- Что?!
Глаза Брячислава расширились, и князь медленно произнёс:
- Спроси его, может ли он показать дорогу туда?
Путята проквакал сказанное на латыни, и монах часто-часто закивал головой в знак согласия. Гостомысл взглянул на брата, и получив от того немое согласие, сказал:
- Скажи монаху, что мы сохраним ему жизнь, если он покажет нам путь в те места. Не обманет – будет жить. Если солгал – рыб в море много, и все есть хотят.
Жрец вновь перевёл славянские слова, и Брендан снова закивал головой, заколотил себя в грудь, забормотал. Брячислав махнул рукой:
- Уведите его, и стеречь, как зеницу ока.
Двое дружинников вывели пленного через уже давно распахнутые настежь ворота.
- А с прочими что делать, княже?
Старший воин показал на церковь, из которой по-прежнему доносилось заунывное пение, и Гостомысл зловеще усмехнулся:
- Друиды поведали мне, что сии служители обожают жечь тех, кто не верует в их Бога, живьём на кострах. Так поджарьте их тоже.
…Без лишних слов воины принялись за дело: они сносили к стенам строения дрова из больших поленниц, вытаскивали из келий мебель, подтаскивали деревянные телеги, в обилии стоящие под навесами. Между тем монахи внутри спохватились – молитва давно закончилась, но попытка выйти из церкви не удалась. Поднявшись же на звонницу, они обнаружили, что двор полон воинами в неведомом им вооружении и одеждах, занятых деловитым грабежом. В ужасе служители замолчали, надеясь, что это просто грабители, и насытившись, чужие уйдут, сохранив жизнь обитателям монастыря. Между тем славяне уже закончили с дровами, подкатив пару бочек с маслом, найденным на поварне, ловко вышибли днища, вёдрами обильно полили дерево, покрывающее церковь до середины стен. Путята высек огонь, запалив факел, затем медленно произнёс нараспев:
- Истинным Богам приносим в жертву нечестивцев, поклоняющихся Проклятому Истинными Богами.
Широко размахнулся, и, прочертив короткую дымную дугу, факел упал на груду дров… Миг, и первый, ещё робкий огонёк пробежал по расколотому вдоль бревну. Другой, и вдруг жадно, с рёвом набросился на обильную пищу, вкусно приправленному маслом. Высокое пламя с гулом взметнулось выше крыши, с такой жадностью, что затрещали волосы от жара у тех, кто стоял ближе всех. Вопль ужаса донёсся изнутри церкви, но голос огня было громче. Спустя некоторое время строение превратилось в вулкан, извергающий из себя обломки камня, лопающегося от неимоверного жара. А крикии сгорающих заживо монахов стихли почти мгновенно. Друид с сердитым видом направился к князю, подойдя ближе, плюнул тому под ноги:
- Легко ты отпустил их князь!
Брячислав, при этом действии чужака схватившийся за меч, с усилием разжал пальцы, сузив глаза, медленно процедил:
- Ты, жрец, оказывается, и на нашем языке говорить умеешь?.. И это, по-твоему – легко?
Тот упрямо повторил:
- Легко. Видел бы ты, что они творили здесь по округе…
Отвернулся в сторону, но его нагнал голос князя:
- Росичи наслаждения в чужих муках не ищут и не видят. Запомни это, друид, и передай своим.
Затем, спустя мгновение, послышалась команда:
- Возвращаемся!..
…Плотный строй дружинников покинул чадящие, жутко воняющие горелым мясом развалины церкви и вышел за ворота бывшего монастыря. В середине вели пленного монаха, накинув ему верёвку на шею и скрутив руки за спиной. Князь знаком поманил к себе Храбра и Слава и, вручив юношам конец пут, сурово бросил:
- Головой отвечаете.
Оба отрока вытянулись, ударили себя кулаками в грудь, кивнули головами... Первые вёрсты пути прошли спокойно. Пыльная дорога, белая трава по её краям. Кто-то из воинов нагнулся, на ходу сорвал пучок, понюхал, скривился, выбросил, пояснив товарищам:
- Вроде с виду сочная, а горечью отдаёт. На такой хороший скот не вырастишь…
Монах торопливо перебирал босыми ногами, стараясь не отставать от идущих ровным воинским шагом воинов, по-прежнему не переставая что-то шептать себе под нос. Прислушавшись, Храбр уловил: «Домине», «Амен», «Езус Крайст» и другую тарабарщину. Махнул рукой другу:
- Похоже, Проклятому молится.
Тот сурово взглянул на съёжившегося от такого взгляда пленника, бросил:
- Тот ему теперь не поможет.
Дружинники перевалили холм и вдруг встали, как вкопанные – в низине так же замер воинский строй:
- Ромеи!
…Плотные ряды продолговатых прямоугольных щитов, уже виденные славянами ранее, на плавучей каторге, ощетинились рядами копий. Надо отдать должное выучке противника – те сбили коробку почти моментально, буквально за мгновения. Непривычного вида шлемы с гребнями, те же, с ремнями, доспехи и голые ноги. Но в этот раз им противостояли не полуголые пикты, а настоящие воины, с ног до головы закованные в сталь и железо. Раз, и самые сильные и опытные продвигаются в передние шеренги. Два – монаха и отроков задвигают в глубину строя. Три – ряды дружинников перестраиваются в клин. Так же, как и у римлян, сталкиваются с треском ростовые щиты и выстраивают стену, зло ощетинившуюся копьями. Но есть и различие – щиты славян прикрывают воинов почти с ног до головы, а копья держат товарищи щитоносцев, готовые орудовать ими обеими руками. Да и оружие у них длиннее римского. Но и это не всё – в отличие от римского неполного легиона из шести манипул славяне бьются тройками – копьеносец, щитоноша, и секиробоец. Боец, вооружённый двуручной широколезвийной секирой на длинной, окованной металлом рукояти. И всё это одновременно со всеми. Каждая тройка – звено одной стены – дружины. Свистнула свирель в руках Путяты-жреца, и по её звуку все одновременно сделали первый шаг. Брячислав вскинул руку, и из-за стены щитов ударил дождь стальных стен. Лучшие из лучших принялись за работу. Тяжёлую, страдную воинскую работу. Пять смертей в воздухе. Шестая – на тетиве. Попасть в глаз оленю с трёхсот шагов – для них детская забава.
- Барра!
Тот же, уже знакомый славянам крик снизу, от ромейского строя. Голоногие переходят на быстрый шаг. У них бьёт барабан. Хрипло вскрикивает невиданная доселе труба, опоясывающая трубача, и затихает, издав непонятный звук – меткая стрела жалит музыканта в шею, пробивает её, заставив несчастного захлебнуться собственной кровью и выплеснуть её окровавленными губами в буксин. Спустя мгновение падает барабанщик – стрелки славян бьют метко, часто и зло. Без промахов. Щиты моментально обрастают жуткой щетиной, мешая воинам. Но через мгновение славянские стрелки меняют прицел, и на этот раз противнику приходится гораздо хуже – стальные острия находят щели в сплошной стене, прошивают поножи, валя солдат на землю, проскакивают в узкую полоску между шлемом и краем щита. Легион, тем не менее, атакует, теряя одного за другим свои солдат. Строй взбирается на холм по узкой дороге, оставляя за собой холмики тел и уменьшаясь на глазах. Монах замер, скрестив связанные руки на груди, а Храбр толкнул Слава:
