Старуха была совершенно неподвижна, казалось, что она давно мертва, и в каменном кресле сидит иссохшая мумия.
Пространство на вершине горы постепенно заполнялось тенями. Мерцали зелёные и красные светлячки — глаза таинственных созданий, слышались вздохи, приглушенные неприятные и непристойные звуки.
Все чего-то ждали.
Внезапно перед старухой возник обнажённый мужчина огромного роста с чудовищно развитой мускулатурой. Чресла мужчины были обёрнуты звериными шкурами. Лица его Вольфгер не видел.
Мужчина преклонил колена перед троном старухи и что-то ей сказал. Та не пошевелилась.
Тогда гигант встал и притянул из темноты за рога козла. Сверкнул нож, и из перерезанного горла животного хлынула чёрная в полумраке кровь. Откуда-то возникла чаша, гигант наполнил её козлиной кровью и протянул старухе. Из кучи тряпья метнулись сморщенные лапы и схватили чашу. Старуха поднесла её ко рту, глотнула, и…
Чаша со звоном покатилась на камни, дымящееся кольцо крови, расширяясь, скользнуло по вершине, и там, где оно прошло, из небытия возникали люди — в основном, женщины — животные и странные создания, которых Вольфгер видел только на картинах, изображающих ад и страшный суд — гигантские нетопыри, безобразные карлики, поросшие клочкастой шерстью великаны, словно вышедшие из ночных кошмаров полу-люди, полу-животные и полу-птицы.
Вольфгер посмотрел вперёд. Старухи больше не было, исчезло и каменное кресло.
На троне из чёрной стали сидела прекрасная женщина с распущенными волосами, обнажённая до пояса. Вольфгер глянул в её лицо и обомлел. Глаза женщины не имели зрачков и сияли ледяным голубым светом. Казалось, она была наполнена этим пламенем, пробивающимся сквозь глазницы.
— Великая Богиня, пришла Великая Богиня! Слава! Слава! Эвана! Эвой! — послышалось вокруг, и создания, окружавшие трон, стали валиться на колени.
Мужчина, принёсший в жертву козла, отступил за трон и скрылся в тени.
Богиня подала знак, и пришедшие по очереди стали подходить, целовать подножье трона и молча отступать на своё место.
Богиня молча принимала знаки поклонения.
Внезапно Вольфгер ощутил, что настала их очередь. Он взглянул на Уту, она кивнула. Они сделали шаг вперёд и оказались перед троном. Ута опустилась на колени, Вольфгер, который никогда в жизни ни перед кем не вставал на колени, остался стоять.
Богиня медленно повернула в его сторону голову. Казалось, это движение стоило ей неимоверных усилий.
— Человек?! Здесь?! — молвила она, и её голос, мощный и мелодичный, потряс Вольфгера до глубины души.
Внезапно из-за кресла выступил мужчина и что-то прошептал на ухо Богине.
— Ах, вот как? Редкий случай, очень редкий. — В голосе богини проскользнул смешок. — Ну, что ж…
Ответствуй мне. Ты — девица, наречённая Утой?
— Да, Великая Мать…
— И ты любишь этого смертного так, что готова ради него пожертвовать моим даром?
— Д-да, Великая Мать, прости меня, если сможешь…
— А ты, человек? Любишь ли ты эту девушку и понимаешь ли, какую жертву она готова принести ради тебя?
— Да, Великая Мать! — ответил Вольфгер, опускаясь на одно колено.
— Да будет так! — торжественно изрекла богиня, и её слова эхом отдались меж камней. — Девица, наречённая Утой, я освобождаю тебя от дара ведьмы! Отныне — ты простая смертная. Кот, иди сюда!
Кот, сидевший у ног Уты, прыгнул, на лету превращаясь в уродливого карлика, которого Вольфгер уже видел в замке Вартбург.
— Теперь все счёты до поры сведены. Прощай, Ута, и ты, смертный. Вы уйдёте отсюда невозбранно, но больше никогда сюда не вернётесь. Это место отныне запретно для вас. Но эта ночь — твоя, Ута, и твоя, Вольфгер — богиня впервые назвала барона по имени — помните, она особая. До рассвета ещё далеко, постарайтесь не потратить даром ни одной минуты!
Богиня закинула голову и расхохоталась, окружающая её нечисть ответила радостным лаем, воем и визгом. Какая-то могучая сила подхватила Вольфгера и Уту, миг — и они уже за стеной тумана. Окружающая местность разительно изменилась, сначала Вольфгер даже подумал, что их вынесло на противоположный склон горы. Угрюмый ельник исчез, его сменил светлый, чистый лиственный лес. Перед ними была уютная поляна с маленьким гротом, устланным свежей травой, в песчаном русле журчал ручеёк.
Ута потянула Вольфгера на поляну, одним движением распустила шнуровку платья и, дождавшись, когда оно упадёт к её ногам, обняла своего избранника, заглянула в глаза и прикоснулась к его губам в робком поцелуе.
Мир исчез, и двое, ставшие одним, опустились на траву и ночные цветы, пахнущие дурманной горечью.
* * *
Они проснулись на рассвете и, взявшись за руки, тихие и полные тем, что с ними произошло этой ночью, стали медленно спускаться. Вольфгер с изумлением увидел, что его тело окружает радужный, светящийся ореол. Точно такой же ореол появился вокруг Уты.
— Что это? — изумлённо спросил он.
— Броккенское диво. Я слышала о нём, но никогда не видела. Говорят, это знак особой милости Великой Богини, она отметила нас.
— Ты — как ангел Господень, у тебя вокруг головы нимб, и лицо сияет…
Ута нежно улыбнулась и приложила пальчик к его губам.
Они пошли вниз, где на поляне их ждал Карл.
Вальпургиева ночь закончилась.
Начинался новый день.
13 мая 1525 г.
— Ну, вот он, имперский город Мюльхаузен, — сказал Вольфгер, придерживая коня у ворот в крепостной стене.
— Надо же — город… — хмыкнул Рупрехт, выглядывая из-за плеча отца Ионы, с которым ехал на одной лошади, — судя по укреплениям, — это не имперский город, а имперский замок, построено-то на совесть!
Действительно, городские стены и сторожевые башни, сложенные из серого камня, выглядели внушительно.
— А что есть такое — имперский город? — поинтересовалась Алаэтэль.
— Это значит, что горожане платят налоги в казну императора, а не курфюрста, — пояснил Вольфгер, — и подчиняются только власти императора. Имперских городов в Германии немало, и это всегда богатые города, ведь чтобы получить этот статус, нужно внести в казну очень много денег. Вот Дрезден, например, не имперский город, и Виттенберг тоже нет, а Нюрнберг и Вормс смогли купить автономию.
— И что же мы будем делать в сём славном городе? — спросил гном.
— Ты — как обычно, будешь сидеть в трактире и накачиваться пивом, а я пойду искать контору Фуггеров. Только я тебя прошу, Рупрехт, никаких карт или костей!
