Техей нахмурился, присел рядом. Когда речь зашла про Эола, в голову ему снова ударили сотни мыслей, чувств и эмоций, многие из которых не имели имени ни на одном из человеческих языков. Горечь утраты, сожаление, стыд, желание вернуть все как было, поступить по-другому…
— Эй, — Гарт ткнул Техея в плечо кулаком. — Не спи.
— Папа… — задумчиво вздохнул парень. — Он учил меня держаться племени. Учил, что все люди разные, но всех можно понять и принять, со всеми можно найти общий язык.
— Ну и дурак, выходит, твой папа… — устало вздохнул Гарт, закрывая свой единственный глаз.
— Сам ты дурак, дядя, — обиженно, тихо сказал Техей. — Прячешься тут, как крыса, кровью кашляешь. А толку? Все-равно же поймают. Нет бы собрать народ, дождаться, когда те расслабятся, и…
— И что? — усмехнулся мужчина сипло. — Накинуться на них всем скопом, так? Без оружия, без умения драться, да? На людей с арбалетами и гарпунами. Ну-ну.
— Все еще лучше, чем прятаться по норам и терпеть, — Техей фыркнул, надвинул на лицо маску. — Но дело ваше. Хотите сидеть — сидите. А я пойду. Пусть попробуют меня взять.
Гарт не стал его останавливать, лишь покачал головой, глядя как все дальше и дальше удаляется невысокая мальчишеская фигурка по гулкому, сырому тоннелю. А сам он так и сидел на своем месте, не желая никуда выходить, ни с кем бороться и вообще попадаться кому бы то ни было на глаза. Тоннельных, диких людей устраивала и такая вот, жалкая жизнь, и плевать они хотели на возвышенные мечты и идеалы одинокого, идущего куда-то мальчика.
Через, примерно, километр Техей свернул с канала на дублирующий тоннель, сухую магистраль, уходящую влево, к другим цехам, и вперед, к узловой станции, где он мог поймать поезд до центральной АЭС. Может, конечно, придется сделать пару пересадок, но уж там, на транспорте, он доберется до места назначения за считанные дни — так ему казалось.
Вскоре, спустя еще час (или больше — времени в тоннелях не ощущаешь), Техей вышел к еще одному проходу, круглому тоннелю, пересекающему магистраль почти перпендикулярно. Это был железнодорожный тоннель, и сама железная дорога, поднимаясь над магистралью, проходила над ней, по бетонному мосту, исписанному различными надписями.
Здесь явно бывали люди, и, судя по всему, часто. На бетоне можно было прочесть как похабные словечки, так и чьи-то имена: "здесь был", многократно повторяющееся, чередовалось с мужскими, а иногда и женскими именами. Дейем, Ной, Келена, Афос, Хек… Десятки людей оставили свой след здесь, под железнодоржным мостом, и, не выдержав, Техей добавил свою, маленькую, убористую надпись на новоэллинском:
"Здесь был Техей".
Довольный, почему-то, проделанной работой, опьяненный внезапно навалившейся на него свободой (а надпись стала подтверждением — никто больше не скажет ему как и что делать), мальчик бодро зашагал прочь, по темному тоннелю, освещая себе путь тусклым экраном атласа.
"Гидроманты бы тут от страха обделались", — подумал, улыбнувшись, он. — "Мы-то привыкли к таким местам".
Энтузиазм, впрочем, быстро сошел на нет. "Мы" — короткое, но почему-то полное печальной лживости слово. Какое там "мы"? Эола продали, Техея преследуют — мальчик буквально чувствовал, что за ним по пятам, растекаясь потоком грубой силы по бесконечным тоннелям, цехам и пустым помещениям, следуют агенты Архитекторов, тянут к нему свои руки. Им нужен был атлас, а еще он был нужен Эхемносу, лидеру сопротивления.
"Сопротивление!", — вспыхнула в сознании Техея простая мысль. — "Вот кто мы! Вот кто я! Я — член сопротивления!"
Такой титул, пусть и ничем не подкрепленный, радовал Техея, пожалуй, еще больше, чем звание благородного петраманта. Его юношеская, горячая кровь вскипала, душа и сердце требовали перемен, требовали бороться с застоявшейся, дряхлой системой. Словом, Техей был обыкновенным, нормальным подростком, пусть и с печальными, меланхоличными взглядом и голосом. И желание действовать, извечное желание бороться с кем бы то ни было, с любым врагом, какой найдется, на самом деле помогало ему в эту минуту — голоса в голове, то и дело пугающие его, почти исчезли, их место заняло подростковое бунтарство.
Впереди, в конце тоннеля, виднелся свет, льющийся из маломощных ламп накаливания. Оттуда слышались голоса людей, топот множества ног — место было явно оживленное. Когда на свет вышел Техей, путь ему преградили двое крепко сложенных мужчин железных панцирях, в руках у каждого окованная железом дубинка, на поясе — оружие посерьезнее, что-то клинковое. Один из них поднял руку, вглядываясь в пришельца, изучающе осматривая его с головы до ног, и, наконец, спросил:
— Кем будешь?
— Я Техей из… — он замялся, думая, стоит ли раскрывать свою принадлежность к подполью вот так просто.
"Нет, Эол даже мне не рассказывал о таком", — тут же подсказала правильный ответ логика. — "Никому нельзя верить, папа так говорил. Лучше побуду-ка я петрамантом."
— Техей из Ортеан, — наконец выговорил парень.
Эта короткая заминка вызвала у стражей еще больше подозрений. Место было нелегальное, хозяину этого славного черного цеха — так называли нелегальные, не вписанные в бюрократический реестр цеха, действующие или только потребляющие, — было и без того не просто отваживать отсюда снующих повсюду агентов Архитекторов. Для агента, прочем, пришедший в цех юноша был как-то слишком простоват, да и торчащие во все стороны белые кудри слишком бросались в глаза, чтобы делать такого человека шпионом.
— Петрамант или украл? — стражник кивнул на маску на лице Техея.
— Маски подгоняются под размеры владельца, это же сложное устройство, — ответил юноша. — Я свою заслужил.
— Хм, — стражник усмехнулся, оба они отошли в стороны. — Ну, проходи.
В цех вела довольно хлипкая на вид помятая железная дверь с зарешеченным окошком, а вокруг нее — перегородка из арматур, которую Техей мог бы перерезать меньше чем за минуту. С другой стороны кто-то третий щелкнул большим, отлитым из меди ключом в тяжелом замке, отпер дверь и приоткрыл ее, пуская мальчика в цех.
Такого Техей не видел еще никогда за свою короткую жизнь. В просторном, уходящим далеко вперед, одной длинной, почти бесконечной улицей, простирался яркий, полный разноцветных огоньков цех. Он был похож на небольшой, но очень густонаселенный подземный город, который проектировал какой-то старый, больной на голову петрамант. Вместо привычных разделений по удобным блокам, вместо конструкционного расчета, безопасных расстояний, показателей аэрации, инсоляции и всего прочего, что, как думал Техей, нужно живому человеку — душная, тесная улица, плотно стоящие друг к другу дома, похожие на сложенные хаотично детские кубики — бетонные, жестяные, из контейнеров, цистерн и всего, что можно только представить. И повсюду огни, огни и огни, сводящие с ума, яркие и кричащие, как будто весь цвет и всю красоту Плиоса собрали в одном небольшом, скрытом от глаз посторонних цехе. И главное, что бросалось в глаза — вдоль главной дороги, каждые три метра, людей, толпящихся на улице, окружали искусные статуи в античном теле, с обнаженными или прикрытыми лишь легкой шелковой тканью сверкающими, переливающимися разноцветными огнями телами.
Раскрыв от удивления под маской рот, Техей медленно двигался в толпе людей, тесной и иногда злой — странные люди в глухих балахонах, плащах, мантиях и традиционной одежде пихались локтями, толкались, будто бы спешили куда-то. Иногда мимо общей толкучки, раздвигая поток людей, медленно проезжала железная телега, влекомая мотоблоком, в которой, внутри железной арматурной клетке, битком набиты люди, грязные, побитые и несчастные.
"Рабы", — подумал Техей. — "Точно рабы. Повезли новому хозяину."
Выскользнув из толпы людей, Техей прижался к бетонной стене ближайшего дома, встал на носочки, пытаясь разглядеть уезжавшую в тоннель, из которого пришел юноша, телегу. Какие-то люди о чем-то переговаривались подле нее, показывали стражам какие-то длинные, исписанные мелкими буквами грамоты. Человек в сиреневом балахоне сунул стражу в ладонь, оглядываясь, сверкающую монетку.
