— Будьте осторожны, — неведомо зачем предупредил Берд. — Они могут появиться с любой стороны.
— А если меня убьют? — спокойно поинтересовался я, словно речь шла о чем-то будничном.
— Обещаю, путник, мы тебя похороним по всем обычаям, — отозвался Берд.
— Многообещающе, — благодарно улыбнулся я. — Вы очень добры.
Он повернул ко мне голову. Шлем его тускло мерцал в скупом сумраке. Глаза его утопали в густой тени, но я прекрасно их видел — столь ярко горели они желанием. В минуты опасности желания наши обостряются. И сводятся к простому — выжить и уцелеть. По крайней мере, для людей так. Воин, понизив голос, сказал:
— Будь готов. Отходим строго по моему крику. Не раньше.
— А если убьют тебя? — осторожно полюбопытствовал я.
— Меня никак не убьют раньше, чем тебя, путник, — уверенно усмехнулся Берд. — Словом, не зевайте. Диркот, если что — прикрывай его. Уж очень он веселый, жаль терять такого шута. До границы еще далеко, он позабавит нас своими шутками.
— Хорошо, — мигом согласился второй воин. — Мне тоже будет жаль расставаться с ним.
Я гордо надулся, выпятил грудь, поправил берет.
— Ну вот, наконец, признали значимость своего барона.
Они улыбнулись, но следом отвернулись и принялись осматриваться.
Шаг за шагом мы продвигались вперед. Дорога полого уходила вниз. Здесь оказалось гораздо темнее, чем там, где остался отряд. Наверняка тут и днем стоит полумрак. С обеих сторон густо разрослись кусты орешника и ольхи, покатые склоны поросли высокими стволами дубов, буков и грабов. Над головами шелестели далекие кроны, выделяясь на фоне догорающего неба пышными шапками. В их шепоте чувствовалась тревога и предостережение. Но с тем же они манили и манили дальше.
Берд и Диркот посматривали по сторонам, стараясь не выдавать своей настороженности. Они пытаются выглядеть спокойными, однако напряжены до предела. Я прислушался. Из-под кирас доносился едва уловимый стук сердец. Он учащался с каждым шагом. Да, они бывалые и хладнокровные воины, но все равно в минуту опасности сердце любого начинает стучать быстрее. Потому как оно гонит кровь. Кровь же несет желание. А в минуту опасности желания обостряются, и порой человек действует помимо своей воли.
Благо не человек я.
Деревья тонули в приливе океана тьмы. Подкрадывалась ночь, спеша накинуть на мир черную шаль. Ночью все краски едины. Мир темен и мрачен. Потому ночь стала символом всего ужасного и зловещего. Хотя на самом деле то символ неизвестности. Недаром ведь невежество сравнивают с тьмой, а познание со светом. Когда ты видишь — то знаешь. А раз знаешь, можешь использовать себе на благо. Во мраке же можно угодить в яму, которую днем не задумываясь обошел бы. Или в иную беду.
Но подобное справедливо, если не дано видеть во тьме. Люди не видят ночью, потому как привыкли смотреть глазами. Если же взираешь на мир взглядом желаний, то видишь гораздо больше. Если умеешь их чувствовать, то тебе не важно, день вокруг, или ночь.
Я прислушался. Тихо. Присмотрелся. Тьма. Принюхался. Пахнет вечерним лесом.
Берд и Диркот тоже пристально осматривали лесистые склоны. Слышали они плохо, сквозь толщу шлема и подшлемника. Зато шальная стрела им уже не страшна. Если только лучник не умеет бить в полной темноте с сотни шагов точно в глаз. Но подобное мастерство — удел немногих.
Через некоторое время впереди показалось черное нагромождение. Вот оно, то самое дерево. Оно лежало поперек дороги и походило на гигантскую змею. Воины мигом подобрались. Кони, почуяв настроение хозяев, тоже захрипели и зафыркали. Рука Берда непроизвольно опустилась на меч, Диркот снял с седла арбалет. Я усмехнулся, глядя на их приготовления. Берет снова пополз в бок, я снова его поправил. Как он мне надоел!
— Глядите в оба! — прошептал Берд. Глаза его горели, словно у хищника, хотя внешне ничего не изменилось. Просто желания распаляли внутренний огонь, присущий каждому.
— Слышал, Диркот, — тихо, но весело позвал я. — Гляди в оба.
Диркот мрачно сверкнул единственным глазом.
— Путник, сейчас не время для шуток, — разгневанно процедил Берд.
— Шутить можно всегда, — уверял его я. — На самом деле то лишь отношение к жизни.
— Тихо! — прервал нашу перепалку Диркот. — Мне кажется, я что-то слышу.
— Ты ж в шлеме, — напомнил я, указывая на его высокий островерхий шлем, с наклоненной назад макушкой. По низу к нему была пришнурована толстая кожаная полоса. К ней, в свою очередь, крепилась небольшая кольчужная бармица, укрывающая шею. Забрала он не имел. — Как ты можешь слышать?
— Я тебя сейчас прострелю, — Диркот погрозил арбалетом. — А барону скажу, мол, разбойники.
— Молчу, молчу, — я поднял и скрестил руки. — Просто… я давно их уже вижу. Посмотрим, на что способны вы…
— Ты их видишь?! — качнулся ко мне Берд, хватая за руку. Я мгновенно оценил, какая у него сильная кисть. — Так чего молчишь?!
— Так вы мне всячески рот затыкаете, — с обидой шмыгнул я носом.
— Где они?! — тяжело дышал Берд.
— Впереди.
— Точнее?!
Я небрежно высвободил руку. Он понимающе разжал пальцы, и отстранился. Я сомкнул глаза и сосредоточился. Краски померкли, звуки притихли, запахи улетучились. Остались лишь желания. Но они настолько ярки, что никакие иные чувства не передадут столь полно и достоверно всю истину.
Поваленное дерево приближалось. Уже стало видно — это старый граб. Причем пня я так и не разглядел. И глупцу ясно — дерево сюда притащили. Умный же при этом видит еще и желания тех, кто тащил его сюда. И чувствует то, чего ожидают они от своего желания.
Я улыбнулся. Повел носом, прянул ушами. Пахло напряжением и ожиданием. Пространство вокруг словно натягивалось — явно слышался тихий скрип. Он силился с каждым нашим шагом и звучал угрожающе. Я улыбнулся еще шире.
И вдруг увидел их. Нет, глаз я так и не распахнул. Зато отчетливо стали слышны чужие желания. Они пахли, они сияли, они звенели, они покалывали кожу. Но точнее сказать — они были. И я их чуял.
Несколько человек притаились рядом с деревом, в темных кустах. Они ничем не выдавали своего присутствия, поэтому ни Берд, ни Диркот их видеть не могли. Зато видел их я. Потому как их желания разгорались все ярче, по мере нашего приближения. Выше по склонам, с обоих сторон пряталось еще десятка три. Словно искры от костра, сияли они в ночи. Желания предательски выдавали своих владельцев. Мне вспомнились старые сказки про фей, которые светились в ночи и оставляли искрящийся след. Мрачный и угрюмый лес превратился в волшебную обитель загадочных светлячков.
