— Это кольцо попало мне в руки из-за гонцов Изгарда. Мне кажется, я здесь, чтобы противостоять им.
— В самом деле? — Аввакус почесал гладко выбритый подбородок. Глядя на его обнаженные руки, Тесса подумала, что, несмотря на возраст, старик, должно быть, еще силен. Ни капли жира, одни мускулы.
Она ждала, чтобы Аввакус подтвердил то, в чем она была н без того уверена. Но он хранил молчание. Свет становился все более тусклым. Все в пещере, даже тени, приобрело зловещий кроваво-красный оттенок. Откуда-то снова вылез краб. Вода перестала капать. Запах сыра смешивался с горьковатым запахом морской соли. Хотя Тесса лежала у стены пещеры, она внезапно почувствовала себя так, словно ее тащит на середину. Это благодаря кольцу. Куда она, Тесса, ни пойдет, где бы ни окажется, все равно попадет точно в центр, в самую гущу событий.
Молчание длилось целую вечность.
Тесса размышляла. Перебирала в уме все, что знала о Дэверике, о гонцах, об Изгарде Гэризонском. Мысленно возвращалась назад, в прошлое, проверяя, не упустила ли чего. В тот день на кухне у матушки Эмита, рисуя узор, она не сомневалась, что призвана уничтожить гонцов. Она разглядывала причудливо изогнутый золотой ободок на ладони. Может быть, дело не в самих гонцах и не только с ними ей предстоит бороться. Возможно, главный ее противник — сам Изгард. Неожиданно мысли ее снова обратились к Райвису и Кэмрону. Оба они считают своим долгом способствовать низвержению гэризонского короля. Может быть, это и ее обязанность тоже? Ведь не зря же все они были сведены судьбой именно в тот день, когда она нашла кольцо.
— Может быть, я должна противостоять не только гонцам, но и тому, кто стоит за ними.
Аввакус прищелкнул пальцами:
— Да. Нет. Возможно.
У Тессы вновь возникло ощущение, что она надоедает старику пустой болтовней.
— Если вам известен ответ, почему бы не сказать мне? — не без раздражения спросила она. — Я проделала долгий путь только для того, чтобы повидаться с вами. На меня напали, меня преследовали и чуть было не прикончили. Я покинула друзей, которых люблю и о которых беспокоюсь, а вы сидите тут, молчите как пень и напускаете на себя таинственный вид. Распадающиеся миры, какие-то никому не понятные цели, эфемеры — расскажите же мне, наконец, в чем дело! — Она даже не успела договорить, а задор ее почему-то пропал. На Тессу навалилась смертельная усталость. Против воли она снова вспомнила Райвиса, таким, каким видела его в последний раз в килгримской гостинице. Все ссадины и порезы на теле вдруг заболели, да так сильно, что на глаза навернулись слезы.
Когда Тесса заговорила опять, голос ее звучал совершенно спокойно, словно она взяла себя в руки.
— Пожалуйста. Это кольцо привело меня сюда из совершенно иного мира, возможно, одного из тех, что откололись во время Распада. Не знаю. Знаю одно: я перенесена сюда с какой-то целью. Дэверик вызвал меня. Мне надо выяснить зачем. До сегодняшнего дня я думала, что должна победить гонцов и узорщика, который превращает их в чудовищ. А теперь вы, по-видимому, хотите сказать, что я ошибаюсь. В чем же дело? Если я упустила какую-то деталь в этом узоре — поправьте меня. Пожалуйста.
Аввакус сидел очень тихо. Когда замолкли последние отзвуки пылкой Тессиной речи, он несколько раз моргнул, так медленно, точно веки его вдруг налились свинцом. Потом глубоко, очень глубоко, вздохнул и заговорил:
— Мне восемьдесят два года, милая девушка. Восемьдесят два. И семьдесят из них я считал Остров Посвященных своим домом. Впервые я попал сюда мальчонкой — учиться писать. Так поступали многие. Святые отцы учили ребят грамоте. В те дни у меня и в мыслях не было становиться узорщиком. Ничего подобного. Я хотел быть астрономом, смотреть в подзорную трубу и рисовать карты ночного неба. — Аввакус с неподдельным участием и теплотой улыбнулся Тессе. — Моим мечтам не суждено было осуществиться. Как только святые отцы обнаружили, что у их ученика есть способности к этой возни с перьями, чернилами и пергаментом, они решили, что не отпустят меня. Мне на роду написано стать великим каллиграфом, сказали они. Узорщиком, не уступающим Фаскариусу, Мавеллоку и Илфейлену. Мне пришлось остаться, пройти обучение, принять монашеские обеты. — Улыбка на лице Аввакуса увяла. — Мы обладаем значительной властью на этом острове и, если считаем, что человек нам подходит, превращаем его в свою собственность.
Тесса посмотрела на изуродованный палец Аввакуса. Старик заметил ее взгляд, но не сделал ни малейшей попытки спрятать руку.
— Святые отцы преисполнены любви и страха, — продолжал он. — То есть не только они — все обитатели монастыря, но они особенно. Если сейчас ты вернешься в обитель, то скорее всего найдешь отца Иссасиса распростертым на полу храма. Он вымаливает у Господа прощение за то, что солгал тебе. Во многих отношениях он неплохой человек. И сравнительно честный.
— Он вышел встретить меня у ворот, — пробормотала Тесса, — показал мне келью. Ту самую келью, в которой на меня напали. — При воспоминании о неведомом чудовище, о том, как тяжеленная туша наваливалась на нее, Тессу передернуло. Да еще этот запах, этот жуткий рев... Точно сама Тьма ополчилась на нее.
— Отец Иссасис не насылал на тебя никаких чудовищ. Это не в духе святых отцов, — возразил Аввакус. — Угроза исходит из другого места.
— Но что, если нападение произошло при попустительстве отца Иссасиса? — предположила Тесса и по печальному лицу Аввакуса увидела, что он допускает такой вариант.
— Надеюсь, что нет. Надеюсь ради блага этого Острова.
— А между Островом и кольцом существует какая-то связь? — Тесса не собиралась спрашивать ничего такого. Под взглядом Аввакуса слова сами срывались с языка.
Старик кивнул, едва заметно, но кивнул.
— С помощью узоров можно получать новые и новые знания. Я понял это очень быстро. Надо только следовать правилам и соблюдать определенные пропорции — и ненужная шелуха спадет, тебе откроется суть вещей. Ты сможешь проникнуть в прошлое, то есть изучить, познать то, что осталось от него. Я не просто рисовал узоры — я хотел найти истину. — Аввакус осекся. Тесса заглянула ему в лицо. Печальные глаза старика вдруг задорно, по-молодому блеснули. — Это было моим призванием, моим талантом и причиной моих несчастий. И несчастий Эмита тоже. Хотя он был очень молод и плохо понимал, что делает, святые отцы наказали и его. Они разделили нас и выслали Эмита — ведь он еще не принадлежал им душой и телом. Еще не совсем. Год-другой — и не исключено, он вступил бы в число братии. Но они решили отпустить его. А я... — Аввакус махнул изуродованной рукой.
— Они перерезали вам сухожилие? Чтобы вы больше не могли рисовать узоры?
