— Кажется, я начинаю понимать…
— Сочувствующие нужны были, что ли, или посредники… Нет, не объяснить.
— Всё это невероятно. Я думаю, им прежде вы нужны были. Иначе зачем?.. Возможно, как радикальный посредник? Теперь многое для меня выясняется — понимаете, дюк, я очень Измерителей боялся, теперь же понимаю, что я просто этих троих боялся, смерть чуял. Я в вас спасения искал. Ведь вы особая личность, ведь вы ацтекского верховного жреца… Ведь вы всё заранее знали, оттого и мятеж подняли. И на верную гибель повели к ацтекам, оттого что знали — не погибнете. Ведь так? Ведь верно?
— Эк вы меня, полковник. Да если б я всё это знал… Итак, Кэннон, вы боялись этих троих и решили опереться на меня. Что дальше?
— Я решил, что в ранге руководителя организации вы сумеете обуздать Измерителей, то есть я так полагал. А на самом деле — чувствовал, что разделаетесь с этими тремя. Еще до нашей встречи на квартире Пимского, это предложение было у меня в кармане. Вызвать вас по делу Пимского — удобный предлог для переговоров. Каково же было мое изумление, когда вы сами предложили…
— Значит, обрадовались. Скажите, полковник, зачем вы меня мучили уголовными подозрениями? Вы были, голубчик, по-жандармски бесцеремонны. Знали ведь, что меня пугать бесполезно. Теперь же рассказываете, что полагали меня суперчеловеком. И на суперчеловека возвысили голос — где логика, полковник?
— Э-э, да что там. Ваше сиятельство, я готов на коленях просить прощенья. Вел себя как бастард. Совесть, жестокая совесть, терзает меня… А может, я поддался психопластике, может, я продался им? Может, я губил вас? Ведь они были не против вашей кандидатуры, они первыми поддержали мою идею. А может, и не моя это была идея, а их?..
— Полноте, милейший Кэннон. Еще раз призываю — успокойтесь. Разбираться в темных хитросплетениях иллюзий — дело неблагодарное. Что вышло, то вышло. Главное — вы всё же явили себя человеком. Однако теперь для меня многое разъяснилось. Итак, погубить этим старичкам мир своей иллюзией мешал я. Почему я — они не понимали. Что я такое — для них загадка. Значит, надо меня устранить. Как? Единственным им доступным способом — психопластикой. Но в личной встрече у них ничего не вышло. Тогда по-другому: опутать меня паутиной иллюзий — для этого и сочинено предсказание про топор. Иллюзия заменила реальность, и в новой реальности мне уже места не было.
— Грешен, ваше сиятельство, проморгал. Белобок ведь как увидел, тогда на сеансе? Асессорская шинель и, главное, ваше сиятельство — убийство не до, а после службы.
— Коварны были старички. А кстати, где они сейчас, полковник?
— Наконец-то на своем законном месте — в психолечебнице! На рассвете их и свезли. После посещения завода я со своими людьми выехал на Городничью. Полную операцию организовал — весьма страшно было. А там полусгнивший дом и трое безумцев — именно старикашки, всё хихикали да мычали. Как только освободился с ними, поспешил к вам, но вы уже выехали во дворец. Вот, собственно, и всё, дюк.
— Что ж, полковник. Будем считать дело закрытым, а наши разногласия исчерпанными. Теперь поговорим вот о чем. Мне известно, что дело о покушении на меня поручено вам. Как вы намерены его вести?
— Гм. Щекотливое дело.
— Это-то я понимаю. Итак.
— Задержанный сказался капитаном. Действовал, по его версии, от имени Союза православных офицеров. Уже был обыск на штаб-квартире, с изъятием. Представляете, дюк, наличествует в их списках, как и в списках офицеров N-ского полка. Но мы-то с вами знаем, кто он таков. Этот человек — сторож дома на Городничьей, он у них в услужении давно. Я, когда возглавил в организации внутреннюю охранную службу, — всех проверял. Поинтересовался и у этого типа — кто он таков. Он молчит. Что ни спрашиваю — молчит. Паспорт всё же предъявил. По документам — Никифор Оникс, мещанского сословия, из Твери. Посылаю запрос в Тверь. Отвечают — имеется такой Оникс. Женат на Калине, в девичестве Речная. Я понимаю так: эти трое — а они в организации самыми таинственными и зловещими людьми были, как же, они особую проверку осуществляли, — дали своему сторожу негодную легенду, не озаботились правдоподобностью. Что ж, думаю, вы меня за дурака держите? Взыграла, понимаете, во мне офицерская гордость. Нет, думаю, я этого дела так не спущу. Пойду до конца. Сторожа под наблюдение — куда ходит, с кем общается, а сам — лично в Тверь. Нашелся там Оникс Никифор со своею законной супругой. Говорит — всегда в этом доме проживал, это дом его родителей, и города никогда не покидал. Поговорил я с ним крепко. Вижу — человек ни сном ни духом. Ладно, обратно в столицу, и к этим. Говорил с ними в довольно резкой форме. Пшик в итоге. Заморочили меня. И напоследок прямо в глаза требуют — нашего сторожа не трогать! Может, с того момента я их взненавидел. А этот сторож — ух, как я до него добраться желал.
— Вот вам и представилась возможность.
— Возможность, говорите? Да, факты обличают твердо. Но мне не ясно. Еще вчера — сторож. Сегодня — офицер, имеется во всех списках. Жалованье получает еще с бог весть какого года. При том, что я доподлинно знаю, куда он ходил и с кем говорил за пределами того дома еще вчера и во все дни. Никаких связей ни с армией, ни с офицерским союзом. Как такое могло статься? Ну хорошо, возьму я его на допрос. Дело политическое, следовательно, должны быть и мотивы соответствующие. Идеи должны быть. Идеи понятны — за кого вас принимают в Синоде и Генеральном штабе, нам известно. И что же? Я буду сидеть и прилежно записывать за ним всю эту чушь? Или что? Какие у сторожа могут быть идеи? Разве что для отвода глаз станет мне их излагать? На хозяев своих не покажет, я знаю. Что же мне, комедию со следствием разыгрывать? Опять пойти на поводу у этих старикашек, принять их очередную липовую легенду? Увольте меня…
— Вы знаете, Кэннон, на допросе вы обнаружите настоящего фанатика, да такого, каковых и не встречали. А станете расспрашивать о службе в полку или собраниях в их Союзе — всё расскажет, события десятилетней давности раскроет, и свидетели тому найдутся. Так-то. Это уже не легенда с Тверью, это психопластика. Истинной реальности, где сторож был сторожем, больше нет, она замещена вот этой. Вас еще поразят сослуживцы новоиспеченного капитана. Они вам весь его послужной список расскажут, а те, что из Союза, — поведают, что он говорил на их собраниях. Поэтому забудьте о стороже, его не было. А был и есть капитан N-ского полка. Так его и принимайте, так и дело ведите.
— Невероятно. Как можно в такое поверить? Да-да, всё так, всё сходится, но как поверить?
— Верить — не верить… Вера, когда есть очевидные факты, не потребна. Есть факты — исходя из них поступайте.
