эля едва не застонала от досады — давешний оборотень успел порядком ей надоесть. Судя по всему, домой он всё‑таки добрался благополучно и даже переоделся — теперь его плащ был тёмно — зелёный с небольшой золотой вышивкой в виде крыльев у горла. Манжеты рубашки, выглядывавшие из рукавов камзола, сияли белизной.
— Выворачивай карманы, стерва! — Юноша ткнул дрожащим от ярости пальцем в учительницу письма.
Рина раскрыла рот от удивления — она впервые видела как дорого одетый господин занимается грабежом средь бела дня на оживлённой улице. Эля растерянно хлопала глазами, пытаясь сообразить, успел ли выветриться настой валерьянки.
Оборотень не стал дожидаться, пока она как‑то среагирует на его странное предложение и, сделав шаг вперёд, сам запустил руки ей в карманы. Обыск длился не долго — пока опешившая Эля собиралась грохнуться в обморок, лицо парня прояснилось и он выудил на свет всё ту же брошку.
— Ты… Ты… Так и знал! — Он потрясал зажатой в кулаке драгоценностью. — Это уже не смешно! Ты просто… Как умудрилась?! Я не понимаю!!!
На странную троицу стали оборачиваться прохожие, некоторые приостановились, пытаясь понять, что происходит и не следует ли позвать стражников. Это немного привело мужчину в чувство.
— Ты доиграешься! — Прошипев это, он накинул капюшон, и, развернувшись, с гордым видом пошёл прочь.
Девушки проводили его долгими взглядами.
— Кто это? — Наконец выдавила Рина.
Эля печально вздохнула.
— Да так… Один чокнутый… У него навязчивая идея — подкидывает свою брошь другим, а потом утверждает, что её у него украли.
— А — а-а. Местный дурачок? А с виду такой приличный. — Поцокала языком учительница математики.
— Да, дурачок. — Согласилась Эля. — Наверное, в детстве уронили.
* * *
Славный город Энтея мог похвастаться своим почтенным возрастом и, как следствие, невообразимой планировкой. Единственной длинной и прямой улицей был Главный Путь, остальные же виляли, ломались о берега реки Каменной и трёх её притоков или же прерывались у ворот какого‑нибудь дома. Северная же часть города, расположенная возле шахт, и вовсе напоминала лабиринт. Здесь жили самые бедные слои населения — многие из них — шахтёры. Естественно, что оборотни не жили и практически не появлялись в убогом районе, а если и появлялись, то презрительно воротили носы от бедняцкого духа. Улица, на которой жила Мила, носила роскошное название Аметистовая, однако ничего примечательного кроме обшарпанных стен и отсутствия мостовой на ней не наблюдалось.
Постучав в дверь, девушки вежливо подождали ответа, однако открывать никто не спешил. Эля снова постучала — очень мягко, опасаясь, что старая рассохшаяся дверь просто рухнет к её ногам. Наконец послышалось сопение — кто‑то рассматривал их в одну из многочисленных щёлочек.
