— Птсчау, муап, чу, чу. Хорошая Календула. Чу шо но но… такая милая тша. Ча ка. Хсчау сачуа, моя Календула.
Мэтти начала осторожно снимать завязки, державшие колпачок на голове Календулы. Она тщательно подбирала его. Золотистые инициалы УФ, когда-то столь же яркие, как глаза кречета, теперь потускнели, а кожа с годами стала мягкой. Один рывок ослабил все завязки, и колпачок почти что соскочил. Птица оставалась спокойной. Девочка взялась за плюмаж и осторожно потянула. И он полностью соскочил! Календула тут же повернула свою маленькую головку к озеру медово-золотистого цвета, исходившего от свечи.
— Тсчау птсчау лукка лукка. Да, Календула, да, милая. Это свет.
Самая волнительная часть приручения почти завершилась.
Вскоре Мэтти медленно повернула голову к птице и пристально посмотрела ей в глаза. Это произошло лишь после того, как девочка почувствовала, что между ними установилась настоящая, нерушимая связь. Она ощутила, как ее собственное сердце забилось быстрее. Птица опустилась ей на руку, словно услышав участившийся пульс хозяйки. Мэтти наклонилась к ней и тихо прошептала:
— Птсчау чатау, моя Календула.
Пока Мэтти не получила знак, она не могла глядеть прямо в птичьи глаза. Поэтому девочка медленно отвернулась. Слегка взъерошив перья Календулы, она снова повернула голову, опустив глаза. Сперва посмотрела на вытянутые когти, кончики крыльев, коричневую грудку с вкраплениями серого и пурпурного. И вдруг Мэтти почувствовала это. Золотистые полоски, словно тонкие стрелы, осветили ее лицо. Она перехватила взгляд кречета. Девочка посмотрела на птицу и увидела глаза, такие же любопытные, как у нее. Не робкие, а доверительные, умные и готовые на большее. В свете свечи кречет и девочка глядели друг на друга. Как будто двое друзей наконец-то встретились после долгой разлуки.
Для каждого сокольничего есть наиболее трудный момент, когда путы развязаны и птица впервые отправляется в полет. Пройдут часы, недели, месяцы, результат дастся не просто. Сокол будет готов к охоте, но можно ли будет ему доверить? Он полетит за добычей, но вопрос в том, вернется ли к хозяину?
— Чуап чауап птутч (крылышки жаворонка такие вкусные), — произнесла Мэтти.
Через два дня после того, как она сняла с Календулы колпачок, девочка стояла во дворе перед разрушенной башенкой, где раньше содержались птицы. Она держала на веревочке окровавленные крылышки жаворонка. Приманивая Календулу, привязанную за ногу длинной веревкой, она умасливала и подбадривала ее. Было необходимо, чтобы птица взяла приманку.
— Фрин, дарм. Ты прекрасный, сильный кречет. Ты станешь замечательным охотником.
Мэтти внимательно наблюдала за Календулой. Она видела, как темные глаза с тонкими золотистыми полосками следят за движениями приманки. Кречет расправил крылья и ненадолго взлетел, пытаясь схватить лакомство когтями.
Лорд Уильям наблюдал за происходящим из высоко поднятого над двором окна и восхищался своей дочерью. Ее способности оказались просто невероятными. Она заставила кречета летать за приманкой гораздо раньше, чем какую-либо птицу из тех, что видел старый сокольничий. И это не только благодаря ее очевидному таланту общения. Она прекрасно кормила своих питомцев. Каждой птице нужен жир, и поэтому очень трудно следить за идеальным для них весом. Слишком легкая и совсем без жира птица может казаться здоровой, но у нее не будет сил для успешной охоты.
Вечером, когда тени уже протянулись по двору, Мэтти и ее воспитанница все еще резвились, будто ясным днем.
— Она готова, Мэтти! — крикнул сверху лорд Уильям. — Она готова.
— Ты правда так думаешь, папа? — Девочка задрала голову.
— Я это знаю! — воскликнул отец.
«Сегодня жаворонкам крупно не повезет», — думала Мэтти, шагая к лугу с Календулой на плече. Теплые потоки воздуха поднимались вверх; это очень нравится птицам — ведь так они могут парить, не шевеля крыльями. Девочка была взволнована и надеялась, что ей не попадется ни Финн, ни Рич, ни кто-то еще. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь наблюдал за первым свободным полетом Календулы. Сейчас птица была великолепна, расправив свой шикарный коричневый плюмаж. А если бы кто-нибудь пригляделся повнимательнее, то заметил бы фиолетовые полутона, как у зрелых слив.
Мэтти рассчитала все верно. Этот кречет станет первым достойным служить королям или императорам среди соколов. Но при этом он будет только ее.
Девочка почувствовала, как птица завозилась у нее на плече, когда они приблизились к лугу. Это был признак возбуждения. Хотя жаворонков видно не было, Календула чувствовала их присутствие. Потом один из них вылетел из кустов, а затем еще три.
При виде первого же жаворонка вкус крылышек мгновенно пробудился в памяти хищницы. Из ее горла вырвался крик, означавший жажду добычи.
— Хула хула муатч… Чуап чуап птутч, — мягко произнесла Мэтти, развязывая путы. Слова, словно негромкий рокот, поднимались в воздух, и птица ловила их на лету, совсем близко от девичьих губ. — Милая тша. Птсчоу чу чу, прекрасная Календула. Ча ка? Чу шо муап. Мррру шру ча птсчау.
С путами было покончено. Мэтти опустилась на землю, чтобы Календула не поднималась высоко, и полет получился долгим, горизонтальным. За это время птица почувствует свободу. Мэтти подняла руки и дала команду. Календула, не медля ни секунды, снялась с места, сперва скользя над землей, а потом яростно кинулась искать поднявшихся жаворонков. Девочка наблюдала за нею, скрестив руки на груди. И ощущала сквозь кожу перчатки бешеное биение своего сердца. Она даже как будто чувствовала трепетание птицы. Календула не оглядывалась, опьяненная свободой. Было видно, как она круто развернулась в ветерке, колышущем вершины деревьев. Жаворонки почувствовали ее присутствие, хотя она летела очень высоко. Нервно вереща, они нелепо размахивали крыльями на неожиданно пронесшемся потоке воздуха. Когда самый толстый из них оказался на середине поля, Календула устремилась вниз. Ее ноги вытянулись назад, вдоль полуразвернутого хвоста, крылья почти прижались к бокам, маленький острый клюв рассекал воздух. Она неслась словно дротик. Потом полетели во все стороны перья жаворонка и брызги крови. Все произошло так быстро, что у Мэтги на мгновение перехватило дыхание.
Потом она задумалась над тем, что чувствует каждый сокольничий, когда впервые отпускает птицу в свободный полет. А что, если кречет улетит навсегда? Вернется ли он на свист хозяйки? Или же она потеряла птицу?
