Метательница кинжалов Линн, несмотря на глубокое равнодушие к жизни, в состоянии которого она пребывала большее время суток, была не менее язвительной, чем ее крылатая предшественница, и не собиралась никому уступать первенства в разговоре. Она сощурилась почти до предела, внимательно разглядывая сидящего перед ней Логана, уделив особое внимание его великолепным сапогам из тонкой кожи и сверкающим застежкам на камзоле.
— Разве кто-то мешает тебе, Магистр и Созидатель, все бросить и вновь отправиться бродить по дорогам? Но думаю, ты не захочешь добровольно спать на соломе после того, как несколько лет провел на шелковых простынях.
— Как ты не можешь понять! — глаза Логана внезапно засверкали зелеными искрами, и он подался вперед. — Если мир не способен существовать без власти, то пусть лучше в нем будет властвовать Орден — по крайней мере, мы точно будем лучше всех остальных! Ты не была в Круахане все эти годы, ты не видела, как на этих людей действует свобода! Я себе тоже бы пожелал никогда этого не видеть! Мы уничтожили Службу Провидения, но лучше от этого никому не стало!
— Поэтому ты теперь мечтаешь, чтобы Орден занял ее место? — Гвендолен приподняла уголки рта, но на улыбку это было мало похоже — скорее на гримасу.
Логан отшатнулся, но его черты быстро вернулись в прежнее бесстрастное состояние, и он скрестил руки на груди.
— Видимо, глупо ждать понимания и добрых слов от женщины, которая покинута и не находит удовлетворения.
— Я не верю своим ушам! Вечный девственник собирается убедить меня в своем знании женской природы?
Похоже, Логан исчерпал все свои возможности проявления каких-либо чувств на тот вечер, потому что ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Думаю, ты вряд ли помнишь Ивэйн… Ивви — она из Западного Круахана. Шесть месяцев назад она умерла в родах на Эмайне.
— Прости… Луйг… — Гвендолен наконец опустила голову, и ее прищуренные глаза перестали напоминать кинжалы. — Я… мне очень жаль.
- Зато я достиг своей цели. На Эмайне теперь есть наследник власти Ордена — а важно ли что-то остальное?
— Ты всерьез так думаешь?
— А разве ты не думаешь так обо мне? До чего еще может дойти наш с тобой разговор, Гвендолен?
Оба замолчали, глядя через плечо другого на темно-изумрудное небо. Тонкие епрья облаков, подсвеченные золотом луны, мерно двигались на север, и казалось, что над головой катятся плавные волны, что море и небо отражают друг друга в своей безмятежности. На фоне этого беспредельного, замкнутого в огромноый круг покоя странно звучали шум сборов и озабоченные голоса, раздававшиеся со стороны усадьбы. Дом Эвнория продолжал неуклонно готовиться к отъезду.
— Ты уже решила, куда поедешь?
— Вы говорите так, Созидатель, — Гвендолен вновь усмехнулась, но без лишнего яда, просто грустно. — словно передо мной огромный выбор.
— Конечно. Ведь вандерцы тоже звали тебя с собой. Не только Эвнорий, не говоря уже про некоторых его сомнительных домочадцах, не так ли?
— Допустим.
— И я зову.
Гвендолен невольно вздрогнула, встряхнув головой — и несмотря на коротко обрезанные рыжие пряди, она показалась Логану почти прежней, оттого что в ее взгляде засветилось что-то похожее на вдохновенное упрямство, переплетенное с несбыточной надеждой
. — Для чего? Что мне делать в Ордене?
— Ты же способна на все, что угодно.
— Вопрос только, кому угодно? — пробормотала Гвен, снова отворачиваясь.
— Ты напрасно считаешь, что если потеряла силу Чаши, то ничего не можешь и никому не нужна. Ты можешь все, И очень нужна мне, Гвендолен. Хотя бы для того, чтобы дерзить и выводить из себя.
— Тогда лучше тебе выпросить в спутники Дрея, — Гвендолен легко поднялась, поочередно поправляя кинжалы на шее, за поясом и в перекинутых через плечо ножнах — это занятие прекрасно позволяло долго не поднимать глаза и принимать сосредоточенный вид. — До его умения изящно хамить мне еще очень далеко. Иначе ты бы давно от моих слов впал в ярость и принялся топать ногами, вместо того чтобы заставлять меня объяснять очевидный факт, почему я не поеду с тобой. Это слишком… слишком сильное искушение.
— Искушение? — Логан приподнял одну бровь. Выше этого его степень удивления возрасти уже не могла. — Что ты имеешь в виду?
Гвендолен настолько плотно стиснула зубы, что было непонятно, как ей потом удалось их немного разжать, чтобы произнести:
— Я прекрасно понимаю, что если… протектором теперь является Гнелль… то кто… будет наместником Ордена в Круахане. И если он когда-то… приедет на Эмайну…Мне… я… не хочу с ним встречаться.
Логан тоже встал, отряхивая плащ, хотя к нему не пристало ни травинки. Он улыбнулся краешком губ, вновь с той легкой снисходительностью, которой раньше в его улыбке никогда не сквозило:
— Ты всегда была очень проницательна, моя дорогая Гвен. Но не сейчас. Ты можешь спокойно ехать со мной. Ты можешь даже когда-нибудь отправиться в Круахан с посольством Ордена — если у тебя возникнет желание там побывать.
Гвендолен медленно обернулась. Ее руки еще сжимали ножны девятого, непарного и любимого кинжала, висящего на шее на кожаном шнурке, но лицо начинало неотвратимо меняться. И происходящие с ним перемены были, похоже, совсем не такими, какие ожидал увидеть Логан, сын Дарста, Созидатель Ордена, поскольку он отшатнулся назад, как от внезапного порыва ветра.
— Что? — спросила она хрипло. — Что там случилось? Что произошло… в Круахане?
Имени Баллантайна она так и не произнесла. Но Логан, глядя в ее расширенные глаза с полным отражением перевернутой луны, отчего они показались глазами какого-то дикого животного, отчетливо вспомнил, когда у нее прежде было такое лицо. Когда они вдвоем стояли под лестницей в эбрийском Доме Аллария и ждали нападения людей Гарана, вытянув клинки вперед. Или когда она кубарем выкатилась из песчаного подземного хода и рванулась в атаку, не оглядываясь назад.
Логан невольно помотал головой, зажмуриваясь. Видимо, даже минутное промедление с ответом показалось Гвендолен настолько мучительным, что она молниеносно оглянулась по сторонам и метнулась в сторону, как вихрь. Она спрыгнула с балкона прямо на нижнюю террасу, не тратя времени на то, чтобы дойти до ближайшей лестницы, и Логан вторично закрыл глаза — ему показалось, будто она забыла, что за ее плечами больше нет крыльев. Но балкон был невысоким, и Гвендолен ринулась дальше, на мгновение упав на одно колено.
Она заметно прихрамывала, но не замечала этого. Она добежала до края террасы, где вровень с каменными плитами плескалось море, и где прямо на камнях, болтая ногами в воде, сидели младшие воины Ордена, быстрее всех закончившие укладывать свое незначительное имущество и готовые отправиться в путь хоть сейчас. Они с явным удовольствием слушали Дрея, бренчащего на каком-то странном инструменте с четырьмя струнами разной длины. Слова песни заглушало не столько бренчание, сколько взрывы хохота. Из этого следовало, что для ушей благонравных девиц они не предназначались ни в коем случае и, значит, в другое время Гвендолен не преминула бы вставить несколько комментариев, один сногсшибательнее другого.
