К исходу четвертой луны рать Корэмори вступила в край Этидзэн, тотчас обнаружив, что очутилась на берегу огромного озера. На другом его берегу, в окружении горных кряжей и отвесных скал стояла крепость Хиути с обороной из шести тысяч воинов Минамото.
— Что делать? Лодок мы не захватили, — сказал Корэмори брату деда, Таданори, — да и, корабельщиков тоже. Как же нам перебраться?
— Верно, у противника есть лодки для собственных нужд, — ответил старый Таданори. — Так подождем, пока они не переправятся к нам сюда. А там наши лучники легко их одолеют.
Корэмори счел совет разумным, и потому приказал дружине стать лагерем на берегу и дожидаться неприятельской вылазки. День за днем они ждали, однако из Хиути так и не вышло ни одной лодки. Наконец часовые Тайра заметили лучника на другом берегу. Он прицелился и выстрелил в сторону лагеря, но то была не гудящая стрела, возвещавшая начало битвы. К древку было прикреплено послание, которое вскоре доставили Корэмори. Оно гласило:
«Озеро это не природный водоем, а временная запруда. Ее создает плотина к югу от крепости. Как стемнеет, пошлите своих воинов ее разрушить, а днем переходите — вода спадет, и озеро станет не глубже горного ручья. Коням здесь переправа хорошая, так что доберетесь без промедления.
Писано Саймэем, управителем храма Хэйдзэндзи».
— Превосходное известие! — воскликнул Корэмори. — У нас есть союзник в стане Минамото! — Не дожидаясь ночи, он отрядил людей разобрать плотину, и очень скоро озеро обмелело настолько, что конники Тайра смогли перебраться по нему, точно посуху.
Шесть тысяч защитников крепости бились на славу, но Тайра превзошли их числом. Минамото были вытеснены из Хиути и попытались укрепиться севернее, в краю Kara. Однако рать Корэмори нагнала их и разбила уже в новых оплотах.
Окрыленный победой, Корэмори направил дружину в горы близ Тонамиямы. готовясь дать бой в прибрежной долине у их подножия. Тем временем его соглядатаи доложили, что к ним на север движется могучее войско Ёсинаки. И верно: вскоре в долине были замечены всадники с белыми стягами, и такие же знамена мелькали у Черного холма, Куродзака. Поэтому Корэмори велел своим людям спешиться, пустить коней отдохнуть и попастись, чтобы самому хорошенько обдумать следующий шаг.
Той ночью в походный шатер Корэмори явился лазутчик с тревожными новостями.
— Здесь неподалеку есть святилище Хатимана, которого Минамото почитают покровителем. Я говорил с одним из тамошних служек, и он рассказал, будто бы Ёсинака успел помолиться перед боем. В ответ на его молитву, по словам служки, с крыши святилища слетели три белых голубя. Все, кто был рядом, истолковали это как знак божественного благоволения.
Корэмори вздохнул.
— Дед тоже рассказывал мне о белых голубях, явившихся полководцу Ёситомо. Хатиман, бесспорно, могущественное божество, но в годы Хэйдзи Ёситомо его защита не слишком помогла. Будем надеяться, не поможет и Ёсинаке.
Поутру же Тайра, проснувшись, обнаружили войска Минамото всего в трех тё[71] на поросшем сосняком склоне.
— Должно быть, подобрались ночью, — пробормотал Корэмори в изумлении. — Как же им удалось так тихо прокрасться?
— Эти края им хорошо знакомы, — ответил старый Тадано-ри. — Верно, обмотали конские копыта тряпьем, чтобы заглушить цокот.
Корэмори никак не мог определить, сколько у Минамото воинов, поскольку те хорошо укрылись между деревьями.
— Почему они не нападают?
— Возможно, их рать невелика и они ждут подкрепления из долины. Или попали сюда случайно и решили понаблюдать.
— К счастью для нас. Пусть часовые в долине тотчас доложат, если заметят войска Минамото на подходе.
— Всенепременно, господин командующий.
Корэмори смотрел, как Минамото глазеют на его людей, пока те наскоро облачаются в доспехи. Лучники Тайра приладили луки, конники отвязали и оседлали коней, пешие вооружились нагинатами и взяли по щиту. Однако воины Минамото ничем, кроме устроения заградительного вала на опушке сосняка, не выдали враждебных намерений. Только в полдень из-за крепи показался отряд в пятнадцать вооруженных конников. Они выехали на несколько кэнов вперед и пустили в сторону Тайра гудящие стрелы.
— Ну, началось. — Корэмори услышал ворчание тех, в кого угодили тупые наконечники, — никого серьезно не ранило. Потом он велел пятнадцати лучникам Тайра выпустить ответный залп, а следом вскочил на коня, дожидаясь, когда воины начнут выкликать свои имена. «Хотел бы я знать, бросит ли Ёсинака мне вызов. То-то слава мне будет, если я сниму его голову. Никто больше не скажет: „Вон-де воевода, который бежал от уток“».
Однако, сколько Корэмори ни ждал, вызова не последовало. Вместо этого Минамото выслали еще тридцать лучников с гудящими стрелами.
— Что за глупость? — вскричал Корэмори. — Они ведь уже объявили о намерении сражаться! Почему не начнут?
— Тянут время, — ответил старик Таданори. — Хотят уморить нас прежде, чем прибудет подкрепление.
— Но часовые докладывали, что с моря никаких войск не видно!
— Быть может, Ёсинака желает убедить нас в обратном? Корэмори видел, как воины Минамото рвались в битву и как полководцам с вассалами приходилось удерживать знатных конников на месте. Он тоже послал тридцать лучников им навстречу.
Потом Минамото выслали пятьдесят, и те снова осыпали противника гудящими стрелами.
«Ага, — подумал Корэмори, — я понял. Перед нами — лишь малая часть их полков. Она была послана раззадорить нас в надежде, что мы нападем первыми и погоним ее в горы. Минамото, верно, хотят вынудить нас разрознить дружину, чтобы с легкостью одолеть. Лишь таким путем малое войско может справиться с такой ратью, как у нас. Однако Ёритомо при Исибасияме эта уловка не помогла. Не сработает и сейчас для Ёсинаки».
Итак, Корэмори успокоился и стал забавляться игрой: вышлют лучников Минамото — и Тайра выставляют столько же. Своим самураям он запретил вызывать противника на бой, и, судя по всему, Минамото поступали сходным образом. День клонился к вечеру, а стычка с врагом превратилась в состязание императорских стрелков.
С наступлением сумерек Минамото отступили в глубь леса, развели походные костры. «Ха! — сказал себе Корэмори. — Они сдаются! Поняли, что мы не попадемся на их хитрость». Тогда и Тайра разошлись по шатрам, разобрав щитовую заграду. Корэмори залюбовался оленями, что бродили по склонам холмов, заслушался шумом горного ветра в сосновых ветвях… но стоило ему поднести ко рту рисовый колобок, как дол огласился боевым кличем и бряцаньем гонгов. Горные уступы теперь были усеяны людьми, а не оленями, и каждый нес белый флаг, почти сияющий в вечерней полутьме. Когда же неприятель зажег факелы, вся долина оказалась в огненном кольце.
