— Он метнулся обратно к телу Эндике и присел подле него, встал на колени сначала так, потом этак, наконец принял по его мнению наиболее драматичную позу, как раз когда ворвался Сезария.
— Господний выдох! — он увидел два трупа, следом впихнулся Виктус с расширенными зрачками.
— Эндике! — Коска жестом указал на меч Риграта, по прежнему там, где он его оставил. — Пронзил! — По его наблюдениям люди при потрясениях часто высказывают очевидное.
— Кто-нибудь приведите хирурга! — проревел Виктус.
— А лучше жреца. — Ишри в развалочку пересекла шатёр им навстречу. — Он мёртв.
— Что произошло?
— Полковник Риграт заколол его.
— А ты нахрен кто?
— Ишри.
— У него было великое сердце! — Коска тихонько дотронулся до лица Эндике, с его глазами-гляделками, провалом рта и пятнышками крови. — Настоящий друг. Он шагнул и встал на пути удара.
— Эндике? — Сезария выглядел неубеждённым.
— Он отдал жизнь… чтобы спасти мою. — Голос Коски в конце захрипел и оборвался, и из уголка его глаза брызнула слеза. — Спасибо Судьбам, что сержант Дружелюбный двигался так быстро — иначе я бы тоже был готов. — Он стукнул Эндике в грудь, кулак хлюпнул по тёплому, пропитанному кровью кителю. — Я виноват! Я виноват! Всё из-за меня!
— Ну почему? — прорычал Виктус, сверкнув взглядом на труп Риграта. — В смысле, почему этот гад так поступил?
— Я виноват! — причитал Коска. — Я взял деньги у Рогонта, чтобы не участвовать в битве!
Сезария и Виктус обменялись молниеносными взглядами. — Вы взяли деньги… чтобы не участвовать?
— Громадную кучу денег! Их, кончено же поделят по старшинству. — Коска махнул рукой, будто бы теперь это напрасный пустяк. — Надбавка за риск, каждому, гуркским золотом.
— Золотом? — прогрохотал Сезария, брови поползли вверх, словно Коска произнёс волшебное слово.
— Но я бы всё утопил в океане за одну лишь минуту с моим старым другом! Снова услышать его речь! Увидеть его улыбку. Больше никогда. Навеки…
Коска смахнул шляпу, осторожно положил её на лицо Эндике и склонил голову. — Помолчим.
Виктус прочистил глотку. — И сколько точно того золота, о котором речь?
— Не… ме… рено! — Коска, затрясшись, всхлипнул. — Столько же сколько Орсо заплатил чтобы мы за него сражались.
— Эндике мёртв. Дорогой ценой нам досталось то золото. — Но выглядел Сезария так, будто всё же отметил положительные стороны.
— Очень дорогой. Чересчур дорогой. — Коска медленно встал. — Друзья… вы сможете взяться за приготовления похорон? Я должен следить за битвой. Мы должны продолжать мешкать. Ради него. Думаю, он был утешился этим.
— А деньги? — спросил Виктус.
Коска опустил руки на плечи каждого из двух капитанов. — Благодаря моей сделке нам не нужно сражаться. Эндике будет единственной потерей Тысячи мечей за сегодня. Можете сказать, что он умер за всех нас. Сержант Дружелюбный! — И Коска повернулся и протолкнулся мимо них на яркое солнце. Подле его локтя безмолвно скользила Ишри.
— Безупречное представление, — шепнула она. — Тебе в самом деле стоило стать актёром, а не генералом.
— Между ними не такая большая пропасть, как ты можешь вообразить. — Коска подошёл к генерал-капитанскому креслу и прислонился к его спинке, внезапно чувствуя усталость и раздражение. Учитывая долгие годы мечтаний о возмездии за Афьери, расплата разочаровала его. В ужасной потребности глотнуть, он нашарил фляжку Морвеера, но та была пуста. Он угрюмо всмотрелся вдаль. Талинцы отчаяяно рубились в жестокой схватке, шириной наверное в полмили на берегу нижнего брода, ожидая помощи Тысячи Мечей. Помощи, что никогда не придёт. По прежнему преимущество в численности за ними, но осприйцы всё ещё держали свой участок, суживали простор битвы, теснили их на отмели. Великая сеча налилась и сверкала, брод кишел людьми и разбухал запрудой из тел.
Коска тяжело вздохнул. — Вы, гурки, считаете у всего есть смысл? Что у Бога есть план и так далее?
— Слышала, так говорили. — Чёрные глаза Ишри скакнули с равнины на него. — И как ты думаешь, каков Божий план, генерал Коска?
— У меня большие подозрения что он заключается в том, чтобы посильнее мне досадить.
Она улыбнулась. Ну по крайней мере её рот приизогнулся к верху, показав острые белые зубы. — Ярость, паранойя и легендарное самомнение, ужатые до одной фразы.
— Сплошь замечательные качества, требующиеся командиру… — Он прикрыл рукой глаза от солнца, прищуриваясь к западу, в сторону хребта позади талинских линий. — А вот и они. Точно по расписанию. — Там показались первые флаги. Блеснули первые копья. Первые из того, что оказалось развёртывающимся большим войском.
— Наверху. — Затянутый в перчатку указательный палец Монзы (и мизинец естественно тоже), торчал в направлении горного кряжа.
Ещё больше новых солдат переваливало через гребень, милей-другой южнее того места, откуда сперва появились талинцы. Гораздо больше. Кажется у Орсо оказалось припасена ещё пара сюрпризов про запас. Наверно подкрепление из Союза. Монза провела ободранным языком по нёбу и сплюнула. Из умирающей надежды да в безнадёжность. Мелкий шажок, но никому не в радость. Ведущие знамёна подхватили порыв ветра и на мгновение развернулись. Она поймала их в подзорную трубу, нахмурилась, потёрла глаз и посмотрела в стекло снова. Ошибки нет, это раковина Сипани.
— Сипанийцы, — пробормотала она. Ещё минуту назад самые нейтральные люди в мире. — Какого хрена они бьются за Орсо?
— Это кто ещё сказал? — Когда она повернулась к Рогонту он улыбался будто вор, срезавший самый толстый кошелёк в своей карьере. Он широко раскинул руки.
— Возрадуйся, Муркатто! Ты просила — вот оно, чудо!
Она моргнула. — Они на нашей стороне?
— Несомненно, и прямо в тылу у Фоскара! И самое смешное, что всё это сделала ты.
— Я?
— Ты одна! Помнишь переговоры в Сипани, устроенные гордящимся собой угрюмцем, королём Союза?
Великое шествие по заполненным толпами улицам, хвала приветствий открывающим процессию Рогонту и Сальеру, насмешки презрения замыкающим Арио и Фоскару. — И что там?
— Я стремился к миру с Фоскаром и Арио не больше, чем они стремились к миру со мной. Моей единственной заботой было уговорить старого канцлера Соториуса встать на мою сторону. Я пытался убедить его, что если Лига Восьми проиграет, то жадность герцога Орсо не остановится у границ Сипани, каким бы тот не был нейтральным городом. Уж если мою молодую головушку снимут, следующей на плахе окажется его старая.
