— Ложись в постель, — сказал он тихо. Я повиновалась. Он снова сел рядом, налил вино в два бокала и протянул один мне.
— Разве вы не запрещаете мне пить алкоголь? — удивилась я.
— Сегодня можно, — он прикоснулся краем своего бокала к моему. Я отпила большой глоток. — Прости. Я не думал, что мой вид во время ритуала настолько шокирует тебя.
Я залпом осушила свой бокал. Сокол тут же наполнил его снова. Он что, напоить меня хочет? Во все тяжкие пуститься решил? Я отпила еще немного. Вино потихоньку начинало опьянять, помогая расслабиться.
— Дело не в этом, — сказала я наконец. — Да и не смотрела я на вас почти.
— А в чем тогда? Тебя напугали цепи? — я поморщилась. Если бы дело было в них…
— Меня смутило не то, что вы… а то, что я… это… — способность связно излагать мысли вино не вернуло. — Что вы меня видели, — я вспомнила, как медленно и аккуратно он снимал бинты. — Всю.
— Не волнуйся. Я ведь не первый век живу, — он протянул было руку, чтобы погладить меня по голове, но тут же отдернул. — Я и не такое видел.
— Было бы хоть на что смотреть, — проворчала я тихонько. Но Сокол услышал, вскочил с места и вышел в гостиную. Вернулся он с зеркалом, которое снял со стены.
— Не знаю, кто сказал, что ты некрасивая и глупая, но зря ты в это поверила. Посмотри на себя.
Он сел на кровать и поставил зеркало мне на колени. Я искоса взглянула туда. Что со мной стало?
У меня глаза тоже, можно сказать, рыжие. Светло-ржаво-коричневые. Точнее, были такими. А сейчас стали яркими, желто-оранжевыми, как у кошки. И волосы будто ярче. Огненнее.
— Мои глаза… они цвет поменяли!
— Скорее, вернули настоящий. Ты теперь похожа на тигренка, — он покосился на мой несчастный пеньюар. — Только эти кружева тебе совсем не подходят. Где ты видела тигренка в кружевах?
Я еле сдержалась, чтобы не огреть его чем-нибудь тяжелым. Тем более, что вино сделало меня храбрее.
— Я не ребенок!
— Конечно же нет! — проворковал Сокол, унося зеркало. — А теперь давай-ка я погашу свет, и ты будешь баиньки.
Бокал полетел ему вслед, разбрызгивая остатки вина. Сокол поймал его, не оборачиваясь. Свечи погасли.
— Ложись спать, Йована. Набирайся сил перед дорогой. И смотри сны.
Я фыркнула и отвернулась к стене, злясь на него. Какой я ему тигренок! Я маг, допущенный к практикам! И не самый слабый. Ничего, господин симпатичная попка, ты меня еще узнаешь. Я не я, если буду все это терпеть. Вот приедем в столицу, сбегу. И без твоей науки справлюсь. Вернусь к тебе госпожой Иванкой, тогда и поговорим.
Казалось, что я всю ночь не усну, но вино и мягкая перина делали свое дело. Я успокоилась и задремала…
Иногда мне кажется, что за окном не дождь моросит, а льется серая краска. Все стало серым: небо, забор вокруг приюта, полоска моря за забором, земля, трава и камни. Оттенки разные, а цвет один.
Осталось только одно цветное пятно на всем свете. Мои рыжие волосы. «Ты вечно ревешь, вот они и заржавели,» — сказал как-то раз отец. А я поверила и научилась плакать без слез. Глупо. Мастью я в него пошла, его волосы и борода оранжевые, как морковь.
Дождь, снова дождь… Как мало здесь солнечных дней. Мне почти всегда грустно.
Чайка. Белая-белая, кажется, что она светится. Их много на нашем острове. Могли бы улететь отсюда в любой момент, а они остаются, глупые.
Говорят, я скоро отсюда уеду. Меня и еще нескольких старших девочек заберут в Университет, учить настоящей магии. Совершенно точно известно, что маг-наставник уже выехал за нами. Если это правда, то я уеду еще до своего дня рождения.
Я повзрослею в пути. Забавно, правда?
Однажды я научусь колдовать. Я способная, я точно знаю. Превращу себя в белую птицу и смогу улететь туда, куда захочу. Когда-нибудь я отращу себе крылья.
Что это? Я села, озираясь. Комната в таверне. Фортице. Вокруг ночь, только через щель в занавесках ложится на пол тусклый свет. Я давным-давно уехала из приюта. Это был… сон?
— Все в порядке, — раздался голос Сокола. Он сидел на своей кровати с раскрытой книгой. У него ночное зрение? Надо попросить, чтоб и меня научил. — Это всего лишь сон.
— Да, — я зевнула. — Просто я уже забыла, какие они, сны… А почему вы не спите?
— Слежу за тобой.
— И вы что, каждую ночь вот так будете? — мне стало неловко.
— Пока не научишься себя контролировать. Если, конечно, ты не разрешишь мне посещать твои сны. Тогда я тоже смогу…
— Нет! — перебила я в ужасе. Мне сегодняшнего ритуала хватило.
— Нет так нет. Я не собираюсь этого делать без твоего согласия. Спи, завтра весь день будем ехать через горы.
Дважды говорить не понадобилось. Я упала на подушки и провалилась в небытие до самого утра.
ра.
8
Вопреки моей абсолютной уверенности, что раньше обеда бьорнландцы в себя не придут, когда мы спустились, чтобы позавтракать, они уже были в полном сборе.
— Утречко, милостивый господин! И вам, госпожа! — приветствовал один из них, когда мы присоединились. — По пиву, или чего покрепче хотите для бодрости?
— Пожалуй, закажу их особую настойку, — ответил Сокол, сдерживая зевоту. — С кофе будет то, что надо, чтоб проснуться.
Сидящие напротив бьорнландцы обменялись насмешливыми взглядами. Один мне подмигнул. Это о чем они подумали? Я нахмурилась. Позволят себе хоть одну сальную шутку — испепелю. Колдунья сегодня не в настроении.
Девушка с декольте, почти не скрывавшим ее внушительных достоинств, принесла нам по чашке густой ароматной похлебки, кофе для Сокола и стакан подогретого молока, который поставила передо мной. Да он что, издевается? Я открыла было рот, чтобы высказать, наконец, все, что думаю по поводу такого обращения, но при всех постеснялась. Не хватало еще, чтоб и бьорнландцы начали надо мной потешаться.
После завтрака Густав напомнил об обещании Сокола помочь в исцелении недуга. Мы поднялись в одну из комнат. Оказалось, беспокоил островитянина вовсе не зуд. Да и вообще, в лечении нуждался кое-кто другой.
— Тебя успели научить основам первой помощи? — я кивнула. О том, что наносить раны мне всегда удавалось лучше, чем исцелять их, решила умолчать. — Пойдешь со мной, будешь помогать. Заодно проверим, насколько хорошо ты усвоила эту дисциплину.
Эх, кто бы ты ни был, неизвестный больной, надеюсь, после моего врачевания ты выживешь. Вслед за Соколом я вошла в комнату. Лежавший на кровати мужчина при нашем появлении сел, опустив на пол босые ноги.
Нет, не мужчина. Мальчишка. Едва ли намного меня старше. У него были темные, неровно остриженные волосы и черные, как ночь, глаза. Ресницы длинные, густые — любая девчонка позавидует. Выглядел он изможденным. Щеки ввалились, резко очертив широкие скулы. Несмотря на смуглую кожу было видно нездоровую бледность. Рубаха висела на острых плечах.
Но самое странное, что я не видела его ауру, как ни присматривалась. Такое чувство, будто передо мной не человек, а неодушевленный предмет. Хотя даже на вещах есть некий отпечаток, след их хозяев, энергия материи, из которой они сделаны. А тут… ничего. Пустое место.
Первый раз такое вижу.
— Вот, господин маг, племянничек мой, — сказал Густав, показывая на парнишку. Тот подобрался и покосился на Сокола злобно и подозрительно. — Животом мается. Что ни сожрет — блюет да дрищет, простите, барышня. Еле ноги волочит. Может, подсобите на ноги поставить, а? Боюсь, как бы не загнулся в пути. А ждать мы не можем.
Племянник? Я перевела взгляд со смуглого, худенького парня на коренастого блондина Густава. Если они и родственники, то внешне это ни капельки не заметно. Сокол приблизился к больному. Тот зыркнул на него с такой ненавистью, что я испугалась, как бы он моего наставника не укусил. Он безумен, что ли?
— Что скажешь, Йована?
— Странно как-то. Не знаю, почему, но я его вообще не чувствую…
— Верно. Потому что молодой человек невосприимчив к магии.
