Девушка, по опыту зная, как могут выглядеть «царапины» Алька, торопливо ощупала его живот и бок. Но на этот раз саврянин не храбрился: ранка оказалась совсем пустячной, Рыска на кухне порой сильнее резалась.
– Альк… А как же теперь… – спохватилась она, пятясь.
– Никак, – ровно ответил саврянин, отряхивая клинки. – Подай-ка ножны.
– А вдруг бы…
– Нет. Он врал. Или мне, или себе.
– Точно? – Рыска пошарила по полу, почти сразу наткнувшись на рубашку. Ножны пришлось искать дольше, они отлетели почти к стене.
– Точнее не бывает.
– Откуда ты знаешь? Ты ж говорил, что дара здесь нет!
– Это не дар. – Саврянин наугад протянул подруге руку. – Это мозги. Уверяю тебя, их вполне хватило для верного выбора.
В день травли чужой крысы все члены стаи относятся друг к другу раздраженно и недоверчиво.
Там же
Жар сидел у костра нахохленный и злой. Челюсть у него опухла и ныла, даже цигарку смолить больно. После «мизантропа» не очень-то и хотелось, но больше делать было нечего – с руганью нарезать круги у входа парень устал. К тому же зловредные саврянские комары разделяли отвращение Алька к курению и с недовольным писком вились за пределами дымного кокона.
Путник относился к ожиданию куда спокойнее. Сначала листал маленькую пухлую книжицу в потертом переплете, потом достал из сумки перо с чернильницей и стал что-то дописывать в конце, чутко вскидывая голову на шум. Но тот приходил большей частью с реки, невидимой за деревьями, а не из пещер.
– В тайной службе, что ль, подвизаетесь? – без особого интереса спросил Жар, щелчком отправляя окурок в костер. Комары взвыли от восторга. – Отчет им кропаете?
– Нет, – рассеянно ответил путник на оба вопроса. – Это для себя. Ну и для Пристани, когда будет что показать.
– А чего строчите-то? – Подглядеть вор не пытался: все равно читать не умеет. Эх, Рыска ж сто раз предлагала научить… Если все обойдется, то непременно согласится! Сам попросит! Лишь бы обошлось…
– Наблюдения.
– Гляжу, много уже наблюли?
Крысолов усмехнулся.
– Это мои заметки о путничьем даре, – пояснил он. – Предположения, откуда он берется, размышления о его сути, смысле и цели. И… исключения.
– А Альк с Рыской у вас навроде крыс у лекаря? – прозорливо заметил Жар. – Сдохнут – значит, слишком густо снадобье заварил?
– У крыс нет выбора. А у твоих друзей – есть. И я не мешаю им его делать.
– Угу, только убить грозитесь, если ошибутся, – мрачно поддакнул вор, забывчиво хлопнувший по комару – и несчастной челюсти.
– Если бы ты видел то же, что и я, то предпочел бы пресечь саму возможность ошибки.
– А сейчас не боитесь?
– Боюсь, – со вздохом признал путник.
– Но верите в своего ученика? – предположил вор. – Что он все сделает правильно?
– Верить в Алька?! – Крысолов в шуточном ужасе закатил глаза. – Это все равно что верить в ураган, нашествие саранчи или лично Сашия. Я верю только, что он сделает. А дальше нам остается только молиться.
– Но что в них с Рыской такого особенного?
Путник отлистнул книжку на несколько страниц назад, задумчиво поглядел на разворот, не читая, а будто размышляя: просто не ответить или ответить и убить, чтоб никому не разболтал.
– Она не пытается подчинить себе «свечу» даже в мыслях. А он добровольно одалживает ей свой дар. Видно, поэтому их связка и обрела такую силу. Удача, как и птица, не любит сидеть в клетке. Сколь бы высоким ни был потолок, для свободного полета ей нужно небо. – Путник одобрительно двинул бровями, обмакнул перо в чернила и принялся записывать красивую мысль.
– И чего, такое впервые за всю историю Пристаней произошло? – не поверил Жар. – Все путники жадно вцеплялись в эту треклятую «свечу», а она так же яростно противилась?
– Нет. – По лицу Крысолова скользнула тень. – Не впервые. Думаешь, нам самим нравится терять учеников и друзей? Мы уже веками ломаем головы, как этого избежать.
– А что тогда мешает вам лепить путников-«свечей» по обоюдному согласию? Или боитесь, что такие ученики живо вас с трона скинут?
– Ты забываешь о еще одной заинтересованной стороне.
– Какой?
Путник молча положил перо между страницами и пробежался пальцами по бедру – будто маленькими шустрыми лапками.
* * *
На ночлег работники укладывались поздно, прежде в это время уже третьи сны глядели. Ветер уволок с острова дым, но тревожный запах остался. Гореть-то тут больше нечему, камыш – зелень одна, ивняк тоже в самом соку, от закатившегося уголька не займется. Да и откуда угли после сена? Пламя стеной стояло, а на его месте только два черных пятна осталось. Но поди объясни это свербящему внутри червячку.
Особенно неспокойно почему-то было Цыке. Уж он по-всякому ложился: и на спину, и лицом к костерку, и задом, но Саший продолжал щекотать его соломинкой. Попеременно вспоминались то лица побитых и обкорнанных саврян, когда их плот отпихивали от берега, то стоящая в воротах Фесся – зареванная, растрепанная, чем-то неуловимо на них похожая. Может, незаслуженной обидой на него, Цыку?
Батрак сердито ударил кулаком по скатанной в трубку безрукавке, заменявшей подушку. Не надо ему ни сена, ни тсарской милости, как-нибудь и так проживет! Лишь бы домой поскорее отпустили.
Мимо, насвистывая, прошел йожыгский возница. Рожа у него была довольнющая: до пожара, с милостивого разрешения знаменного, успел кинуть в телегу несколько охапок сена и прикрыть рогожкой, чтоб не разлеталось. Только оно и уцелело. Остальные глядели на мужичка кисло, с завистью, хотя пара-тройка тючков все равно бы их не утешила: вот целый стог – это да! Возница же радовался малому и в конце концов огреб-таки по шее, под предлогом: «Спать мешаешь, окаянный!»
Спустя лучину Цыка наконец начал задремывать, но тут его внезапно дернули за рукав.
– Чего? – вскинулся батрак, приняв неслышно подкравшегося человека за вора.
– Тихо ты, – шикнул Мих, и Цыка с изумлением заметил, что друг как будто вовсе не ложился. Или собраться успел, вплоть до объемистого мешка за плечами. – Уходить отсюда надо. Я нашел, где белокосые лодчонку в камыше спрятали, – чернобородый кивнул в ту сторону, – припасов в обозе хватанул – тех, хо-хо, что нам весь месяц недокладывали… Ты со мной?
– Ты что! – испугался Цыка. – Если поймают – повесят!
– Вот еще! Кто ж рабочую скотину вешать станет? Плетей дадут, и все.
– Тоже не мед…
– Паутиной замажешь – подживет.
– А кольца? – тряхнул рукой батрак. На тсарских харчах да работах он похудел, и железяка легко крутанулась на запястье. – По ним же сразу беглого признают!
