— Сестра, не найдется ли у вас башмаков побольше и посвободнее, чем эти?
— А с этими то, что? - сухо спросила Текла, с подозрением оглядывая башмаки, протянутые ей Никой.
— Они не налезают на теплые носки. Я старалась и так и эдак, но ведь если даже я и натяну их на него, то ничего хорошего из этого не выйдет. У бедняги и так разбиты ноги, и как он потом будет ходить в них, таких тесных. Он же еще больше растревожит раны на ступнях. Я уж не говорю о том, что если ему удастся их как-то стянуть, то уж потом он их нипочем снова не наденет.
Выслушивая Нику, Текла с жалостью смотрела на нищего, все продолжавшего петь одно и то же и принялась копаться в коробе с поношенной обувью, вскоре выудив, оттуда деревянные сабо с кожаными ремешками, держащихся на пятке.
— Вот возьми, примерь их ему. Если не подойдут, вернешь их мне и я подыщу другие башмаки.
Ника три раза подходила к сестре канстелянше, пока они не нашли то, что нужно. Обув нищего, Ника сунула ему в котомку из мешковины его старые башмаки, подняла его со скамьи и поддерживая под руку, повела в трапезную. Как только сестра Бети поставила перед ним миску с овсяной кашей, лепешки и сыр, нищий бросил петь, жадно накинувшись на еду. Прежде чем оставить его, Ника сунула ему в руку несколько медных монет, что были у нее при себе и которые нищий, тут же судорожно, сжал в кулаке. До полночи монастырь принимал паломников, расселяя их в лечебнице, богадельне, кормя и леча. Ника освободилась под утро, в часу третьем, принимая и обмывая разбитые ноги беднякам, потом поднося воду и наполняя ею кадки в которых, уже другие сестры, обмывали ноги путникам. Сестра Терезия, осматривая все прибывавших больных, пообещала ей, что пойдет отдыхать, как только ее сменит кто-нибудь из сестер. Ника добралась до хижины и рухнув на скамью, тут же уснула.
Утром ее разбудил звон колокола. Не чувствуя себя отдохнувшей Ника, отряхнув рясу и поправив покрывало на голове, отправилась на утреннюю службу. Сестра Терезия так и не появилась в хижине, видимо заночевав в больничном корпусе. Сдерживая судорожные зевки, Ника брела в серых утренних сумерках в сторону храма, пока не заметила, что одна из сестер искоса наблюдает за ней, но увидев, что замечена, быстро опустила взгляд. Ника не придала этому значение, да и позабыла тут же, но когда она поднялась на хоры, сестры до того, что-то тихо, но горячо обсуждавшие, при ее появлении замолчали, так и не перекинувшись после друг с другом ни словом, пока на хоры не поднялась сестра Изабелла с недовольным лицом и сурово поджатыми губами. Подойдя к органу, она сделала хору знак приготовиться. Внизу, мать Петра читала последние слова службы. “Что происходит?” - терзалась Ника, исполняя свою кантату. Она чувствовала вокруг себя какую-то отчужденность и напряжение.
После службы на хоры поднялась молоденькая послушница и приблизившись к сестре Изабелле, что-то тихо сказала ей, испуганно взглянув на Нику, тут же потупившись. Не вставая из-за органа, сестра Изабелла повернулась к Нике, сухо объявив ей:
— Вас призывает к себе мать настоятельница. Следуйте за послушницей.
Спрятав руки в рукава рясы и опустив долу глаза, Ника последовала за послушницей, делая вид, что не замечает украдких взглядов и перешептывания за своей спиной. Она до мелочей перебирала в памяти вчерашний день и нынешнее утро, но не могла припомнить ничего такого, что можно было поставить ей в вину. Вроде она не совершала никакого проступка. Тогда почему ее сторонятся? В чем дело-то? Спустившись с хоров, послушница провела ее в маленькую комнатку за алтарем. В ней кроме матери настоятельницы, ее поджидала еще и сестра Текла. Когда послушница, тихой мышкой, шмыгнула обратно за дверь, последняя сразу же набросилась на Нику.
- Ты… ты осквернила наш монастырь! Ты во всем виновата! - ее обвислые щеки тряслись от гнева.
Она повернулась к настоятельнице и припечатала:
— А, я говорила вам, предупреждала вас, что не следовало оставлять здесь эльфийку. Я говорила вам, что надо сразу же выставить ее отсюда, как только она придет в себя. Вы не послушались, пожалели ее и вот, что из этого вышло!
Мать Петра лишь досадливо поморщилась, но сестру кастеляншу не перебивала и когда та умолкла, долго молчала в раздумье.
— Ты обладаешь многими талантами, — наконец проговорила она, глядя на Нику. — Ты умеешь читать и писать; поешь голосом ангела; прилежно ухаживаешь за больными и не гнушаешься никакой работы и по словам сестры Терезии ты преуспела в искусстве врачевания.
Мать Петра остановилась, внимательно глядя на Нику.
— Это звучит как обвинение, - улыбнулась Ника.
На что мать Петра печально покачала головой. Взбешенную сестру Теклу вовсе не устроила подобная мягкость настоятельницы и она снова накинулась на Нику:
— Тебе было известно о том, что в монастыре нельзя творить колдовство, но ты… ты попрала законы обители, приютившую тебя, неблагодарную нелюдь.
У Ники вытянулось лицо. Как им стало об этом известно?
— Видите! - возопила, обрадованная тем, что ее слова невольно подтвердились, кастелянша. — Она полагала, что никто не проведает о том, что она с ведьмой, позапрошлой ночью творили гнусную ворожбу на кладбище. Видите, как она изумилась тому, что нам стало все известно. Но Вседержитель видит все и он наказал гнусную ведьму, извергнув эту нечестивицу из нашей обители и душа ее будет проклята.
— Не горячись сестра, — настоятельница успокаивающе подняла руку, останавливая разошедшеюся Теклу. - Прошу тебя не оскорбляй нашу усопшую сестру. Она ушла мирно, тихо, даже не пытаясь передать никому свой проклятый дар, унеся его с собой в могилу. Мы исполним свой долг по отношению к Режине.
— Может так и есть, как вы говорите, матушка. Может она и не передала никому своего дара, — сестра Текла покосилась на Нику. — Зато она утащила с собой жизнь еще одной нашей сестры.
— Что? - позабыв о почтительности, перебила ее Ника, переводя испуганный взгляд с кастелянши на настоятельницу.
— Сегодня ночью умерла, внезапно отдав душу Вседержителю, сестра, что отчитывала молитвы у гробы Режины — тихо объяснила ей настоятельница, снова поднимая руку, чтобы предупредить, открывшую было рот сестру Теклу.
Та, горя праведным гневом, словно налетела на несокрушимую стену и ей осталось только открывать и закрывать рот.
— От чего она умерла? - спросила Ника, прикоснувшись ладонью ко лбу. Так в монастыре отдавали дань уважения, почившим монахиням.
— У нее перестало биться сердце, — пояснила мать Петра, вновь кинув предостерегающий взгляд на вскинувшуюся было сестру Теклу.
— Что-то уж больно вы защищаете ее, — недовольно заметила та, не смотря на всю почтительность, что питала к настоятельнице и потребовала: — Лучше спросите-ка ее, что они с ведьмой делали на кладбище ночью? Пускай попробует оправдаться?
